Наблюдатель - Шарлотта Линк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не знаю… – продолжала Джиллиан, – сама не понимаю, чего хочу… на самом деле я совсем не такая… какой ты меня видишь. Я имею в виду… когда я с тобой, говорю и делаю несвойственные мне вещи. Я… не знаю, почему так.
Бёртон протянул руку, провел пальцем линию от ее подбородка вниз к шее и декольте. Джиллиан не смогла сдержать пробежавшую по телу дрожь.
– А ты не думала, что все может обстоять с точностью до наоборот? – сказал Джон. – Что прямолинейная и дерзкая Джиллиан и есть самая настоящая, а та, другая, не более чем маска?
Джиллиан молчала, пораженная. Очень даже не исключено, что Джон прав, и в Джиллиан осталось больше от той застенчивой, погрязшей в массе ненужных условностей девушке, чем ей казалось до сих пор? Что она не вполне избавилась от родительского воспитания, основанного прежде всего на ограничениях. И, возможно, не избавится никогда.
– Разумеется, я не хочу тобой манипулировать, – добавил Джон.
– Я и не позволю собой манипулировать, – ответила Джиллиан.
«Этот момент – все, что у меня есть, – подумала она. – Если я так и не решусь, выпью с ним кофе и пойду домой, то больше никогда не осмелюсь переступить порог его квартиры. Второго шанса не будет».
– Я хочу переспать с тобой, – сказала она.
Джон обнял ее за плечи.
– Какое счастье… – прошептал он. – Все остальное для меня сейчас было бы невыносимым.
…Когда закончилось то, что показалось вечностью, оба обессилели и, возможно, даже ненадолго уснули. Джон открыл глаза и сказал, что любит ее. Джиллиан посмотрела на него и поняла, что это серьезно. Потом снова уснула, а когда проснулась, Джон встал и вышел из комнаты. Она видела, как он вернулся с двумя большими чашками. Пока пили кофе, смотрели на снег, который валил все гуще. Джиллиан видела фронтон дома напротив. В мансардном окне горела рождественская звезда. На крыше – нахлобученная снежная шапка.
– Почему у тебя нет кровати? – спросила она.
Джон пожал плечами.
– У меня вообще с мебелью негусто, как видишь. Похоже, с этим проблемы.
– Проблемы?
Джон рассмеялся.
– Можешь представить меня в мебельном магазине?.. Как я выбираю шкаф, журнальный столик или кресло?
– Ну, можно ведь не все сразу…
– То, что ты видишь здесь, куплено в разное время на блошиных рынках. Когда я замечаю, что веду себя как добропорядочный буржуа, меня это беспокоит.
– И так было всегда?
Джон догадался, о чем она на самом деле хотела спросить.
– Ты хочешь знать, не связано ли это с моей прежней работой и тем, что я ее потерял?
– Это был серьезный перелом в твоей жизни.
– Но он не изменил меня как личность. Да, я всегда был таким.
– Ты собирался кое о чем рассказать, – напомнила Джиллиан.
Джон задумчиво играл с ее волосами.
– Ах да… Думаю, мне и в самом деле нечего от тебя скрывать.
И он рассказал ей об ошибке, изменившей его жизнь.
– То, в чем меня потом обвинили, было откровенной ложью… Я имею в виду принуждение к сексу. Но у нас был роман, и она хотела этого так же, как и я, подавая к тому недвусмысленные сигналы. Тем не менее для меня было чистым безумием пускаться в эту авантюру.
– Как долго это продолжалось?
– Около четырех месяцев. Мы хорошо проводили время. Она была молода и красива, и мне нравилось быть с ней.
– Сколько лет тебе было?
– Тридцать семь. Ей – двадцать один. Я думал: «Что ж, повеселимся вместе. Когда-нибудь она найдет того, кто больше подходит ей по возрасту, и выйдет замуж». Я просто наслаждался моментом.
– И когда все изменилось?
Джон горько усмехнулся.
– Когда она провалила экзамен… Нет, вообще-то она способная, просто тогда, как видно, был не ее день. Она не справилась с одним очень важным заданием. В этом не было большой трагедии, ей всего лишь нужно было еще раз проработать эту тему. Но она будто с цепи сорвалась и напрочь отказывалась признавать свою неудачу. Умоляла меня вмешаться. Поговорить с экзаменатором, чтобы тот изменил решение.
Джиллиан покачала головой.
– А ты не мог…
– Нет, конечно. Да и при всем моем желании… это так не работает. Я пытался объясниться, но она была невменяема.
Теперь Джон покачал головой, вот уже в который раз ошеломленный ситуацией, в которой когда-то оказался.
– Она была не в себе. Угрожала опозорить меня на весь Скотланд-Ярд, если я не заступлюсь за нее. Но я не мог пойти у нее на поводу… Все равно ничего не получилось бы.
– И как выглядело принуждение к сексу?
– Не было никакого принуждения. Я всего-то хотел разорвать наши отношения. Покончить с тем, что давно уже не имело смысла. И при этом я оказался достаточно глуп, чтобы… – Джон запнулся на полуслове.
– Что? – спросила Джиллиан.
– Чтобы переспать с ней в последний раз. К тому времени мы фактически расстались. Сам не пойму, как так вышло…
– Наверное, она действительно была молода и красива, – просто объяснила Джиллиан.
Джон вздохнул.
– Да, здесь ты права. Так или иначе, она поняла, что между нами все кончено и ничего уже не изменить. И тогда заистерила по-настоящему. Кричала, что придаст огласке нашу последнюю ночь… Что не хотела вступать со мной в сексуальную связь. Побежала к моему начальнику и официально обвинила меня в принуждении к половому сношению. Так началось расследование. Дело дошло до прокуратуры.
– И ты увяз…
– Можно сказать и так. Сам факт совокупления легко доказать, да я этого и не отрицал. Всего лишь утверждал, что все произошло по обоюдному согласию. Она сама нанесла себе телесные повреждения и, в общем и целом, вела себя как травмированная во всех смыслах женщина. Она у меня стажировалась. То есть на тот момент, можно сказать, я был ее начальником. Я не совершил никакого преступления, вступив с ней в интимную связь, но нарушил много неписаных законов. И меня временно отстранили от службы.
– Но ты ведь смог доказать свою невиновность?
– Нет. В таких случаях вообще крайне сложно что-либо доказать. К счастью, к многочисленным травмам на ее теле судмедэкспертиза отнеслась скептически. Часть их она точно нанесла себе сама. Остальные были делом ее рук с большой долей вероятности. Примерно так было написано в рапорте. Кроме того, она запуталась в собственных показаниях. Прокурор не нашел достаточных оснований для предъявления обвинения.
– Тем не менее ты уволился?
– Я мог бы остаться, но одно было ясно: ответственность за случившееся лежит
