Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны - Коринна Кур-Королев

первый взгляд, ужасные условия жизни населения никак не были связаны с утратой культурных ценностей. Однако голод создавал предпосылки для оживленной торговли всем, что еще оставалось, – бытовой утварью, продуктами питания и ценностями. Осипова после войны наверняка отредактировала свой дневник перед публикацией: она была заинтересована в том, чтобы оправдать свое сотрудничество с немцами. Однако если сравнить ее текст со свидетельствами других людей, переживших подобное, то выясняется, что ее описания точны. Возможно, она впоследствии какие-то моменты выбросила или приукрасила, но одна тема проходит через весь дневник: ее и мужа выживание удавалось обеспечить только с помощью множества разных мелких сделок с немцами. Удивительным образом у нее все время находилось что-то, что можно было продать, а немецкие оккупанты, если верить Осиповой, жадно хватали все подряд.

В начале зимы это касалось прежде всего теплой одежды. Осипова поражалась тому, насколько плохо немцы были подготовлены к зиме. Солдаты особенно интересовались шерстяными и меховыми вещами, снимали валенки у прохожих прямо на улице. Пустые дома подвергались полному разграблению, офицеры забирали более ценные вещи, а солдаты – даже бесполезные тряпки. Осиповой было почти стыдно за этих «барахольщиков», которые совсем не вписывались в ее представление о немецком народе. Сама она продала украшения, золотые зубы, книги, фарфоровый сервиз и большой турецкий ковер. Последний был из дворца, Осипова якобы нашла его в дровяном сарае, куда его кто-то положил, а потом не забрал. По ее мнению, ковер этот раньше лежал в квартире писателя А. Н. Толстого, превращенной в Дом писателей. Муж Осиповой опасался, что, если они возьмут ковер себе, это будет «пахнуть мародерством», но зная, что «немцы охотятся за коврами так же, если не сильнее, чем за мехами и золотом»373, они утащили его домой, хотя он и был очень тяжел. Позже они обменяли его на муку и хлеб. Новым владельцем стал сын бывшего русского генерала Громана, служившего в немецкой армии. Осипова упоминает и о втором, голубом ковре, тоже дворцовом, который лежал в комнате немецкого коменданта374.

Частым гостем в доме Осиповых был местный начальник СД, некий Райхель. Его особенно интересовало золото. Другим источником дохода были книги, лежавшие в заброшенных и разграбленных домах. Почти все, что представляло материальную ценность или что немецкие солдаты могли использовать в хозяйстве, переходило в их руки. Немцам это могло не казаться аморальным, ведь предметы обменивались на еду и таким образом совершались сделки, которые помогали людям выживать. В мемуарах советских граждан часто встречаются факты сочувственного отношения отдельных офицеров и солдат вермахта, которые пытались тайком дать русским что-то съестное, хотя это им запрещалось. Надо иметь в виду, что в условиях оккупации не могло быть честной и равноправной торговли; продавцы находились в отчаянной ситуации и иного выбора, кроме как продавать свое имущество, у них не было. Невозможно сказать, сколько вещей из царскосельских дворцов перешло из рук в руки путем таких частных сделок. В какой мере жители города имели к ним доступ и могли украсть что-нибудь, тоже неясно. Если и могли, то с очень большим риском, ибо мародерство в данном случае каралось смертью. В то же время следует учитывать, что предметы из царских дворцов обладали высокой меновой ценностью; на них можно было выменять продукты и тем самым порой спасти чью-то жизнь. Для нравственных соображений момент был неподходящий.

После голодной зимы 1941–1942 годов весной многие из выживших были отправлены в тыловые районы или в Германию. Для тех немногих, кто остался, по крайней мере положение с продовольствием несколько улучшилось. Однако близость к линии фронта по-прежнему определяла повседневную жизнь населения Пушкина. Все трудоспособные жители обязаны были работать. Направления на работы распределял назначенный оккупантами бургомистр Всеволод Селезнев. К концу лета 1942 года всех жителей собрали в северном районе София в условиях, близких к лагерным. По сообщениям одного юноши, люди очень сплотились. Работающий водопровод, электричество, баня и столовая облегчали жизнь; для детей организовали школу, иногда проводились богослужения. Проходили и музыкальные вечера, на которые собиралось немногочисленное оставшееся население города.

С сентября 1942 по апрель 1943 года немецкие силы, размещенные в Пушкине, были представлены в основном 2‐м батальоном СС, в рядах которого сражались норвежские, фламандские, голландские и латышские добровольцы. В сентябре 1942 года на фронт прибыла так называемая Голубая дивизия – 250-я пехотная дивизия, набранная из испанских добровольцев, а в апреле 1943 года – 170-я пехотная дивизия вермахта. После расформирования в октябре 1943 года Голубой дивизии задачу удерживать фронт взяла на себя 215-я пехотная дивизия. За это время ситуация на фронте мало изменилась. Однако благодаря поражению германских войск под Сталинградом и успешным наступательным действиям Красной армии летом против групп армий «Центр» и «Юг» положение немцев стало более трудным и на северо-западе. Кроме того, здесь ширилось партизанское движение. По воспоминаниям упомянутого выше молодого человека, в этот период изменился оккупационный режим: «и фриц 1943 года – это уже не фриц 1941 года»375. Это, возможно, было связано и с составом оккупационных частей. Если вначале в Пушкине размещалась идейно устойчивая полицейская дивизия СС, то теперь в город прибыли подразделения, состоявшие из добровольцев разных национальностей, которые пошли служить в германскую армию по разным причинам: одни – из убеждения, другие – по практическим соображениям или под давлением. Особенно бросалось в глаза присутствие солдат Голубой дивизии. Эту пехотную дивизию сформировало правительство Испании сразу после нападения Германии на Советский Союз в знак солидарности с нацистским рейхом, чтобы бок о бок с вермахтом «активно участвовать в борьбе против большевизма». Своим названием она обязана голубым фалангистским рубашкам, которые ее солдаты и офицеры носили под немецкими мундирами376. Первые 18 000 испанских добровольцев прибыли в Германию в середине июля 1941 года. Они прошли обучение и получили вооружение на полигоне Графенвёр под Нюрнбергом. Всего четыре недели спустя дивизия была уже на Восточном фронте, в районе группы армий «Север». Первоначально все ее штабы и тыловые части размещались в Новгороде и близлежащих селах. После зимы 1941–1942 годов, в течение которой Голубая дивизия понесла гигантские потери, Франко приказал части добровольцев вернуться в Испанию. После этого была введена система ротации, в итоге к октябрю 1943 года на Восточном фронте побывало в общей сложности 47 000 испанцев377. В 1942–1943 годах район действия Голубой дивизии сместился от Новгорода в сторону Ленинграда, так что испанцы стояли и в Пушкине, и в Павловске.

В документах вермахта, касавшихся Голубой дивизии, жалобы на недисциплинированность испанцев и