Голос мертвых - Брайан Ламли

Лейрд отошел от кровати и повернулся спиной, но в тот же миг услышал голос Джордана:

— Что? Да-да, я это сделаю.

Лейрд резко обернулся и увидел, что Джордан внезапно открыл глаза и сел на постели.

На прикроватной тумбочке стоял кувшин с водой. Лейрд наполнил стакан и протянул его Другу, но тот, казалось, ничего не заметил. Широко раскрытые глаза смотрели слепо. Спустив ноги на пол, он потянулся к стулу, на котором висела одежда. У Лейрда создалось впечатление, что Джордан действует, как лунатик.

— Тревор, — тихо окликнул его Лейрд, беря за руку, — ты...

— Что? — Джордан повернул к нему лицо, часто-часто замигал и вдруг совершенно осмысленно уставился на друга. Взгляд сфокусировался, и Лейрд понял, что тот пришел в себя и к нему вернулась способность соображать.

— Да, со мной все в порядке, но...

— Но... что? — подсказал ему Лейрд, в то время как Джордан продолжал одеваться. Двигался он при этом совсем, как робот.

Зазвонил телефон. Не обращая ни на что внимания, Джордан продолжал одеваться. Лейрд снял трубку. Это был Манолис Папастамос, который справлялся о состоянии Джордана. Греческий представитель закона появился на берегу буквально через секунду после того, как Джордан потерял сознание. Он помог Лейрду привезти его в отель и вызвал врача.

— С Тревором все в порядке, — ответил Лейрд на вопрос обеспокоенного Папастамоса. — Мне кажется, он чувствует себя хорошо. Во всяком случае, он одевается. А как дела у вас?

— Мы следим за судами... за обоими... но ничего нет, — Папастамос говорил по-английски так же, как и по-гречески — очень быстро тараторя короткие фразы. — Если даже что-то и перекочевало с “Самотраки” на берег, то очень немного... совершенно точно — не весь груз... его примерно столько, сколько мы и ожидали. Я проверил и “Лазарь”... едва ли они связаны... его владелец — некто Джанни Лазаридис — археолог и искатель сокровищ. У него безупречная репутация. Точнее говоря, о нем вообще нет никаких сведений. Что касается команды “Самотраки”... капитан и его первый помощник сошли на берег. Они могли, конечно, унести с собой белый порошок, но очень немного. Сейчас они смотрят представление в кабаре, пьют кофе с бренди. Надо сказать, больше кофе, чем бренди. Судя по всему, у них есть причина оставаться трезвыми.

Джордан тем временем закончил одеваться и направился к двери. Он двигался, как зомби, и одет был точно так же, как и утром. Ночи, однако, по-прежнему оставались холодными. Он явно оделся так легко лишь потому, что именно эти вещи оказались под рукой, действуя совершенно бессознательно.

— Тревор! Куда это ты отправился? — окликнул его Лейрд.

— В бухту, — оглянувшись через плечо, безжизненным голосом ответил Джордан. — К воротам святого Павла, а потом вдоль мола до ветряных мельниц.

— Алло! Алло — кричал в трубку Папастамос. — Что там у вас происходит?

— Он говорит, что идет на мол, к ветряным мельницам, — сообщил Лейрд. — Я иду вместе с ним. Здесь что-то не так. Я все время это чувствовал. Извините, Манолис, но я вынужден прервать разговор.

— Я встречусь с вами там, — быстро ответил Папастамос, но Лейрд услышал лишь половину фразы, ибо уже положил трубку. Накинув куртку, он бросился вслед за Джорданом, который уже спустился вниз, пересек холл и вышел на улицу, в средиземноморскую ночь.

— Ты не хочешь меня подождать? — окликнул друга Лейрд, но тот не ответил. Он лишь однажды оглянулся, и Лейрд успел увидеть его глаза, словно пустые дыры, зиявшие на его изможденном лице. Было очевидно, что он не собирался никого ждать.

Лейрду почти удалось догнать своего сомнамбулически идущего вперед друга, когда тот перешел дорогу и направился в сторону берега, но в этот момент загорелся красный свет, машины рванулись вперед и на проезжей части образовался бурлящий, бешено несущийся поток, так характерный для уличного движения в Греции. Лейрд оказался отрезанным от Джордана сплошной массой мчащегося с дьявольской скоростью металла, а когда сизый дым выхлопных газов рассеялся и на светофоре вновь зажегся зеленый свет, телепата нигде не было видно — он растворился в толпе снующих туда-сюда людей. И Лейрд понял, что потерял его.

Но ему было известно, куда направлялся Джордан...

Джордан чувствовал, что все внутри его восстает против продолжения этого пути, что каждый шаг дается ему с большим трудом, что он изо всех сил борется против влекущей его вперед силы, хотя и понимает, что это бесполезно. Это было все равно что напиться в стельку в незнакомом месте, среди незнакомых людей, когда ты валяешься на полу и перед глазами у тебя все плывет и кружится, потолок вертится с такой скоростью, что кажется, будто углы его гоняются друг за другом, как спицы в колесе. И ты ничего не можешь сделать, чтобы остановить эту круговерть, ибо понимаешь, что на самом деле все и так стоит на месте, а верчение происходит у тебя в мозгу, в твоей голове, венчающей твое тело. Это твоя чертова голова и твое чертово тело, но они отказываются тебе подчиняться... ты не можешь заставить их делать то, что необходимо тебе, как бы ты ни старался!..

И ты все время чувствуешь себя пленником в собственном черепе, как попавшая в бутылку муха, неистово жужжащая внутри, снова и снова бьющаяся о стенки в попытках вырваться, и не перестаешь при этом повторять: “Боже! Пусть это закончится! Боже! Пусть это поскорее закончится! Боже! Пусть... это... поскорее... закончится!.."

Это алкоголь — чуждое, враждебное вещество в твоем организме — одержал над тобой верх. И чем яростнее ты борешься с ним, тем хуже тебе становится. Стоит только попытаться оторвать голову от подушки, как все вокруг начинает вертеться с еще большей скоростью, как в центрифуге, и ты снова падаешь вниз, тебя просто затягивает и опускает на дно невероятная сила. Стоит только заставить себя встать на ноги — и ты шатаешься, начинаешь сам вертеться вместе с комнатой, вместе со всей Вселенной!

Но стоит тебе только успокоиться, лечь неподвижно, прекратить всякую борьбу, крепко зажмурить глаза и уйти в себя... и тогда непременно все прекратится... и болезненные ощущения, и невыносимое жужжание мухи в бутылке — дрожь твоего потрясенного, смятенного сознания — все исчезнет. И ты уснешь. И вполне возможно, что кто-нибудь тем временем начисто ограбит тебя. Они могут, если захотят, раздеть тебя до трусов, и ты ничего не сможешь сделать, чтобы остановить их, ты даже ничего не почувствуешь.

Именно такими были воспоминания Джордана о его первом знакомстве с алкоголем. Он тогда только начал учебу в университете и больше всего страдал от тоски по дому. Двое его приятелей-студентов, обладавшие репутацией местных шутов, решили повеселиться за его счет и с этой целью напоили его до полусмерти, а потом стали издеваться над ним. Нет, они не сделали ничего такого уж страшного — всего лишь нарумянили ему щеки, накрасили рот, а потом надели на него чулки с подвязками.