Миг власти московского князя - Алла Панова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расположившись на ночлег в большой горнице, Михаил Ярославич и посадник еще некоторое время тихо переговаривались, но потом голос князя стал звучать совсем тихо, и вскоре до лавки, где устроился посадник, донеслось его мерное дыхание. Поворочавшись с боку на бок, угомонился и уставший за день Василий Алексич. Вскоре затих весь дом. Лишь изредка где‑то что‑то поскрипывало и шуршало, а из повалуши, в которой разместилось несколько дружинников, долетали приглушенные звуки богатырского храпа.
Ранним утром, ополоснув лицо холодной водой и наскоро запив румяные пухлые приспешки горячим медовым взваром, князь и Посадник вышли к собравшемуся во дворе отряду. Часть людей, поеживаясь от мороза, который в эти предрассветные часы был особенно злым, приказа отправиться в путь ожидала за воротами, на пустынной в эту пору улице.
Поблагодарив хозяина за кров и еду и по–доброму распрощавшись с ним, князь отдал приказ, и отряд двинулся в путь. Дорога, идущая через село, быстро опустела.
Уже на ходу Василько, поравнявшись с князем, сообщил, что Тихон, которого он вчера отправлял проверять дорогу впереди, обнаружил за лежащим вдоль дороги деревом едва приметный съезд. От него в чащу тянулся санный след, который, как утверждал Тихон, был кем‑то нарочно присыпан снегом.
«Эх, Тихон, молодец», — подумал князь, стараясь, чтобы никто не заметил, насколько обрадован он полученным известием. Поправив рукавицей спустившуюся к бровям шапку, отороченную соболем, сказал спокойно: — Раз так, то нечего зря время терять, поспешим к тому месту, — и легко хлестнул своего вороного по черному блестящему крупу.
От стремительной скачки дружинники, до этого хмуро покачивавшиеся в седлах, едва не засыпая на ходу, повеселели. Еще не рассвело, а отряд уже достиг цели и снова был вынужден остановиться.
Князь удивленно огляделся, только внимательно всмотревшись в указанную Тихоном сторону, он заметил то, что его молодой дружинник назвал «санным следом».
Дальше отряду предстояло двигаться по заснеженному лесу, и дружинники, поняв, что теперь их ожидает нелегкий путь, шутили меж собой, что нынче вволю покачаются в седлах, преодолевая ухабы и ямы. Однако, когда дружинники объехали лежащую вдоль дороги огромную сосну и по глубокому снегу пробрались к тому месту, где рядом с сотником остановился Тихон, они были приятно удивлены: под конскими копытами оказался крепкий наст, припорошенный тонким слоем снега.
Передвигаться по лесу оказалось почти так же легко, как по большой дороге, с той лишь разницей, что здесь то и дело приходилось уклоняться от нависавших над головами ветвей, стремящихся хлестнуть зазевавшегося путника по лицу. Князь, выбрав себе место в голове отряда, то и дело пригибаясь к черной конской гриве, прислушивался к доносившемуся разговору.
— Видишь: везде снег на ветках держится, только кое–где под своей тяжестью по хвое скатился, а тут, где мы идем, ветки чистые! — учил Тихон Николку. — Тут человек прошел. И не один! Иначе бы кое–где снег все-таки остался. Все примечать надобно, если лазутить хочешь. В этом деле каждая мелочь важна, она о многом человеку понимающему сказать может.
Представив, с каким восхищением внимает сейчас отрок словам опытного товарища, князь улыбнулся, он и сам всегда с интересом слушал Тихона, только тот был не больно говорлив и редко открывал свои секреты.
Отряд уже довольно долго был в пути, дорога все петляла по лесу, оставляя в стороне непроходимые завалы. Видно, лес бродням был хорошо знаком, иначе обязательно хоть один возок угодил бы в какой‑нибудь неприметный овражек, из которого достать его было бы непросто. По пологому склону отряд спустился к лежащей подо льдом речке, переправился на другой берег и, вступив под лесные своды, остановился.
Спешившись князь собрал совет, чтобы сообща обсудить, как действовать дальше. По словам Потапа, уже и Гнилое болото осталось где‑то в стороне, а о существовании ватаги напоминал только санный след. Василько был возбужден, предвкушая скорую схватку, а посадник теперь, когда был пройден такой длинный путь, кажется, уже разуверился в самой возможности догнать Кузькину ватагу. Князь видел это и порой даже сам сомневался, что эта затея принесет успех, но вида не показывал и всячески поддерживал боевой дух молодого сотника.
— Не может этот Кузька без отдыха уйти так далеко! — сжимая кулаки, говорил взволнованно сотник. — А нигде примет нет, что вставала их ватага на отдых, ведь верно говорю, Тихон? — повернув голову, он требовательно обращался к дружиннику, уверенный в поддержке, тот только молча кивал, а сотник продолжал: — Верно! Значит, недалече будет то место, где Косой на отдых остановится, если поспешим, может, там его и застанем и возки захватим! Не уйдет он от нас!
— Правильно говорит Егор Тимофеевич, больно ты скорый, — усмехнулся князь. — Что заранее шкуру непойманного зверя делить, вот поймаем, тогда и поговорим. А пока скажи‑ка, Потап, где, по–твоему, наш зверь на лежку устроится?
— Гадать не хочу, — раздался глухой голос, — я думал, к Гнилому болоту подадутся, ан нет. Вот мы и речку Пресню перешли, а путь‑то дальше тянется…
— Это и мы и без тебя видим, — прервал посадник речь Потапа, — тебе князь ответить велит, где укрыться Кузька Косой может!
— Я про то и сказать хотел, — глянув исподлобья, продолжил Потап, — где‑то поблизости отсюда ватага укрылась, и прав все ж таки, Михаил Ярославич, сотник‑то твой будет. Сторожко дальше идти надобно, чтоб себя заранее не выдать и зверя не спугнуть.
— Это кто же тебе поведал сию тайну? — с издевкой в голосе произнес посадник, которому не пришелся по нраву угрюмый сын Захара.
— Сорока новость на хвосте принесла, Василий Алексич, — спокойно и так же угрюмо ответил Потап и повернулся спиной к побелевшему от гнева посаднику. Тот был вынужден стерпеть такое неуважительное отношение к себе, поскольку его обидчик уже обратился к князю. А князь, судя по всему, даже не обратил внимания на случившуюся перепалку и с интересом слушал Потапа, который неспешно объяснял: — Оттого я так думаю, Михаил Ярославич, что дальше-то лес редеть начнет, а потом и вовсе от речки Ходынки до самой Москвы–реки луга потянутся. Там уж не укроешься.
— А в Собольем овраге? — спросил Аким, который, стоя за спиной Василька, с вниманием слушал говоривших.
— Чай, не лето на дворе, — с укоризной в голосе сразу же ответил Потап, посмотрев в сторону говорившего, и пояснил для князя и сотника, которые, как он понял, еще не были знакомы с окрестностями Москвы: — Тот овраг хоть и велик, да ведь, помимо людей, еще возы с добром спрятать надобно. Да и зима…
— А если на Тушино ушли? — пересилив себя и стараясь не смотреть на Потапа, вставил слово посадник.
— Вполне может быть, — поддержал Аким.
— Да–да, это ты, Василий Алексич, пожалуй, дело говоришь, — живо ответил медлительный Потап и, сдвинув шапку почти до самых глаз, почесал затылок, а потом еще раз повторил: — Да–да, дело.
Посадник чуть было не разомлел от похвалы Потапа и сгоряча едва не простил за прежний неуважительный ответ, но быстро опомнился, решив, что ни в чьей похвале он не нуждается, а уж тем более какого‑то мужика. Однако как он себя ни уговаривал, а то, что его замечание при князе назвали дельным, ему льстило.
Князь и сотник хоть и слушали внимательно весь разговор, но далеко не все могли понять. Василий Алексич упустил это из виду, но, неожиданно заметив недоуменное выражение на их лицах, быстро отломил от куста длинную ветку и, углядев в стороне не затоптанный людьми и лошадьми снежный лоскут, позвал всех к нему. Как только на этом снежном полотне появились первые линии и глубокие точки, обсуждение захватило всех участников княжеского совета, и никто уже не был сторонним наблюдателем.
Через некоторое время отряд продолжил свой путь, но теперь на всякий случай все ехали молча, пристально вглядываясь в лесную чащу и при необходимости обмениваясь условными знаками. Всех охватило напряженное ожидание неминуемой близкой развязки, но вскоре стало казаться, что она еще далека, и томительное ожидание постепенно сменилось безучастным созерцанием окружающего.
Лишь те, кто ехал в голове отряда, все еще сохраняли прежнюю уверенность в скорой встрече с противником и были к ней готовы. Только поэтому от их острого глаза не укрылось какое‑то слабое шевеление в кустах, что сгрудились на противоположной стороне небольшой поляны, к которой вышел отряд. К кустам, так заваленным снегом, что из огромного сугроба торчали лишь несколько тонких ветвей, с быстротой молнии, опередив всех, подлетел Тихон. Уже через мгновение после короткой бесшумной потасовки он вытащил за шкирку на поляну коренастого мужичонку, руки которого туго стянул кожаной плеткой, а рот за ткнул своей рукавицей.