Имя - Война - Райдо Витич

Та сжалась, кинулась следом и застыла на крыльце, глядя, как они уходят в полумрак густого леса. В неизвестность, горечь дыма, бомбежку и свист пуль.

За эти дни бойцы стали ее миром, ее родными и расставание с ними было невыносимо. Страх сковывал душу, он же и позвал вперед — ринулась за ними, когда последние — прихрамывающий Васечкин и Летунов, почти исчезли меж вековых сосен.

Она не отдавала себе отчет в том, что делает. Решение пришло само, оно как порыв оказалось больше нее самой, выше доводов разума, стыда, нежелания быть обузой — и толкнуло ее вперед, за бойцами. Погнало, сторожась, от сосны к сосне — за ними. Если получится, она вместе с ними проберется за линию фронта, не обременяя собой, а нет… они погибнут вместе.

Через пару часов бойцы вышли к полю. Огромное золотистое полотно поспевающей ржи грелось на солнце. Небо голубое и глубокое, солнце — круг марева, и это поле, что упиралось в зелень соснового леса за ним. Лента коричневой проселочной дороги была чиста и безлюдна.

Лена стояла у опушки и смотрела на открывшийся вид с тоской и непониманием. Он как островок прошлой мирной жизни, был цел, нетронут сапогом фашиста, не разорван воронками и смертями солдат, не загажен воздух порохом, пылью и кровью. Здесь жужжали пчелы и стрекотали сверчки где-то во ржи, порхали самые настоящие бабочки.

Лена не верила своим глазам, стояла пораженная, и точно так же метрах в тридцати от нее стояли ее товарищи, и точно так же во все глаза смотрели на небо, рожь, лес.

И вот двинулись, оглядываясь и пригибаясь.

Девушка ждала, когда они уйдут достаточно далеко, чтобы не заметить ее, но вдруг услышала низкий гудящий звук, надвигающийся из-за спины. Самолеты?

А ребята как на ладони!

И рванула без ума, замахав руками:

— Немцы!!!

Все обернулись и тут из-за леса вылетели три самолета, с гудением и визгом пошли на мужчин.

— Уходи!! — закричал ей Николай, а она бежала к нему, не понимая, что бежать нужно в другую сторону. К ней ринулся Дроздов, Перемыст ушел в сторону, залег во ржи, Голушко и Фенечкин со всех ног рванули к лесу, помогая Васечкину, но того шалой пулей срезало, Стрельникова прошила очередь и он рухнул в беге в рожь, рядом лег Летунов, срезанный осколком бомбы.

Что-то ухнуло и, завжикало возле Лены. Фонтанчики земли взлетали возле ее ног, а она видела лишь Николая, его перекошенный в крике рот и вздыбленную землю меж ним и Дроздовым. Она смыла лейтенантов, накрыла с головой грохотом Лену и та замерла, споткнувшись в беге. Она видела, как оседают комья земли, унося с собой Николая, и он падает навзничь, широко раскинув руки. И все смотрит на нее, словно цепляется в последний миг своей жизни за ее взгляд, ее глаза.

Лена в прострации протянула к нему руку и, вдруг, почувствовала, как что-то ударило в голову, потекло мокрым по лицу, и небо, земля закружились, соединяясь.

Она осела в рожь, продолжая видеть упавшего Николая и почему-то Надю, собирающую ее чемодан. Женщина повернулась к ней и оказалась не сестрой, а подругой, задорно улыбчивой несмотря на то что на ее веселом платье алели пятна крови, а лицо было обезображено кровавой раной.

Миг и все стало каким-то серым и ненужным. Краски поблекли, память больше не тревожила…

Дроздов первый пришел в себя и рванул к Лене, наплевав на поливающих очередями «мессеров». Пули свистели, вскрывая землю, скашивая набухающие колосья ржи. А он видел лишь девчонку с окровавленной головой, что лежала на меже.

— Что ж ты… дура… какая же ты дура! — схватил ее, встряхнул, не веря что убита. И прикрыл собой от грохнувшей за спиной бомбы. Комья земли обдали его удушливой волной, клоня к траве. Взгляд ушел к лесу, из которого они вышли — до него недалеко, он укрытие.

И не думая — вперед, утаскивая бесчувственное тело туда, где его не достанет не пуля, ни осколок.

В это время на другом конце поля Фенечкин тащил к лесу Николая, тянул изо всех сил контуженного, бесчувственного.

Голушко помог, ринулся на подмогу.

А дальше перебежками, хоронясь меж стволами. Лейтенант висел на плечах товарищей и пытался понять, отчего все кружится и плывет, почему так невыносимо тихо. И почему перед глазами все еще стоит падающая Лена. Она осталась на заимке, она не могла попасть под обстрел, она не могла быть на поле, в нее не могли попасть… она не могла погибнуть…

А мессеры все кружили над головами и бомбили, поливали очередями скрывший беглецов лес.

Миг, какой-то миг, как всегда на воне разорвал прошлое и будущее. Не оставив ничего в настоящем.

Бойцы упорно шли вперед, а в это время Дроздов без сил лежал у сосны и смотрел на Лену. Ему казалось, что только что он потерял все и, ничего не осталось. Самый близкий друг погиб, его девушка тяжело ранена, а он ничего не может, не знает куда идти и что делать, где свои, а где чужие. Зато отчетливо понял, что война теперь его личный враг, что единственное, что ему осталось, что он должен — за погибших и за себя, за Колю, за погибшую хохотушку — Надю, за рядовых и гражданских, что так и останутся на веке в этих краях и вечно молодыми — отомстить.

Мужчина поднялся и, перекинув автомат за спину, поднял девушку на руки и пошел обратно на заимку. Он не уйдет отсюда, не побежит, не станет искать своих, линию фронта. Потому что линия фронта — здесь, и свои — здесь, и его Родина — здесь, и долг — тоже здесь. И он выполнит его на вверенном судьбой участке. И сделает все, чтобы земля под ногами фашистов горела и плавилась.

Глаза щипало от слез, душу мутило от боли, и хотелось вернуться за Николаем, но он был уверен — друг погиб, и выбор был небогат — закрыть глаза убитому другу или спасать живую, ту, что была дорога мертвому. Долг Дроздова теперь перед другом — защитить девчонку, сохранить ее в память о нем, и драться за двоих, так, словно Николай жив.

Мертвым не должно быть больно за живых, и смерть их не должна быть напрасной.

А за спиной уже стрекотали мотоциклы. Немцы ехали колонной по той самой дороге, которая стала последней для многих жизней.

Глава 10

Ночью совершенно вымотанные бойцы наткнулись на остатки мехкорпуса генерала Борзилова. А еще через два дня он вывел людей через пинские болота белорусского Полесья к линии фронта.

Дорогу Николай совсем не помнил, она слилась у него в одно грязное пятно трясин, бесконечности болота и отупения от боли потерь. Его самый лучший друг и наивная девочка, что поехала не к отцу, а за смертью в Брест, остались далеко за спиной, и все же шли рядом. Ему казалось, стоит только повернуться, и он увидит смешную сосредоточенность на лице Леночки, широкую улыбку друга, и услышит наивный укор от первой, а от второго остроумную шутку…

Там, в болотах, что-то умерло в его душе, навсегда оставшись с теми, кто погиб в эти безумные в своей катастрофичности дни.

И родилось, сплавляясь и сживаясь с ним — гнев, глубинный, не поддающийся ни контролю, ни осознанию, и вина, глубока, ранящая и бередящая душу. Вина за тех, кого не довел, вина за смерть синеглазой несмышленки. Он все время видел, как она оседает в рожь, как падает Саша, и готов был выть и рвать зубами фашистов.

Может быть эта злость, потеря, что отпечаталась в его глазах и на лице, делая его замкнутым и угрюмым, может быть суматоха, что стояла вокруг, а может фамилии своего начальства, что он назвал особисту, или спецобучение, которое он не скрывал, помогли ему уйти от въедливого внимания. Так или иначе, но через трое суток, послав к чертям госпиталь, старший лейтенант Санин отбыл на Западный фронт в двадцать вторую армию, чтобы принять командование на одном из участков фронта, в качестве командира роты, и отстоять Западную Двину.

На полуторке с ним тряслись незнакомые бойцы и Вася Голушко, привязавшийся и нытьем да катаньем увязавшийся за лейтенантом.

Почти все солдаты в машине были из тех, кто чудом вышел из окружения. Они рассказывали, как их танками утюжил немец, как зажимал в котлы механизированными корпусами, как бил не щадя ни военных, ни гражданских. Как провоцировал, кидая листовки: "рус сдавайся! Москва уже наша!" Как жег деревни, поливая из автоматов бегущих прочь людей. Как накрыл бомбами собравшихся в лесу бойцов, зажал в кольцо и бил, пока никого не осталось. Месиво из тел устилало после весь лесок. Как стояли до последнего, берегли последний патрон для себя, чтобы только не в плен, и как просочились слухи, что какой-то полк полным составом сдался сам. Как стрелялись командиры и политруки. Как одни командиры бросали свои части, а другие бились наравне с солдатами. Как шли без оружия в бой, потому что приказ открыть склады с боекомплектами и оружием вовремя не поступил, а выбивать замок без санкции сверху никто не посмел. Как уходя оставили раненных, а немцы подожгли лесок в котором они были.

Как цепью шли в штыковую, и летели с шашками на минометы конэскадроны, потому что патронов больше не было, и как без ума бежали, побросав оружие, заслышав вой немецкой авиации.