Волк среди волков - Ханс Фаллада

Лакей Эрнст опустил руку ей на плечо.

- Фройляйн, ради бога! Фройляйн! - всполошился он.

Петра еще издали увидела, что он подходит, и сразу же спросила - как если бы вопрос настойчиво ждал в ней с той самой минуты, как человек в котелке ушел:

- Что они сказали?..

Лакей нерешительно пожал плечами.

- Где же молодой господин? - спросил он.

Он видит, что она колеблется, и говорит успокоительно:

- Вам нечего передо мной стесняться, я только лакей его тетки. Чего не надо, того я никогда не расскажу.

И так как худшего он узнать не может, чем то, что уже слышал наверху, она ответила:

- Ушел. Достать денег.

- И не вернулся?

- Нет. Пока что нет. Я жду.

Они стояли с минуту молча, она - терпеливо ожидая, что приготовила ей судьба и, может быть, этот человек, он - в нерешительности, может ли он просто уйти и доложить госпоже. Нетрудно было угадать, что подумает ее превосходительство фрау фон Анклам об этой девушке, что она скажет на просьбу помочь несчастной. Но все же...

Лакей Эрнст медленно вышел из ворот на улицу, посмотрел в одну сторону, в другую - того, кого ждали, не было... Одно мгновение он склонялся к мысли просто уйти. Ему казалось, нет, ой знал наверное, что девушка ни словом не остановит его. Это был самый простой выход, всякий другой только доставит ему неприятности с ее превосходительством. Или будет стоить ему денег, - а чем больше обесценивался накопленный лакеем Эрнстом под старость капиталец, тем цепче он держался за эти бумажки с немыслимыми цифрами. Дома, в своей тесной каморке, он набивал ими одну за другой жестяные коробки из-под чая...

И все же...

Он еще раз поглядел в одну сторону, в другую: никого. Нехотя, словно сам с собою не в ладу, он снова вошел в ворота и спросил так же нехотя:

- А если молодой господин не принесет денег?

Она только посмотрела на него, чуть мотнув головой, - уже только смутный намек в этих словах, что Вольфганг все-таки может вернуться, хотя бы и без денег, оживил ее.

- А если он вовсе не вернется, что вы будете делать тогда?

Ее голова поникла, веки сомкнулись - было ясно без слов, как все станет тогда для нее безразлично.

- Фройляйн, - начал он нерешительно, - лакей зарабатывает немного. К тому же я потерял все свои сбережения, но если бы вы согласились принять вот это...

Он пробует втиснуть ей в руку банкнот, извлеченный из захватанного тощего бумажника.

- Тут пятьдесят тысяч. - И так как Петра отдернула руку, добавил настойчивей: - Нет, нет, вы можете спокойно взять. Здесь только на проезд, чтобы вы могли хоть до дому добраться. - Он замялся, раздумывает. - Вы же не можете стоять тут и стоять! У вас, наверно, есть родные. Кто-нибудь, к кому вы могли бы заехать поначалу.

Он опять осекся. Ему пришло на ум, что в таком виде, с голыми коленями, в стоптанных комнатных туфлях на босу ногу, в потертом мужском пальтеце, не прикрывавшем как следует грудь, ей даже нельзя войти в трамвай.

Он стоит, растерянный, уже почти досадуя. Он хотел бы что-то сделать для нее, но, боже мой, что тут сделаешь? Не может же он взять ее с собой, одеть... и, наконец: а что же дальше?

- О боже, фройляйн! - говорит он вдруг печально. - Как же все-таки мог молодой господин дойти до этого?

Но Петра поняла одно:

- Значит, вы тоже думаете, что он не вернется?

Лакей поводит плечами.

- Кто знает! Вы что, поссорились? Ведь вы же хотели сегодня пожениться?

Пожениться... верно! Это слово еще доходит до нее, а она-то и думать об этом забыла.

- Да, мы сегодня поженимся... - сказала она и чуть улыбнулась. Она вспомнила, что сегодня должна была расстаться с фамилией "Ледиг", которая всегда говорила как бы о каком-то изъяне. Вспомнила, как проснулась и не осмеливалась посмотреть на его карман и все-таки была еще уверена: сегодня это осуществится! Потом первые сомнения, его нерешительность, когда она допытывалась, требовала, просила... И как она почувствовала сразу, как только за ним закрылась дверь: сегодня это все же не сбудется!

А потом вдруг (непостижимо, но так оно было: голод заставил ее пылающий мозг забыть даже это) - вдруг перед зеркалом она поняла, она узнала, что он хоть и ушел, но остался с нею, навсегда и неразлучно, что он в ней. Все, что было после: как она сидела просительницей на кухне у Туманши, поглядывая на Идины крендельки, и как ее выгнали, и как она праздно ждала здесь в воротах - это все сделал только голод, коварный враг в теле и мозгу, заставивший ее забыть то, чего забывать нельзя: то, что в ней.

Что же с ней случилось? Околдовали ее и сглазили? Ведь она всегда со всем в жизни справлялась. Бессердечно помыкала ею мать - несколько слезинок и мимо! Любезные кавалеры, щеголявшие безупречной складкой брюк, оказывались подлецами и сквалыгами - стиснуть зубы и мимо! Вольфганг мог вернуться или не вернуться - потерянный, печальный, злой... Двадцать два года она, хоть и одинокая, умела справляться с любой бедой, почему же теперь она стоит в бездействии (точно забытая вещь) - теперь, когда впервые в жизни от нее зависит жизнь другого существа - только от нее, и ни одна женщина в мире не может ее заменить... смешно, право!..

Поток мыслей нахлынул на Петру, она не может так быстро охватить их все. Голод, на время погрузивший ее мозг в ночь и смутные сны, придал ему теперь сверхъестественную бодрость и ясность: все так просто. Она должна заботиться еще о ком-то, и так как этот "кто-то" в ней самой, она должна сперва позаботиться о себе - что может быть ясней? Все прочее приложится.

А пока она это думает, в ее мозгу складываются уже и другие мысли. Она строит планы, прикидывает, что ей нужно делать - после и вместе с тем сейчас. И вдруг заявляет ясно и отчетливо:

- Да, очень мило с вашей стороны, что вы хотите дать мне денег. Они мне понадобятся. Благодарю вас!

Лакей изумленно смотрит на нее. Прошла только малая доля минуты с тех пор, как он ей напомнил, что сегодня они хотели пожениться. Лакей Эрнст и не догадывается, сколько мыслей одна его фраза пробудила в ее мозгу, чего только не передумала она за эти несколько секунд и какие строила планы. Он только видит перемену в ее лице, оно уже не вялое, оно полно жизни, и даже краски на нем проступили. Вместо прерывистых невнятных слов вполголоса он слышит вдруг энергичную речь, почти приказ. Не раздумывая, он кладет деньги ей в ладонь.

- Ну вот, фройляйн, - говорит он, сбитый с толку и уже слегка досадуя, - вы сразу приободрились! Почему так? Бюро регистрации браков уже закрыто. Сдается мне, вы и впрямь пропустили стаканчик.

- Нет, - отвечает она. - Просто мне вспомнилось что-то хорошее. А что я кажусь вам такой странной, так это не с перепоя. Я, знаете, ничего не ела... уже довольно давно, и от этого так странно шумит в голове...

- Ничего не ели! - возмутился, и не на шутку, лакей Эрнст, который все дни своей жизни получал в положенные часы положенную еду. - Ничего не ели! Но такого молодой господин уж никак не должен был допускать!

Она смотрит на него с растерянной полуулыбкой. Она знает, что происходит в его душе, что он думает и что с глубоким возмущением чувствует, и невольно улыбается. Именно сейчас, когда честный, благовоспитанный лакей Эрнст, поседевший в общении с людьми из высшего круга, вдруг искренно взял ее сторону и ополчился против молодого барина, сейчас она почувствовала со всей силой, как далеки друг от друга люди. Молодой барин мог бы грубо с нею обращаться, мог бы ее обмануть, мог бы бросить ее - все это доброго лакея Эрнста (и всех, с кем он близок) не слишком бы возмутило. Но что он морил ее голодом... Нет, в самом деле, порядочный человек так не поступает!

Он смотрит на нее, наморщив лоб, она видит по его лицу, что он стоит перед трудным решением, и она облегчает ему решение.

- Если бы я вас попросила принести мне две-три булочки! - говорит она. - Здесь рядом, за углом, булочная. А тогда можете больше обо мне не беспокоиться. Как только я поем, я сразу приду в себя. Я тут кое-что надумала...

- Сейчас же принесу булочек, - говорит он, оживившись. - И, пожалуй, еще чего-нибудь - чего-нибудь попить? Молока, да?

Он спешит за угол, он заходит в три, четыре магазина: масло, хлеб, булочки, колбаса, помидоры... Он больше не думает о деньгах, о своих сбережениях... Мысль, что человеку нечего поесть, когда он голоден, привела его в смятение. "Этого молодой барин не должен был себе позволять, - думает он снова и снова, - какая она ни на есть, но морить ее голодом?.. Нет!"

Он бежит, он торопит сонных продавцов и себя самого, все должно делаться спешно, быстро. Ему так и хочется сказать: "Пожалуйста, ведь это же для человека, который умирает с голоду..." Но, вернувшись, он стоит совсем уже сбитый с толку: ее нет! Ни в воротах, ни на улице, ни во дворе. Ушла!

После долгого колебания он решил еще раз подняться к фрау Туман, хоть ему и очень не хочется, потому что эта безудержно болтливая особа удивительно напоминает ему ее превосходительство, фрау Беттину фон Анклам. Но увидел он только Иду, одетую наполовину для промысла, наполовину по-домашнему, что изрядно его напугало. И эта молодая дама весьма немилостиво спросила - все ли у него дома, и потом добавила: