За Темными Лесами - Пол Стюарт

— Ну? — произнесла тварь.

— Я… — начал Прутик.

— ХЛЮП-ХЛЮП!

Мальчик содрогнулся. Каждый раз, когда Прутик собирался что-то сказать, тварь высовывала из пасти длинный язык и облизывала один или другой немигающий зеленый глаз, и он тут же забывал, с чего начал. Глазные стебельки вытянулись, приблизившись к его лицу. Шарообразные глаза изучали его лицо с двух сторон.

— Знаешь, что тебе следует сделать, деточка? — наконец произнесла балабола. — Хорошо бы тебе — ХЛЮП-ХЛЮП — выпить чашечку дубояблочного чаю.

Пока они шли к ее дому в меркнущем оранжевом свете, балабола без умолку трещала. Она говорила, говорила и говорила, не замолкая ни на секунду. Привыкнув к ее тихому напевному голосу, Прутик уже не замечал ни огромных ушей, ни глазных стебельков, ни длинного языка, ни хлюпанья.

— Видишь ли, я всегда была не такая, как все, — объяснила она.

Прутик хорошо понимал ее.

— Балаболы всегда выращивали овощи и фрукты. Многие поколения поставляли эти продукты на рынки. И все же я всегда знала… — Она замолчала. — И я сказала себе: ты рождена не для того, чтобы тяпать мотыгой или торговаться на базаре. И это факт.

Они вышли на поляну, освещенную багровым вечерним заревом. Отблески света падали на какой-то круглый металлический предмет. Прутик, прищурясь, стал вглядываться. Под разлапистыми ветками кручиницы стояла маленькая крытая повозка. Балабола пошлепала к ней. Прутик наблюдал, как она сняла с крючка фонарь и повесила его на ветку.

— Пускай посветит нам, пока мы разберемся, что к чему, — усмехнулась она, выкатывая повозку из укрытия.

Прутик стал разглядывать кибитку. На миг ему показалось, что она бесследно исчезла. Прутик помотал головой: она снова предстала перед ним.

— Здорово, правда? — спросила балабола. — Кучу времени потратила, раскрашивая ее.

Прутик кивнул. От колес под деревянной рамой до шкуры, натянутой на обручи, чтобы вещи внутри не промокали, — каждый дюйм повозки был окрашен в различные оттенки зеленовато-коричневого, так что она идеально сливалась с лесом. На несколько секунд Прутик задержал взгляд на надписи: по борту тянулись забавные буковки-кривульки, напоминавшие скукоженные сухие листья.

— Да, это я, — с гордостью произнесла балабола, облизывая глаза. — «Балабола балабольская, знахарь и травник». А теперь давай-ка попьем чайку.

Вскарабкавшись по деревянным ступенькам, она скрылась в кибитке. Прутик видел, как она ставит котелок на плиту и ложкой насыпает в горшочек какие-то оранжевые хлопья.

— Я бы пригласила тебя зайти, — сказала она, оглядывая свое жилище, — но тут такой беспорядок… — Она обвела помещение рукой, показывая, что там творится.

Внутри стояли ряды кувшинчиков и графинчиков, заткнутых пробками, и бутыли с колыхающейся янтарной жидкостью, в которой плавали органы мелких животных. Тут были коробочки с семенами, ящички с листьями и полные до краев мешки, из которых на пол сыпались лесные орехи. Там были щипцы и пинцеты, осколки горного хрусталя, а еще — весы, груды бумаг и свернутая в рулоны кора. На крюках для просушки были развешены пучки трав и букеты цветов, а рядом висели засохшие жуки, слизняки и трупики мелких лесных жителей: лесных крыс, мышек-полевок, тушканчиков. И все это добро тихонько покачивалось, пока балабола заваривала чай.

Прутик терпеливо ждал. На небо вышла луна и тут же спряталась за край черной тучи. Лампа разгоралась все ярче. Рядом с кряжистым пнем Прутик увидел нацарапанное на земле сердце. Поперек рисунка лежала палочка.

— Ну, все готово, дружочек, — объявила балабола, высовываясь из кибитки. В каждой руке она держала по кружке, а под мышкой — какую-то жестянку.

— Угощайся, — сказала она. — Тут сухие семена. А я принесу что-нибудь, чтобы примостить наши зады.

Она сняла с крюков под рамой две деревянные колоды. Прутик сначала не заметил их, так хорошо они были замаскированы. Балабола грузно плюхнулась на сиденье.

— Ну ладно, что это мы все обо мне, да обо мне… — сказала она. — Я часами могу рассказывать про то, как живу в лесу, переезжаю с место на место, нигде не задерживаясь подолгу, как готовлю зелья и снадобья и помогаю, кому могу. Ну, как тебе мой чай?

Прутик сделал глоток.

— Очень вкусно, — признался он.

— Он из кожуры дубояблок, — пояснила хозяйка. — Очень хорош для сердца, для роста ногтей и просто незаменим для… — Она кашлянула, и глаза на отростках выкатились наружу. — Поддержания тонуса, если ты понимаешь, о чем я говорю. И к тому же — это лучшее лекарство от головокружений. — Она наклонилась к Прутику и шепнула ему прямо в ухо: — Я, конечно, не хочу хвастаться, но я лучше всех ориентируюсь в лесу: лучше всех знаю, кто тут живет и что тут растет.

Прутик ничего не ответил. Он думал о толстолапе.

— Я великолепно разбираюсь в целительных свойствах растений, — добавила она со вздохом. — Самой приходилось лечиться. — Балабола отхлебнула чай. Глаза на стебельках оглядели окрестность. Один из них уставился на палочку, лежавшую поперек нарисованного сердечка. — Ну, возьмем, к примеру, эту штуковину. Как ты думаешь, что это такое?

— Палка?

— Палка, да не простая. Это палочка-выручалочка. Она подскажет моему сердцу, куда идти. — Она внимательно окинула взглядом лес. — У нас еще есть немного времени. Дай-ка я тебе покажу…

Она поставила палку посереди нарисованного сердечка, придерживая ее одним пальцем. Закрыв глаза, балабола прошептала заклинание:

Выручалка, другом будь,

Подскажи сердечку путь!

— и убрала руку. Палочка-выручалочка упала на землю.

— Но она упала туда же, где лежала!

— Естественно, — согласилась балабола. — Ведь именно туда и ведет меня судьба.

Прутик вскочил и схватил палку.

— А можно, я тоже попробую? — в восторге закричал он.

Балабола покачала головой, ее глаза на стебельках тоже закачались взад-вперед.

— Ты должен сам найти себе палочку. Прутик тотчас же бросился к деревьям. Первое было слишком высоким, второе — слишком крепким. Зато третье оказалось подходящим. Он отломал небольшую ветку, затем оборвал с нее листья и снял кору. Теперь палочка-выручалочка выглядела как нужно.

И тут на него набросился какой-то свирепый черный зверь. Повалив Прутика на землю, зверь подмял мальчика под себя. Очертания его широких плеч вырисовывались в свете фонаря. Желтые глаза блестели. Зверь широко разинул пасть и… внезапно завыл от боли.

— Кряж! — крикнула балабола, второй раз ударив палкой его по носу. — Сколько раз тебе говорить! Только падаль! Сейчас же забирай свою дохлятину и впрягайся в повозку. Мы и так опаздываем!

С большой неохотой чудовище отпустило мальчика. Оно повернулось и, вонзив клыки в дохлого тильдера, потащило его на поляну.