Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху - Пьер Брюле

«Скажи мне, жена, спросил я: когда ты считала бы меня, как владельца общего с тобою состояния, более заслуживающим любви, — если бы я показал тебе, что есть в действительности [...] или если б вздумал обмануть тебя? Она сейчас же сказала мне в ответ: Что ты! Что ты! Я не хочу, чтоб ты был таким! Если бы ты стал таким, я не смогла бы любить тебя от всей души. Ну, хорошо, сказал я, мы сошлись с тобой, жена, также и для телесного общения? Да, как люди говорят. Так когда, по-твоему, я заслуживал бы больше любви, находясь в телесном общении с тобою, — если бы, отдавая тебе свое тело, я заботился, чтобы оно было здорово и сильно...»

Разумеется, речь идет о сексуальности («телесное общение», говорит он, она не отрицает, но не говорит...), об интимной близости («при вставании с постели», «в тесной близости ванны»), о соблазнении («желание нравиться»; здесь вновь появляется charis). Каждый на своем уровне, более или менее стыдливый, каждый в своей роли — разве не колеблется Исхомах (он деликатен!), сравнивая прелести своей жены с прелестями какой-нибудь рабыни, — они оба говорят об интересе, который испытывают друг к другу. Он высказывается, она соглашается.

Эти два преимущества (для «дома» и для детей) союза с законной женой записаны в том знаменитом списке гетеросексуальных наслаждений взрослого мужчины, который мы найдем в главе, посвященной связям с другими женщинами: кроме гетер, посещаемых ради наслаждения, сожительницы, заботящейся о насущных проблемах его тела, мужчина имеет одну законную жену, хранительницу своего «дома» и мать своих законных детей. Она — союзница, разделяющая заботы жизни материальной, и продолжательница рода. Но «Домострой» хранит и мимолетные следы любви и желания. Однако ничего подобного мы не встретим в диалоге Сократа и Критобула:

«— Вот мы все здесь друзья, так скажи-ка нам всю правду, Критобул: есть ли кто на свете, кому ты поручаешь больше важных дел, чем жене?

— Никому, — отвечал тот.

— А есть ли кто, с кем ты меньше разговариваешь, чем с женой?

— Есть, но немного».

Конечно, это «сократовский» парадокс, но тем не менее требование правды, подчеркнутое выражением «мы все здесь друзья», дает нам ужасное признание: мужчины говорят чаще с целым светом, чем с собственными женами, являющимися их лучшими союзницами. Можно любить свою alochos, но основная часть жизни мужчины проходит без ее участия, среди мужчин. Иллюстрация этого раздвоения читается в сцене, где Сократ, готовясь умирать, удаляет свою жену, принимает ванну, приглашает трех своих детей, беседует с ними, дает им указания, затем приглашает... своих друзей. Именно потому, что мужская жизнь занимает всю жизнь мужчины, он не представляет никакой другой жизни, пусть даже очень красивой. Он доходит до того, что боится потерять свою andreia, слишком часто посещая женщину в «доме»[83]. Если он является любовником, даже просто другом женщины, то тайно или, по крайней мере, посмеиваясь над этим. И в этом тоже огромное различие между полами. Если вся жизнь супруги заключена в «доме» и муже, мужчина уделяет жене и «дому» время мимоходом, основную часть жизни проводя в полях, гимнасии, на агоре, в военных походах, в общем, ведет в это время холостяцкую жизнь.

Ценность женщины в глазах мужчины заключается в ее работе (здесь не идет речь о наслаждении) над своим «полем». Поле в системе греческого сельского хозяйства, сохранившейся, как говорят, по наше время, старательно обрабатывается, чтобы подготовить ложе для семян. Мы уже упоминали о сельскохозяйственных метафорах, служащих эквивалентом коитуса, возвышающих роль и место мужчины, активного и деятельного, вносящего психическое, и о метафорах для женщины, влажной и уравновешенной, вносящей питательные вещества.

«А женщина после зачатия не только носит это бремя с отягощением для себя и опасностью для жизни, — уделяя ребенку пищу, которой сама питается, но и по окончании ношения, с большим страданием родив ребенка, кормит его и заботится о нем, хотя еще не видала от него никакого добра»

Сократ объясняет все это сыну, чтобы тот не сердился, когда на него кричит мать. Он определяет роли двух полов в браке:

«Мужчина содержит женщину, которая в союзе с ним будет рожать детей, и для будущих детей заранее готовит все, что, по его мнению, пригодится им в жизни, и притом в возможно большем количестве».

Итак, мы выяснили тройственную природу брака в его первом функционировании: муж кормит супругу-мать, которая кормит дитя. Возможно, следует даже написать, что он кормит супругу-мать,чтобы она кормила дитя. Но чего добивается отец? Каковы цели этих родственных стратегий? Сократ в «Беседах с Сократом», Исхомах в «Домострое» и весь город согласны: чтобы делать детей — чтобы они уважали, заботились, кормили и защищали своих родителей, словом, делали для них то, что когда-то делали для них родители. Исхомах говорит своей жене: «Это и наше общее благо — заручиться как можно лучшими помощниками и кормильцами на старость». И далее продолжает: сексуальный союз позволяет людям «приобретать кормильцев на старость».

Роль детей как опоры в старости является важным фактором социальной сплоченности, и общество пристально следит за этим. Законы карают тех, кто не выполняет этих обязанностей. Но родители не ждут старости, чтобы воспользоваться поддержкой своих детей, «дома» извлекают из них выгоду гораздо раньше. С этой точки зрения два пола не равны между собой, и девочка быстрее приступает к выполнению задач, которым их «женский» характер не мешает быть тягостными и утомительными. Что касается мальчика, от него не ждут продуктивной деятельности. Если он чем-то и занимается, нет никаких сомнений, что это старательно скрывается. Труд марает мужчину, но не женщину.

Любите, если хотите быть любимы, заботьтесь, чтобы заботились о вас. Родственные отношения и отношения любовные готовят тех, кто будет исполнять посмертные ритуалы. А иначе кто позаботится о покойном, о его погребении, кто принесет жертвы, произнесет молитвы, кто будет исполнять различные ритуальные действия «религии» мертвых? Кто из живых сохранит память о покойном? Во всем этом участвуют супруга, друзья, внуки, но организует все сын. Если нет других причин сделать ребенка, то этой вполне достаточно.

Отражение «дома» в городе

Остается главное. В своем «доме» греческий мужчина всего лишь путник (Исхомах: «Я вовсе не бываю дома»). Он все время куда-то стремится: на охоту, в поля, на войну (которая длится несколько месяцев), а особенно в город, чтобы вскоре оттуда вернуться. У него две роли: хозяин в своем «доме», он также участвует (или может участвовать) в управлении другим «домом» — городом. Аристотель очень точно формулирует связь между городом и «домом». «Город является совокупностью "домов", земель и богатств, он может обходиться собственными средствами, чтобы обеспечивать жизнь и благосостояние» («Экономика»). Аристотель имеет здесь в виду, что политика и город поддерживают между собой такую связь, как экономика (oikonomia) и «дом», и что за исключением крупных вопросов мы обнаруживаем в политике и экономике ту же хронологическую последовательность, переходящую от стадии становления и приобретения к стадии принесения пользы.

Наилучший образ политической власти в Греции — тот, в котором взрослые мужчины, граждане, периодически собираются в определенном месте и слушают друг друга. О чем они говорят? О том, что их связывает, что подтверждает их сообщество, их общие дела. Мы не удивляемся тому, что они голосуют за войну, мир, налоги, международные соглашения, рыночные правила, строительство... но нам кажется странным, что они голосуют также за ритуалы и даже за привлечение новых богов, что они регламентируют семейные обряды. В общем, пространно изложив все эти вопросы, они объявляют о своем решении; подобную практику они применяют и в своем «доме». Однако это не значит, что все, что мужчина практикует в «доме», он будет отстаивать в публичном месте. Он может отстаивать вещи прямо противоположные.

Великое дело — дети

Те, кто собирается на площади, — это те, кто защищает территорию и общество: граждане также являются солдатами: они заботятся о сохранении военного потенциала общества. Для этого, как минимум, необходимо восполнять потери. Но всем известно, что брак не является самоцелью молодых людей, любовь к женщинам — не единственное, что их интересует, а женившись, они могут быть несклонны спать со своей женой, и, наконец, даже переспав с ней в тайне thalamos, они могут сделать все возможное, чтобы избежать появления потомства. Это-то и подталкивает граждан принимать на собраниях меры, которые мы квалифицировали бы как способствующие рождаемости. Например, борьба с холостяцким образом жизни с помощью штрафов или других средств. Речь идет о том (и мы видим, до какой степени может дойти проникновение общественного в частное), чтобы вынудить мужчину на хотя бы минимальные сексуальные отношения с законной женой. Так, например, один закон, восходящий к Солону (законодатель начала VI века до н. э.) обязывал мужа той, кого называют эпиклерой[84], иметь отношения с ней по крайней мере три раза в месяц.