Заледеневший - Джеймс Тейбор

Со второго раза у него получилось. Морбелл наполнил три пробирки для гематологии с вакуумными крышками, затем приложил к проколу смоченный спиртом ватный тампон и закрепил бинтом. Халли заметила, что Мерритт очень внимательно наблюдала за всеми манипуляциями врача.

— Еще одна несложная процедура, и мы закончим, — сказал доктор. Он осмотрел глаза, уши, а затем, попросив открыть рот, прижал лопаткой язык. — Скажите «а-а-а».

Халли сказала.

— Скажите снова «а-а-а» и смотрите вверх. Я возьму у вас мазок.

Она сделала то, что он просил, а Морбелл свободной рукой ввел ватный тампон для мазка глубоко в горло. Халли неоднократно брала мазки сама и знала, что кончиком тампона следует касаться тонзиллярных мускульных мембран с любой стороны небного язычка. Доктор просунул тампон глубже. Она резко дернулась. Он вытащил тампон изо рта и быстро поместил его в стерильный контейнер.

— У вас, оказывается, повышенный рвотный рефлекс, — покачал головой врач.

— Рвотный рефлекс у меня пониженный, — пристально посмотрев на него, сказала она.

— И как же вы об этом узнали?

— Я занимаюсь промышленным дайвингом. Все, что вы делаете здесь, мне известно. Снимая горловой мазок, вы слишком глубоко проникли мне в горло.

— Здесь, на полюсе, мы берем мазки с более глубоко расположенных областей горла, потому что некоторые патогенные организмы существуют глубже области тонзиллярных мембран и небного язычка. Мы же не можем допустить их распространения в нашей ограниченной зоне, вы согласны?

Халли поднялась со стула:

— Мы закончили, доктор?

Мерритт тоже встала.

— Я рада, что мы выполнили предписание. — Она похлопала Халли по плечу.

— Я могу оставить вам сейчас мочу на анализ, — обратилась Халли к Морбеллу.

Врач и Мерритт переглянулись.

— Да не стоит, пожалуй, — махнула рукой Агнес. — Для одного дня хватит. Лучше идите и выпейте кофе. Или отдохните.

Пройдя половину пути до обеденного зала, Халли остановилась. Что-то в этом медицинском осмотре ее беспокоило, но что именно, она не могла понять. То, что проделал врач, не выходило за рамки стандартных процедур, которые за все время ее работы бесчисленное количество раз производили над ней бесчисленное количество врачей. Руки Морбелла дрожали, когда он брал кровь, но волновало ее не это. Тогда что? Она двинулась дальше, все еще испытывая волнение и тревогу.

Какой-то мужчина из местных обитателей, шаркая ногами, приближался к Халли, переходя от одного освещавшегося участка коридора к другому. Он шел, согнувшись над смартфоном, одним пальцем набирая сообщение.

Вот тут-то ее и осенило. Врач не зафиксировал ни одного из показателей проведенного им обследования. Ни на бумаге, ни в компьютере. Мерритт тоже ничего не записала. Тогда за каким чертом им вообще понадобилось это обследование?

На этот вопрос есть только один ответ.

Их совершенно не интересовали результаты.

Тогда зачем был нужен этот затеянный ими осмотр, если не для получения данных о ее состоянии?

И на этот вопрос есть только один ответ: для того, чтобы что-то с ней сделать.

29

Изолятор на три койки размещался по непонятным Халли причинам в середине коридора, соединяющего кабинет доктора с обеденным залом. Возможно, тут задействован человеческий фактор: заставить врача больше двигаться. Ведь в течение рабочего дня приходится совершать походы из кабинета в изолятор и обратно.

— Грейтер заходил. Он рассказал, что ты сделала, — сказала Бейкон.

Она протянула Халли незагипсованную руку, которую та пожала.

— И ты бы поступила так же, окажись я на твоем месте.

— Не пожалела бы сил, будь уверена.

— У тебя такой видок, как будто ты попыталась, — усмехнулась Халли.

— Да я и чувствую себя примерно так же. — В результате падения в провал Рокки получила контузию, перелом левого запястья, перелом носа, трещину ребра и глубокую рану на лбу, на которую врачу пришлось накладывать пять швов. Оба ее глаза окружали пухлые синяки. — Мне еще повезло. Если бы «Катерпиллар» перевернулся и рухнул на меня, то на снегу осталось бы только грязное пятно. — Бейкон сделала несколько глотков воды и поставила стакан на прикроватный столик. — Так ты и вправду спустилась в эту расселину с помощью молотков?

— Да, но мне тоже повезло. Стена оказалась не строго вертикальной.

— Удивительно.

— Ну а как ты себя чувствуешь? Мы можем немного поговорить?

— Конечно. Правда, доктор сделал мне укол. Так что я могу заснуть на полуслове.

— Что с тобой тогда случилось?

— Я и сама не прочь узнать. Я ехала к ограничительной отметке. Вдруг у меня пошла носом кровь, и все начало кружиться.

— Это, наверное, было ужасно.

— Да у меня и времени-то не было подумать об этом. Следующее, что я помню, — это как я очнулась в этой палате.

— Я знаю, что ты до этого плохо себя чувствовала. Тебе и вправду было настолько плохо?

— Не думаю. Иначе бы меня не допустили до «Катерпиллара».

— А когда это началось?

— Полярная простуда — полгода назад. А эта новая напасть — на прошлой неделе.

— А что-нибудь еще?

— Поллярия в нетяжелой форме. Накатит и отступит. Если можно так сказать.

— А ты видела вчера утром доктора?

— Да я стала его постоянной пациенткой.

— В самом деле? А почему?

— Все началось на прошлой неделе.

— А что случилось?

— Со мной все было хорошо. А ему потребовалось обновить мою полюсную медкарту.

— А ты помнишь, что он делал?

— То, что обычно. Взвешивание, кровяное давление, образцы крови и мочи для анализа, мазок горла.

— И через какое время после приема тебе стало плохо? — спросила Халли.

— Да я как-то об этом не думала. Может, дня через два, а может, и на следующий день. — Она пожала плечами. — Ведь все люди ходят к нему на прием… в этом нет ничего удивительного.

— Возможно, мой вопрос покажется странным, но ты не думаешь, что кто-то, возможно, решил тебе навредить?

Халли ожидала, что этот вопрос вызовет у Рокки удивление, но та неожиданно согласно кивнула.

— Конечно. Парочка амбалов, которых я отшила на вечеринках. Ну и несколько тупиц-пробирок, которые думают, что могут работать на «Катерпилларе» лучше меня. Да, и еще одна лесбиянка, которую я послала подальше.

— Неужто они настолько не в себе, что могли испортить твою машину?

— Нет, бульдозер был в порядке. Дело во мне — я попросту отключилась.

— Ты говорила, что знала Эмили Дьюрант.

— Да, и она мне нравилась. Она не задирала нос, как некоторые пробирки. — Бейкон вдруг замолчала. — О мертвых не говорят. Но в последний месяц или чуть…

— Что-то случилось?

— Она вдруг сделалась неразговорчивой, перестала улыбаться, глаза у нее стали «полюсными» — все время пристально смотрели в никуда. А была не такой. Она всегда отвечала на мои приветствия, мы болтали, когда встречались. А тут стала смотреть как бы сквозь меня.

То же самое ей говорила и Мерритт.

— А как ты думаешь, что с ней произошло?

— Она слишком много времени провела во льдах. Послушай, а я знаю, к чему ты клонишь. Я ушам своим не поверила, когда услышала, что Эмили передознулась. Она никогда не была похожа на наркоманку. А здесь быстро учишься определять съехавших. Пьяниц, игроков, сексуально озабоченных, садомазохистов.

— А как их можно отличить от нормальных людей?

— Они шатаются при ходьбе. Вздрагивают, стоит им сесть за стол. А еще шлепают друг друга постоянно. Иногда даже кнутами.

— А, ну да. Я хорошо знала Эмили Дьюрант. И я не могу поверить, что она пристрастилась к наркотикам.

— А сколько времени вы с ней не виделись?

— Несколько лет.

— Прилично. А на полюсе она прожила год, — сказала Бейкон.

— Мерритт тоже говорила мне об этом. Но только…

Халли огляделась вокруг. Это была обычная больничная палата, подобная тем, которые существуют в обитаемом мире, но чуть меньших размеров, хуже освещенная и не слишком теплая. Регулируемая кровать, раскрывающийся поднос, один стул, ванная комната, стенные шкафы. Даже телевизионная панель прикреплена к рычагу, свешивающемуся с потолка.

— А ты не думаешь, что кто-то из здешних мог желать причинить Эмили зло?

— Нет. Но тут очень много людей, которых я не знаю. А что?

Насколько далеко можно заходить в разговорах с Рокки Бейкон? Легко перейти границу.

— Если для тебя история с передозировкой звучит неубедительно, так же как и для меня, то что остается предположить?

Пауза длилась чуть больше секунды, но Рокки все поняла.

— Господи. Я даже и не знаю, что сказать, Халли.

— Ты слышала что-нибудь о «Вишну»?

— Из радиопередач «Мировые религии». Это какой-то индуистский бог, верно?