Санитар (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич

Сейчас же — в Париж!

Мишка об этом как-то безразлично сказал — без всякой радости и эмоций. Странно, россиянину в Париже побывать всегда за радость было. Помню, как отец мой первый раз в столицу Франции собирался. Весь был в предвкушении и ожиданиях. Туда де он сходит, то — посмотрит...

Кстати, по возвращению был не сильно и впечатлен. Ругал их метро, грязь и многое другое.

— Порядка в городе, Сереж, у нас больше... — таково было его заключение.

— Когда нас туда переводят? — может и это Коромыслов знает?

— Скоро... Опять в скафандрах придется ходить...

В скафандрах?

Не понял...

Скафандры-то здесь причем? Зачем нам скафандры в Париже?

Однако, виду я не подал, что удивлен Мишкой сказанным.

Вообще, неожиданные новости от здешней жизни я получать уже привык. Так-то, многое тут как дома, а чуть копнешь — такое наружу лезет...

Ещё и какая-то татуировка у меня на правом плече появилась. У Коромыслова — такая же. Раньше её не было. Сейчас он опять перед зеркалом вертится, на свою фигуру любуется, вот и вижу я её.

Линии, точки, линии, точки — что они обозначают? Причем, у меня и Мишки они одинаковые.

Появились эти значки у меня в карантине. Когда, я даже не сразу и заметил.

Мишка на свой рисунок тоже косится время от времени, но ничего не говорит. Вроде всё так, как и надо.

— Пошли обедать. — закончил сеанс самолюбования Коромыслов.

— Пошли.

Кто же от обеда отказывается. Тем более, что кормят нас очень хорошо.

Глава 58

Глава 58 Гладиаторы

Сон, пища телесная, пища духовная, тренировки...

Так — день за днём.

В Париж пока нас что-то не переводили.

Пища духовная у меня сейчас — медицина, медицина, медицина... Ею меня неизвестные благодетели питают. Большая часть из того, что сейчас в моей голове по полочкам раскладывается, здесь ни в одном медицинском институте не преподается. Тут — институты, поветрия их академиями и университетами обозвать нет. Это дома всё переименовали, а толку-то...

Я только рад. Если бы во время нашего похода за пробой мне пришлось своим медицинским коробом воспользоваться, что у меня за спиной висел, половиной бы аппаратов я не смог в полной степени управлять, не выжал бы из них всего возможного. Сейчас — другое дело.

Глаза порой у меня за руками не успевают, так я на них работать насобачился. Диагностику в полевых условиях проводить, неотложную помощь оказывать, тут — пришить, а там и что-то удалить при необходимости.

Ещё чему-то похожему на иглоукалывание меня обучали. Общее в этом деле с древним китайским искусством имелось, но много и отличий.

Как и кто учил? Во сне. Кто? Тут ничего сказать не могу.

Уровни моих знаний и умений росли, на плече новые черточки и точки появлялись. У Коромыслова тоже татуировок прибавлялось, но рисунок их совсем другой был.

— Слушай, Серег, оказывается всё так интересно! — не мог нарадоваться Мишка на свою специализацию. — Тут много головой работать надо.

В этот момент он всегда свой палец в небо упирал и глаза вверх закатывал.

Я еле смех сдерживал.

Тела наши продолжали изменяться. Коромыслову это давало повод перед зеркалом повертеться.

— Эх, бабы бы мои теперь меня видели... — вздыхал страдалец. — Ничего, придет времечко... Придёт...

В наших тренировках произошли кардинальные изменения. Если раньше мы с ручными гранатометами не расставались, только с ними в обнимку не спали, то сейчас... на мечи и копья перешли! Ретро какое-то у нас началось, иначе и не скажешь.

— Дурью маемся... — Мишка был крайне недоволен. — Скоро камнями кидаться начнём.

Где-то наверху его предложение приняли к сведению и вскоре мы уже камни метали.

— Молчу, молчу, молчу! — зажимал двумя ладонями свой рот Коромыслов. — Больше — ни-ни!

Всё это наводило на мысль, что нас к чему-то новому готовят. Не к шарам.

Отряд наш не распустили. Это — раз.

Оказались мы, вернее — наш бросок через проход, результативными.

Тренировки — изменились. Это — два.

Последнее говорит о том, что нас к чему-то совсем другому готовят, под иную задачу затачивают.

Будем мы где-то биться, но — совсем по иным правилам.

У меня теперь была, по сути, двойная нагрузка. Кроме изучения медицины, я ещё как все учился древним оружием биться. Скидок мне не делали и в сторонке на полигоне посиживать не предлагали.

К вечеру я еле на ногах стоял и руками шевелил с трудом. И это, имея в своем распоряжении модифицированное тело!

При стрельбе из автоматического гранатомета — одни мышцы больше нагружены, а когда с мечом или копьем работаешь — тут всё по-другому. Казалось мне иногда, что кто-то даже в мои кости раскаленных угольев напихал. Ладно — мышцы, но кости-то что ноют? Они же у меня металлизированные, крепче крепкого сделаны.

Да, ещё про щит я забыл... Та ещё приспособа... Без всякого меча им противника можно ухайдатать.

— Мишка, я знаю к чему мы готовимся.

Чуть-чуть пошутить я решил. Получилось же так, что это мне затылок чесать пришлось.

— К чему? — у Коромыслова уши навострились.

— В гладиаторы нас продают! — добавил я шепотку трагизма в голос.

— Насчёт — продают, вероятность этого стремится к нулю, а вот что в гладиаторы — вполне.

Мишка был — сама серьезность.

— Уровни технического обеспечения у противников должны быть одинаковыми. Иначе — нечестно будет. Правильно?

Там, там, там... Крышечка ларчика с секретами приоткрывается? Небольшая щелочка к тайнам появилась?

— Правильно. Иначе — нечестно, — поддакнул я Коромыслову.

Ну, давай, давай, давай! Ещё что-то скажи!

— Вот я и говорю, что если противник с мечом, то и мы против него с мечом должны идти. Таковы правила.

Правила?! Какие, правила? Кем и по какому поводу установлены?

Давай, давай, давай, Мишка, говори!

Коромыслов же, как неожиданно начал, так и ни с того ни с сего замолчал.

Контекста бы мне к его словам побольше! Хоть кратенького, но пояснения. Опять начинается зона реальности, про которую говорить здесь не принято? Они, что здесь все как один избирательной тупостью страдают? Думают, что если им всё понятно, так и мне должно быть всё понятно? Нафантазировать-то я что угодно могу, поверить в то, что мне как бы кажется!

Что одним с первого, даже со второго взгляда, чем-то кажется, этим совершенно может и не быть. Не знаешь какого-то маленького регионального или религиозного, или ещё какого-то нюанса и все твои умозаключения являются совершенно неверными. На той же работе дома сколько раз так было. Не готов ещё какой-то второстепенный анализ у пациента, а мы его сто раз уже посмотрели, кучу лабораторных исследований провели, коллективно всё обсудили и к мудрому решению пришли. Это де у данного страдальца, а тут компьютер звякнул — результаты ещё одного исследования пришли. Народ в отделении на экран смотрит и охреневает — у мужика-то совсем не то, что мы все думали. То есть один новый факт всю картину поменял. Тут же у меня этих неизвестных переменных — вагон и маленькая тележка. Сколько раз уж я еле-еле выкручивался, ужом на сковородке вертелся.

— Я, Миш, пошутил про гладиаторов, — винюсь Коромыслову.

— Понял я, Сереж, понял. — усмехнулся Мишка.

Тут неожиданно наш разговор совершенно на другое перешел.

— Серёг, а тебе обратно не хочется?

— Куда, обратно?

Я в первый момент Мишку не понял, голова моя ещё в прежнем нашем разговоре была.

— Куда, куда — в больницу.

— Санитарить?

Глаза мои, немного, но вытаращились.

— А, что, санитарить. Что в этом такого плохого?

— Ничего плохого. Тебе, вроде, тут самому больше нравится?

— Ты, давай, вопросом на вопрос не отвечай. Ишь, нашелся...

Кто нашелся, Коромыслов не озвучил. Только тонко намекнул.

— Не знаю, Миш. Вспоминать — вспоминаю, но обратно пока не тянет.