Создатель Призраков - Дэн Абнетт

— Это не по мне. Танит все еще жива, пока мы храним ее частичку вот здесь, — Корбек постучал паль­цем по лбу. — Мы не будем знать, куда идем, если не будем помнить, откуда пришли.

— И куда же мы идем, по вашему мнению?

Корбек щелчком пальцев послал окурок в грязь

и подождал, пока тот потухнет окончательно.

— В худшем случае — прямиком в ад. В лучшем — я бы сказал, к трофейному миру, который Гаунт нам обещал. Подарок Слайдо. Первый мир, чье покорение станет нашей безусловной заслугой, будет отдан нам на заселение.

Дорден поглядел на бурю:

— Новая Танит, да? То, о чем обычно говорят сол­даты в подпитии или перед смертью? Вы в это верите? Сможем ли мы когда-нибудь самостоятельно покорить мир, получить его как свой, и только свой трофей? Нас меньше двух тысяч. На каждом театре боевых действий мы сражались вместе с другими полками, а это бро­сает тень на наши заслуги. Не то чтобы я пессимист, полковник, но, похоже, нашу новую Танит мы найдем только на дне бутылки или в предсмертном бреду.

Корбек улыбнулся, и его белые зубы блеснули в по­лумраке.

— Что ж, значит, я счастливчик. Так или иначе, я смогу увидеть ее и там и там.

Слева хлопнула дверь. Из госпиталя появился заку­танный в плащ Чайкер. Он направился к колодцу с жес­тяным бочонком в руках. Несколько минут металличес­кого скрежета — и гвардеец потащил бочонок обратно к зданию. Дорден и Корбек уже унюхали похлебку, ко­торую Чайкер и Фоскин готовили для всей компании.

— Чем-то вкусно пахнет, — сказал Корбек.

— Фоскин накопал зерна и кое-каких корнеплодов за оградой, а в старой кладовке мы нашли сушеные бобы и солонину. Думаю, у нас с вами давно не было такого вкусного ужина. Но сперва мы накормим всех раненых, которые в состоянии принимать такую пищу.

— Конечно. Им это нужнее, чем нам. У меня, вот, например, припасена фляжка сакры и коробка сигар. Так что я еще продержусь.

— В таком случае заходите, когда почувствуете же­лание как следует поесть, — сказал Дорден так, словно прописывал рецепт. — И спасибо за сигары.

Он направился обратно к госпиталю.

Обход раненых занял еще полтора часа. Лесп и остальные санитары постарались на славу, так что многие гвардейцы поели похлебку или хотя бы буль­он. Тем не менее двенадцать тяжелораненых солдат так и не пришли в сознание, и Дорден держал их пер­выми в очереди на выдачу лекарств. Молодой Кулцис и еще несколько гвардейцев уже могли сидеть и те­перь радостно переговаривались. Вольпонцы, считаю­щие себя благородными, наверное, презирали танитцев, но были вежливы. Их бросил собственный полк, а от смерти их спасли варвары. Возможно, это развеяло не­которые предрассудки и предубеждения, свойственные Аристократам. Это не могло не радовать Дордена.

Он заметил, как рядовой Каффран в промокшем плаще вернулся из обхода периметра. Взяв свой коте­лок с похлебкой, он присел рядом с Кулцисом. Дорден вдруг понял, что оба солдата примерно одного возрас­та. До его слуха донеслась шутка, над которой оба за­смеялись. Такие же юные, как его Микал.

Лесп потянул врача за руку. Один из тяжелых па­циентов угасал. Он и Чайкер перетащили пациента в комнату, некогда бывшую кухней. Теперь здесь наспех оборудовали операционную. Обеденный стол был достаточно длинным, чтобы уложить на него человека, и санитары перенесли сюда раненого.

Аристократ — капрал Регара, если верить жетону, — потерял часть ноги ниже колена и получил осколоч­ное ранение в грудь. Его кровь оказалась совсем не го­лубой, чтобы там ни говорили Аристократы. Она уже успела залить стол и теперь капала на выложенный плиткой пол. Чайкер чуть не поскользнулся, и Дорден приказал ему найти швабру и принести еще ваты.

— Здесь нет ни одной швабры, — развел руками Чайкер.

— Тогда найди что-нибудь похожее на швабру.

Дордену пришлось отрезать еще часть искалеченной

ноги ручной пилой, не обращая внимания на вопли Регары, и только тогда он смог наложить жгут и остано­вить кровотечение. Потом он направлял уверенные дви­жения пальцев Леспа, который зашил рану прочными стежками опытного моряка. К тому моменту вернулся Чайкер. Дорден обнаружил, что он вытирает пол обрез­ками своего плаща, привязанными к старому черенку от граблей. Чтобы Призрак разрезал свой драгоценный ка­муфляжный плащ и вытирал им кровь с пола?.. Дорден был потрясен преданностью своих ассистентов.

Санитары унесли тихо стонущего гвардейца на его койку. При удаче и достаточной дозе обезболивающего у него был шанс выжить. Но Дордена тут же отвлек раненый, с которым не смог справиться Фоскин. А по­том — солдат, очнувшийся только для того, чтобы не­медленно начать извергать изо рта потоки крови.

Ближе к полуночи, когда поток тяжелых событий наконец иссяк, госпиталь погрузился в тишину. Дор­ден ополаскивал кипятком хромированный реберный расширитель, когда в помещение вошел Маколл, стря­хивая воду с плаща. Снаружи все еще бушевала буря, гром сотрясал ставни и крышу. Время от времени где- то в здании выпадало под натиском ветра стекло или с треском падали на пол плитки. Гроза бесновалась весь вечер, но до этого момента Дорден не обращал на нее внимания.

Он наблюдал за тем, как Маколл чистит оружие. Это было первым, что он делал по возвращении с за­дания, забывая о еде и тепле. Дорден принес ему ко­телок похлебки.

— Что там, снаружи?

Маколл лишь покачал головой:

— Если нам повезло, то буря задержит их продви­жение.

— А если нет?

— Нам не повезло в том случае, если буря — их рук дело.

Маколл поднял взгляд на перекрытия и высокую крышу:

— Должно быть, это было хорошее место. Замеча­тельная усадьба, стоящая трудов. Почва тут щедра, и скота и прежних хозяев, похоже, было немало.

— Семейный дом, — неожиданно для себя самого заметил Дорден.

Мысль о еще одной семье, еще одном доме, разорен­ном войной, больно кольнула его. Он чувствовал себя усталым стариком.

Маколл тихо ел похлебку.

— В дальнем конце дома есть небольшая часовен­ка. Разоренная, конечно. Но там все еще сохранился расписной алтарь Императору. Вольпонцы справляли там нужду. Кто бы здесь ни жил, это были преданные слуги Императора, возделывавшие землю и растившие тут своих детей.

— До всего этого.

Дорден замолчал. Хаос захватил Накедон всего два месяца назад, во время контрудара, направленного про­тив Макарота. Мир не был оккупирован, местное насе­ление не было тронуто порчей. Накедон, сельскохозяйственный мир с населением в три миллиона имперских колонистов, был захвачен и разграблен всего за три ночи.

«Что же это за вселенная, — думал Дорден, — где лю­ди годами трудятся в поте лица, любят свои семьи, стро­ят дома, воздают хвалу Императору, чтобы потерять все это за несколько часов?» В конце концов он решил, что это его вселенная. Та же самая, что отняла у него Танит.

Луна взошла одиноким часовым в темных небесах, внезапно покинутых бурей. Дождь прекратился, и се­ребристые облака скользили по фиолетовой глади над головой.

Будто подражая луне, одинокий часовой стоял у ворот госпиталя. Рядовой Тремард, коротавший уже вторую свою смену в укрепленной точке у ворот, на­блюдал за деревьями вдалеке — размытыми силуэтами на краю темного поля и топей. Черное на черном. Он устал, а еще он жалел о том, что вольпонцы не оста­вили в гнезде тяжелое орудие.

Над болотами поднялся туман, уносимый ветром, словно дым. Что-то мигнуло в темноте.

Тремард насторожился и подхватил свой монокуляр. Покрутил настроечное кольцо, пытаясь придать резкости зеленоватой пелене ночного видения. Туман. И что-то еще. Отблеск, который заметил гвардеец. Отблеск лун­ного света, упавший на сетчатку присматривающихся глаз.

Часовой включил свой коммуникатор.

— Ворота — Призракам! Слышите меня, полков­ник? К оружию! К оружию! Движение с юга!

Корбек резко вскочил со своей койки, напугав Дор­дена. Полковник решил вздремнуть на свободной койке, пока врач раскладывал таблетки по бумажным кулькам.

— Что такое?

Корбек был уже на ногах.

— Угадаете с трех раз, док?

Дорден встрепенулся. Он смотрел на хрупкое по­мещение, полное беззащитных, едва живых людей, по­ка Корбек заряжал свой лазган и вызывал остальных Призраков. Дорден внезапно почувствовал себя глуп­цом. Он ведь знал, что такое атака Хаоса. Их убежище раздавит, как скорлупку. Зачем он настаивал на том, чтобы остаться? И теперь из-за него все эти люди по­гибнут. Аристократы, Призраки… бесценные, не знаю­щие себе равных солдаты вроде Маколла и Корбека. Он погубил их всех ради своей гордыни и какой-то старинной клятвы. Старая врачебная клятва, данная им в лучшие времена спокойной сельской работы, где самой тяжелой раной был порез пилой на лесопилке.

«Фес меня, какой же я глупец! Фес меня за мое упрямство!»