Хохот степей (СИ) - Питкевич Александра "Samum"

— Влюбленные девушки глупы. Почему ко мне сразу не пришли? Словно небо над вами и не расстилается. Все решим, не переживай и иди к Ду Чимэ. И лицо прикрой. Не хватало, чтобы к тебе сегодня еще кто-то сватался.

— Но я тут к чему? — совсем теряясь в словах и витиеватых фразах старой женщины, удивленно спросила.

— К тому. Даже не знаю, сказать, или сама догадаешься. Иди вон. И не выходи из юрта сегодня, пока не позовут.

Кивнув, я также как и до этого, накинув на голову цветастый платок, выскользнула прочь. У самого входа в юрт, откидывая тяжелую войлочную занавеску, я обернулась. На меня, чуть хмуря темные брови, внимательно смотрела хатагтай Галуу.

Прошло совсем немного времени, как старая госпожа, в сопровождении одного из шаманских помощников, присоединилась к гостям. Мы не слышали, о чем старая женщина говорит с гостями, но лицо хатагтай Галуу в какой-то момент вытянулось и пасмурнело, словно женщина узнала что-то, о чем ранее не догадывалась. Ее темный, внимательный взгляд вновь метнулся в сторону нашего юрта, заставив меня сглотнуть.

— Менге Унэг, — тихо позвала Ду Чимэ, что сидела на кровати, ожидая решения.

— Что? — я все никак не могла отвезти взгляд в сторону, словно оказалась пойманной в ловушку глазами матери колдуна.

— Что-то мне не хорошо. Очень душно, — я, наконец, сумела обернуться. Вся покрытая испариной, бледная, девушка пошатнулась, прижав руку ко лбу. Оставив занавеску, через приподнятый край которой я наблюдала за происходящим, подбежала к степнячке.

— Что с тобой? — девушка выглядела так, словно долго и тяжело болеет. Ду Чимэ пошатнулась, и начала заваливаться на бок. Едва успев ее поймать, я уложила девушку на подушку. От тела шел такой жар, словно степнячка побывала в печи. — Что случилось?

— Не знаю, — тихо, едва шевеля губами, пробормотала Ду Чимэ.

Видя, как девушку начинает потряхивать, я побежала ко входу в шатер. Откинув войлочную занавеску, выглянув наружу, не узнала улус. То тут, т там, в небо поднимался черный дым. Прямые, густые, словно сложенные из камня, столбы тянулись высоко в небо, придавая чистому голубому цвету траурный оттенок. В груди потяжелело от нехорошего, мрачного предчувствия. А затем, заставляя сердце пропустить удар, рад степью разнесся гул гонга.

Низкий, длинный, он тянулся до самого горизонта.

Люди, что сидели у костра, тут же подскочили, глядя в небо. А гонг все гудел и гудел, не умолкая и заставляя кровь леденеть.

Все, что случилось дальше, происходило так стремительно, что я потом еще несколько дней не могла понять, было ли все это на самом деле, или приснилось мне.

Раскланявшись с гостями, что встревожено хмурили брови, Галуу, как настоящая хозяйка большого дома, принялась раздавать указания. Один из мужчин, что остался при улусе, был отправлен выяснять, что произошло, в то время как все остальные с невероятной скоростью стали разбирать вещи. За несколько мгновений у юрт появились телеги, пока без лошадей, словно только и ждали этого момента, и на них проворно, что женщины, что мужчины, начали грузить комоды, ковры и прочую утварь из большого шатра, в котором жили женщины.

— Менге Унэг, не стой. Ваш шатер тоже нужно разобрать, — пробегая мимо, предупредила Джай, ни на мгновение не замедляя ход. Женщина бегала между юртами, как адъютант полководца, в то время как сама хатагтай стояла на площадке перед своим юртом. Перед ней, внизу, остановился помощник шамана, что недавно сидел перед костром. Склонив голову, они что-то говорил хозяйке, на что та предложила ему подняться к ней на помост. Бабулю служанки увели внутрь юрта еще в первые мгновения суеты.

А я все стояла у своего шатра, не понимая, что делать и за что хвататься. Было такое ощущение, что голова находится в каком-то тумане, и мысли путаются, не в состоянии найти выход.

— Что происходит? — мне удалось поймать за рукав пробегающую мимо Джай, замедлив женщину всего-то на пару мгновений.

— В улусе болезнь. Пока она не добралась до нас, нужно откочевать на дальние пастбища. Чем меньше людей, тем проще лечиться, даже если кто-то заболеет. Поторопись.

Служанка хатагтай уже было дернулась дальше, а меня, наконец, отпустило это вязкое ощущение, что мешало думать.

— Стой! — крепче ухватив женщину за длинный, вышитый яркими нитями, рукав, я не сильно дернула ее за рукав, привлекая вниманий. — Ду Чимэ плохо!

— Что? — Джай нахмурилась, внимательно посмотрев на меня, словно заподозрила глупую шутку, но видно на моем лице все было так явно все написанно, что женщина решительно откинула полу шатра, выходя внутрь без лишних вопросов. Отцепив одну из масляных ламп, что все время была зажжена, Джай подошла к постели девушки, внимательно рассматривая ее в свете слабого огня. — Давно ей стало плохо?

— Нет. Когда гости уехали, я вышлакого-нибудь позвать.

— Что с ее лицом? Это тоже случилось тогда? — женщина стояла на колене рядом с постелью, но не дотрагивалась до Ду Чимэ. От этого всего меня начало немного трясти, хотя еще не было понятно, насколько ситуация плоха.

— Это пчелы.

— Что? — Джай поднялась на ноги, непонимающе нахмурившись. — Какие пчелы?

Очень коротко обрисовав события, я получила в ответ только поджатые тонкие губы и хмурый взгляд. Окинув меня с ног до головы, женщина задала совсем уж странный вопрос.

— Ты к ней прикасалась?

— Трогала лоб, — припомнив, ответила я.

— Отойди к своей постели. Ничего не касайся. Особенно лица. Руки вытяни вперед и жди меня. К Ду Чимэ не подходи. Поняла? — видя мое замешательство, служанке почти зло прикрикнула. — Повтори!

— Не подходить и не трогать. Сидеть там.

— Именно. Я сейчас.

В то время, как девушка, ставшая моей подругой, металась на постели, явно изнывая от жара, я была вынуждена сидеть и просто смотреть, придавленная обещанием, данным Джай. К чести служанки, вернулась она и правда всего через несколько мгновений. Поставив на комод большой медный таз, Джай поманила меня пальцем.

— Руки вытяни, — я протянула обе ладони, задержав их над емкостью. В это же время пола шатра распахнулась, и внутрь вошли две других служанки, с лицами, укрытыми на половину платками и закатанными по локоть рукавами. Одна несла ведро с водой, а вторая ворох чистой, белой ткани. Мне на ладони полилось что-то прозрачное, с резким алкогольным запахом, от чего руки на мгновение согрелись, а затем похолодели. — Промывай. По улусу гуляет какая-то зараза. Не знаю, где была наша Ду Чимэ вчера, но, кажется притащила ее и сюда.

Женщины, что вошли чуть позже, принялись быстро и умело раздевать девушку, что-то непрерывно бормоча.

— Ее сейчас осмотрят, так как есть очень много всяких хворей, а ты уйдешь. Сядешь на свою лошадь, и будешь ждать, пока юрт хатагтай не тронется в дорогу.

— А как же Ду Чимэ? Я не могу ее бросить, — с удивлением рассматривая сухие руки, с котрых вся жидкость просто испарилась, воскликнула я.

— Ее никто не бросит, — печально покачала головой Джай. — Молодая хатагтай поедет в отдельной телеге, для нее поставят отдельный юрт и женщины останутся с ней, заботясь и выхаживая. Но тебя рядом не будет.

— Почему? Я могу помочь. Я ходила за больными девочками при храме. Я знаю, что делать.

— Ты знаешь, что делать, но никак не уяснишь, что должна. — Сильнее нахмурилась Джай. — Твое имя произносится четвертым из женских имен в этой семье, когда обращаются к духам. Не тебе ходить за больными. Как нет у нас второй Ду Чимэ, так и нет у нас другой Менге Унэг. Так что делай, как должно, Лисица Колючего Ветра. Его гнева мы точно не переживем, если не сумеем спасти вас обеих.

Все это я услышала тогда, когда меня вытолкнули наружу, совершенно не обращая внимания на попытки остаться.

Хан позволил войти в улус только двум десяткам воинов, из низшего ранга, чтобы выяснить, как идут дела, и кто из семей успел откочевать. Те, кто переступил за высокие тотемы, кругом стоящие вокруг поселения, больше не могли вернуться в Орду, пока не будет уверенности, что болезнь не пришла вместе с ними. И пока не станет ясно, что это за болезнь.