Моя жизнь и прекрасная игра - Эдсон Арантес ду Насименто

Позже я узнал, что это был разговор с президентом футбольного клуба «Сантос». Я не знаю точно, что он сказал, но что бы он ни говорил, разговор, судя по всему, получился достаточно убедительным: когда дона Селесте пришла домой, в глазах у нее стояли слезы.

«Дико, — сказала она, — для меня ты все еще ребенок, но кое-кто считает, что ты уже взрослый. Может быть, я неправа. Может быть, мне не надо тебе мешать, если это действительно твой шанс в жизни. Но мне не хочется, чтобы ты получил травму, чтобы ты мучился так же, как Дондиньо. Мне не хочется, чтобы ты страдал так, как пришлось страдать нам из-за этого футбола. С другой стороны, ты никогда не блистал успехами в школе, и мне не хочется, чтобы ты всю жизнь просидел на этой обувной фабрике».

Я не верил своим ушам!

«Мама, так я могу отправиться в Сантус?»

«Да. Но они говорят, это только так, попробовать, что из тебя получится. Валдемар обещает присмотреть за тобой. А тот самый… из клуба «Сантос» сказал, что они все сделают, чтобы ты не связывался с дурной компанией, правильно питался и вовремя ложился спать».

Она утерла слезы и приступила к делу. Если уж принято решение, мама никогда не теряла времени на пустые причитания.

«Надо тебя приодеть. Ты только посмотри на себя! Ты ведь прямо как поросенок! Тебе нельзя ехать в коротких штанах, люди будут смеяться над тобой. Тебе нужны длинные брюки, по крайней мере две пары, новые ботинки и рубашки».

На все это требовались деньги. Взволнованный известием о представившемся мне шансе, хозяин обувной фабрики одолжил нам немного денег, а Дондиньо и дядя Жоржи взяли аванс в счет будущей зарплаты. Так нам удалось наконец наскрести на обувь и рубашки. Затем Дондиньо отвел меня к портному, чтобы заказать две пары брюк из плотной хлопчатобумажной ткани. Это были первые брюки в моей жизни. Впервые в жизни я оказался и у портного.

Вечером я примерил брюки и почувствовал себя как никогда взволнованным и счастливым. Мне захотелось выбежать на улицу и продемонстрировать всем своим приятелям, что я совсем уже взрослый. Остановила меня дона Селесте.

«Испачкаешь. Убери их и не трогай, пока не пришло время!»

А мне казалось, что время просто остановилось. Наступила последняя ночь, которую мне суждено было провести дома. Помню, была суббота, уезжал я рано утром на рассвете. Меня сопровождал Дондиньо. Валдемар ду Бриту, как договорились, должен был встречать нас на центральном вокзале в Сан-Паулу, чтобы вместе проехать остаток пути до Сантуса и затем представить нас в клубе.

Весь день накануне отъезда Дондиньо был занят делами. Из клуба «Нороэсте» ему передали, что хотят с ним поговорить. Он вернулся оттуда мрачный.

«Менеджеры «Нороэсте» не хотят, чтобы ты уезжал в Сантус, Дико. Они говорят, что готовы платить тебе жалованье, лишь бы ты остался здесь и играл за них. Еще они сказали, что я лишусь многих друзей, если позволю тебе уехать».

Я не знал, что ему ответить. Мне не хотелось, чтобы отец пострадал из-за того, что я уезжаю в Сантус. Хоть Дондиньо всегда играл за «БАК» и никогда не выступал за «Нороэсте», я знал, чем может обернуться враждебность хозяев большого клуба в таком маленьком городе, как Бауру. Дона Селесте просияла от радости.

«Вот и хорошо! Значит, Дико никуда не надо ехать. По правде говоря, мне совсем не хотелось, чтобы он уезжал».

Лицо Дондиньо посуровело. Он очень редко не соглашался с женой, но она хорошо знала, что значит такое выражение на его лице.

«Ты дал слово Валдемару и клубу в Сантусе, Дико. Значит, тебя там ждут. И ты поедешь! Ты ничем не обязан клубу «Нороэсте». А о нас не беспокойся. Тебе выпал шанс, надо им воспользоваться. Главное, чтобы ты не разделил мою судьбу».

Он взглянул на дону Селесте. Она не возразила, ведь это был ее главный аргумент на протяжении стольких лет.

Мы долго не ложились спать. Сидели в кухне и разговаривали. Утром, пока мама готовила нам легкий завтрак в дорогу, все, начиная с дедушки и доны Амброзины и кончая моей сестрой Марией Лусией, давали мне бесчисленные советы. Доходила до меня, наверное, только десятая часть того, что говорилось. Я все еще никак не мог поверить, что уезжаю из дома. Вернулись сомнения, одолевавшие меня, когда я размышлял год назад о поездке в Рио-де-Жанейро с Тимом, причем теперь эти сомнения даже возросли.

Я представил себе Нейцу, по которой наверняка буду скучать. Интересно, как она будет относиться ко мне, если я когда-нибудь стану знаменитым. Я, разумеется, не мог думать только о Нейце и переключил свое сознание на знаменитых футболистов «Сантоса», с которыми мне придется встретиться и тренироваться, а может, и — даже дух захватывает! — с ними вместе играть. Я знал их всех по фотографиям и радиорепортажам, а еще по товарищеским матчам, которые «Сантос» играл в Бауру и на которые Дондиньо обязательно брал меня с собой. Неожиданно меня охватили сомнения, я ощутил страх. Я пытался избавиться от него, снова переключив свое внимание на Нейцу.

Смогу ли я играть против такого футболиста, как Зито? Или Формига? Или Васконсепос? Стоит мне появиться на поле, они наверняка расхохочутся над щуплым мальчишкой. А то и сочтут унизительным для себя играть с таким молокососом! Если действительно произойдет такой конфуз, как я вернусь домой? Мне стыдно будет смотреть в глаза родным и друзьям.

А если они «снизойдут» на поле лишь для того, чтобы посрамить меня своим высоким мастерством? А если они изберут меня мишенью для своих грубых шуток и выставят на посмешище как самонадеянного идиота? В конце концов, они ведь звезды первой величины. А с кем я до сих пор играл? С такими же мальчишками, как сам. Разве что в «Радиуме». Но что такое «Радиум»? Третьестепенная команда городишка Бауру. А что мне, собственно говоря, позволяет мечтать об игре в такой классной команде, как «Сантос»? Интересно, что думает

Валдемар ду Бриту по этому поводу? Или он на самом деле уверен, что так и будет? Может, он решил поставить меня в неловкое положение, тогда ради чего? А может, я чем-нибудь рассердил его, и теперь он злится на меня? Ехать в Сантус — это сознательно искать неприятности на собственную шею. В общем, поездка в Сантус — это безумие!

Когда Дондиньо пришел, чтобы разбудить меня, было еще темно, но я не спал. За всю ночь я не сомкнул глаз. Одевшись во все новое, я вышел на кухню. Вся семья была в сборе. Бабушка дона Амброзина беззвучно плакала. У Марии Лусии тоже текли слезы. Но мне кажется, она плакала за компанию с бабушкой, а не из-за моего отъезда.

И вот время, которое так мучительно тянулось последние две недели, стремительно понеслось вперед. Мне казалось, что мы добрались до вокзала за несколько секунд. Мы — это Дондиньо, Зока, дядя Жоржи, мама и я. Дона Селесте прижала меня к себе и попыталась изобразить улыбку, но не смогла сдержать слез. Я поднялся в вагон и подошел к открытому окну. В горле стоял комок. Но я был полон решимости вести себя, как подобает мужчинам. Поезд тронулся, родные замахали мне на прощанье. Когда наконец поезд миновал изгиб дороги и провожавшие исчезли из виду, я повернулся к отцу и твердо сказал: «Первые же заработанные деньги я пришлю тебе, чтобы ты купил маме дом!»