Радогощь (СИ) - Ляпина Елена

– А мы не задохнемся под снегом? – со страхом произношу я.

– Нет, конечно, – смеется она и тушит свечу.

Следую её совету, забираюсь обратно под одеяло, радуюсь выпавшей возможности не топать сегодня по заснеженным улицам, таская тяжелую сумку, а вместо этого понежиться в постельке сколько мне вздумается. Кладу голову на подушку и сразу же засыпаю.

Просыпаюсь как-то вдруг, будто от толчка. Распахиваю глаза – светло в комнате, значит, сошел снег. Лежу, смотрю по сторонам, лень вставать, хорошо в тепле. И вдруг за окном как раздастся: «бух, бух», что даже стекла в створках зазвенели. То ли землетрясение началось, то ли опять что-то происходит на этом чертовом комбинате, который вроде заброшенный.

Мигом выскакиваю из-под теплого одеяла, отдергиваю занавеску, снег немного оттаял, уже появилась щелочка, через которую можно выглянуть на улицу. Там ходит кто-то огромный и лохматый. Гигантский белый медведь!

– Не бойся, – раздается голос Серафимы Трофимовны, да так неожиданно, что я подскакиваю, – это дух зимы пришел проведать нас.

Медведь топчется огромными лапами, принюхивается к морозному воздуху, проходит мимо нашего дома, от его шагов аж тарелки на столе подпрыгивают, и пропадает в завесе холодного тумана.

– Поспи ещё, – говорит мне Серафима Трофимовна.

Толкает меня обратно на диван, бережно накрывает одеялом, кладет свою ладонь мне на макушку, начинает припевать, убаюкивать. Глаза слипаются под её чарующим голосом, и я снова засыпаю. Снится мне пустота и я в ней всё блуждаю и блуждаю в поисках выхода, но никак не нахожу. Словно заранее знаю, что не выбраться мне отсюда.

– Дарина, вставай, уж солнышко высоко поднялось! – слышу, как будто издалека голос Серафимы Трофимовны.

Иду на голос и вроде бы выхожу из тумана на свет, открываю глаза.

Я всё ещё здесь, на диване у Серафимы Трофимовны.

Зеваю, потягиваюсь, пытаюсь приподняться. Вроде немного поспала, а ощущение, что несколько месяцев пролежала без движения. Разгибаю одеревеневшие конечности. Серафима Трофимовна раздергивает шторы, яркий солнечный свет врывается в комнату. Прищуриваюсь, выглядываю на улицу – снег почти весь растаял, так ещё остался кое-где в тени покосившихся заборов и в ложбинках, лежит с грязными боками, а повсюду уже чернеет мокрая земля да поблескивают на солнце огромные лужи.

– Хватит бока пролеживать, пора уже почту разносить, – ворчит Серафима Трофимовна и лезет снова в тот большой шкаф.

И выдает мне теперь вместо полушубка – куртку, а вместо валенок, не по размеру большие резиновые сапоги. Вздыхаю, завтракаю и снова отправляюсь на почту. Беру у Пелагеюшки большую тяжелую сумку с письмами и снова отправляюсь по адресам.

Хожу по дворам, мешу грязь, кое-где даже чуть ли не засосало мой сапог в большой луже, раскладываю письма по почтовым ящикам и внимательно присматриваюсь ко всему в поселке.

Удивительно как за такое малое время всё так изменилось. Словно была зима, а сейчас уже весна. Солнышко пригревает спину, тает последний снег, высыхают лужи, небо на глазах расчищается и в высоте опять носятся бойкие птахи. Ну, может быть, это так, осенне-зимняя репетиция была, скоро окончательно наступит зима и снова с неба насыплется снега, ещё больше прежнего.

Дохожу до ворот Русланиного дома и такое желание порвать все её письма или бросить мимо ящика в грязь, но я всё же просовываю их в щель и иду дальше.

Подхожу к следующему дому и вдруг во дворе вижу человека, нормального такого человека, не призрака, не непонятного кого, а обыкновенного парня в деревенском ватнике, в смешной меховой шапке с оттопыренным ухом и в до боли знакомых кроссовках.

– Кирилл! – радостно зову я.

Он оборачивается, хмуро на меня смотрит. Какой-то весь потрепанный, грустный, на лице недельная небритость.

– Кирилл, ты узнаешь меня? – обеспокоенно спрашиваю я, а то мало ли, может быть не узнал меня в этом смешном деревенском наряде.

– Угу, – кивает он.

Отворачивается и продолжает рубить дрова. Открываю калитку, вхожу без спроса, смотрю на него. Он хмурится, отводит взгляд.

– Я думала, вы тогда с Аней уехали с пожни. Ну, мне так Лера сказала, – говорю ему.

– Нет, – он мотает головой.

– А куда вы тогда делись?

Он молчит, с остервенением бьет топором по поленьям. Тут до меня доходит, что раз они не добрались до дома, значит, никто так и не узнал, где мы все пропадаем. И в миг я вспоминаю свой не то сон, не то это было взаправду, в том колодце, где Елисей меня спас из лап стража родников, я видела же мертвую Аню.

– Аня утонула? – тихо спрашиваю я.

Кирилл пожимает плечами, как-то ежится, словно ему неприятно это слышать, но не удивляется, значит, он знает про Аню.

– А ты как тут оказался? – продолжаю я расспрашивать.

– Динара, тебе лучше уйти, – наконец произносит он глухим голосом.

– Дарина, – поправляю я его.

Он ничего не говорит в ответ. Мрачно смотрю на него и вдруг замечаю цепь на его ноге, она опутывает его лодыжку и тянется к столбу на крыльце. Я её не сразу заметила, потому что она по цвету сливается с землей.

Хлопает дверь позади меня, я оборачиваюсь и вижу на крыльце дома странного человека: не то мужчина, не то женщина, так с ходу и не понять. Длинные растрепанные волосы касаются плеч, лицо миловидное, утонченное, под длинной челкой скрывается черная повязка на глазу, как у пирата. Человек в свободных штанах и в свитере-балахоне грубой вязки, с дырами и с заплатами другого цвета. Босиком. Почему они все тут выходят на улицу с голыми ногами? И не холодно им?

– Оу, да у тебя гости? Как зовут красавицу? – голос грубый, скорее всего это всё-таки мужчина.

– Дарина, – отвечаю ему. – А вас как?

– Кличут Лихай, а так Алексий, – говорит он, присаживаясь на перила. – Ты не местная?

– Нет, мы заблудились в лесу и случайно попали в этот поселок, – говорю я.

– Мы? Что-то я никого кроме тебя больше не вижу, – смеется он, оглядывая меня, будто бы кто-то мог прятаться за моей спиной.

– Я и Игорь, но его сейчас нет, – отвечаю ему.

Когда я произношу имя Игоря, Кирилл вздрагивает и поднимает на меня удивленный взгляд, но снова ничего не говорит.

– Тогда, может быть, зайдешь в гости? – ласково говорит Лихай.

Он отстегивает цепь от столба и наматывает на свою руку.

– Поторапливайся, – грубо велит он Кириллу, дергая за цепь. – Не видишь разве – у нас гости!

С этими словами он делает мне приглашающий жест.

Поднимаюсь по ступенькам. В любое другое время я ни за что бы не пошла в чужой дом к незнакомому мне человеку, но сейчас мне был важный каждый, кто хотя бы имел вид человека в этом чертовом поселке и с кем можно было бы поговорить и что-то вызнать.

Лихай любезно распахивает передо мной дверь, и я вхожу. Разуваюсь в таком же тесном коридорчике, как у Русланы, вешаю куртку и сумку, вхожу. Комната у него большая, все стены оклеены карандашными рисунками с изображением каких-то монстров. Тут не прибрано, повсюду валяются обломки от мебели, в углу лежат часы с торчащими наружу пружинами. Лихай входит за мной.

– Ну, как нравится? – спрашивает он.

– Да, очень, – говорю я, чтобы не обидеть хозяина.

– Присаживайся, – он кивает мне на кресло.

Сажусь в него, как вдруг у него подкашиваются ножки, и оно падает на пол, едва я успеваю с него соскочить.

– Ой, извини, – смеется он. – Я и забыл, что оно у меня сломано.

Хмуро на него смотрю, да ничего он не забыл, специально предложил мне сесть в сломанное кресло.

– Тогда на диван, – говорит он.

– Тоже сломан? – с подозрением оборачиваюсь я на него.

– Нет, с диваном всё в порядке, – он усмехается, вешает цепь на крючок у стены и задвигает кресло подальше в угол.

Осторожно присаживаюсь на диван, вроде устойчивый. Сам же хозяин залазит с ногами на шаткую двуногою табуретку и балансирует на ней, рискуя опрокинуться на пол. В комнату входит Кирилл, вносит охапку дров, присаживается на корточки перед печкой, открывает чугунную дверцу и подбрасывает в неё поленья. Пламя начинает потрескивать, принимая подношение. Кирилл ещё немного шевелит кочергой и закрывает дверцу.