Свиток желаний - Дмитрий Емец

Арей спокойно перехватил меч за лезвие и спрятал его под плащ.

– Недурственно, Меф… Но в следующий раз, уклонившись, не оставайся на месте, а немедленно атакуй сам. Или ты считаешь, что, промахнувшись один раз, твой противник от огорчения сразу посыпает голову пеплом и уходит в магвостырь? Более вероятно, что он станет наносить тебе все новые и новые удары до тех пор, пока его мечу вообще будет что крошить… И не факт, что каждый раз ты успеешь отскочить, совсем не факт.

– Хорошо, буду атаковать. А свой меч мне сегодня брать?.. Ну, в театр? – спросил Мефодий.

Он посмотрел на узкий клинок Древнира, прошедший множество превращений. На лезвии было много мелких зазубрин и несколько глубоко въевшихся, как кариес, пятен ржавчины. Конец меча был сколот наискось так же, как и передний зуб Мефодия.

Буслаев осторожно коснулся рукояти. Хотя он практиковался с Ареем почти каждый день, меч далеко еще не стал продолжением его руки, и часто, глядя на него, Мефодий испытывал то же чувство внутренней неуверенности и авантюрности затеи, которое испытывает человек, собирающийся погладить чужую овчарку.

Арей провел указательным пальцем по шраму, рассекавшему его лицо.

– Тебе решать! Бери только в случае, если у тебя действительно есть внутренняя решимость использовать его. В противном случае человек, носящий оружие, только подвергает себя лишним опасностям. Просто помахать сабелькой мало. Нужна уверенность, что ты сможешь переступить через чью-то жизнь. Представь себе, что ты разрубаешь стража света… ту же Даф, например. Разваливаешь ее от плеча до пояса… Ну?

Мефодий, никогда не жаловавшийся на отсутствие воображения, представил. Вот он заносит меч, вот бьет Даф – белозубую, веселую, крылатую… Ему стало жутко, и он поспешно шагнул назад, опасаясь, что темный клинок неправильно его поймет.

– Но почему Даф? Ведь она… – начал он.

– Все с тобой ясно, синьор помидор!.. Опять у кого-то приступ «бэ-эзумной симпатии», а? Барашек «бэ-э-э»! – насмешливо оборвал его Арей.

Мефодий сердито отвернулся и покраснел.

– Ерунда! Никогда я такого не говорил, – огрызнулся он.

– Ну-ну… Разумеется… Кто же спорит с будущим повелителем мрака, который обмухлевал в карты самого Лигула? Все знают, что наш будущий суровый властитель интересуется девочками не больше, чем выращиванием шампиньонов в домашних условиях! – ухмыльнулся Арей.

– Вот именно! – буркнул Мефодий. – В самую точку.

Арей перестал улыбаться. Насмешливое выражение с его лица точно проливным дождем смыло.

– Тема про барашка закрыта. Но все равно, я думаю, твой клинок лучше оставить в резиденции мрака. Ты явно не готов к бою. Или придется вызывать Хоорса. Вот уж кто умел напоить меч кровью. Досыта напоить, до рукояти… К тому же, насколько я помню, при слове «мораль» Хоорс всегда начинал искать глазами словарь, потому что никак не мог запомнить, что это такое.

– Я не буду вызывать Хоорса, а меч возьму, – упрямо заявил Мефодий.

Арей пожал плечами и не стал спорить.

– Выбор твой. Только не удивляйся потом, если меч выберет ножны у тебя в груди. Эдак между ребрами.

– А ну, перестань! – вдруг крикнула кому-то Даф. – Брысь!

Арей повернулся на ее голос. Оказалось, Депресняк, которому надоело воевать с ошейником, вспрыгнул на стол и терзал когтями комиссионерские отчеты. Котик явно засиделся. Даф кинулась было снимать его со стола, однако барон мрака отнесся к поведению Депресняка снисходительно.

– Этому мальчику валерьянки больше не наливать, – только и сказал он.

– Не в том дело. Просто он уже часа два ни с кем не дрался, – оправдываясь, заявила Дафна.

Улита хихикнула, наблюдая, как Даф ловит упирающегося котика поперек живота и пытается затолкать его в комбинезон. Депресняк сопротивлялся и глубоко пропахивал когтями полировку.

– Чем бы дитё ни тешилось, лишь бы никого не убило. Твоего бы котика в мешок да в речку Лету у Харона баржу подгрызать… Эй, осторожно, ты ему крыло подогнула! – комментировала Улита.

– А пусть не сопротивляется!.. Ты, похоже, начинаешь привязываться к моему котику, – заметила Даф, продолжая воевать с Депресняком.

Улита кивнула. В последнее время она действительно относилась к Депресняку гораздо лучше, что не мешало ей порой носиться за напакостившим котом по всей резиденции мрака с рапирой.

– Я люблю тех, у кого башня на резиночке. Сорвет ее, помотает, а потом на место вернет, – согласилась она.

Снаружи, со стороны переулка, примыкавшего к Большой Дмитровке, послышался грохот столкнувшихся машин. Запрыгали по асфальту градины разбитых фар. Отскочил бампер. Заплакала сигнализация. Все говорило о том, что кто-то решительно припарковался прямо в поставленный на стоянку автомобиль. А еще спустя минуту в кабинете Арея появились страшные раскосые глаза.

– О, наш Мамайчик приехал с Куликовской битвы! А то я думаю: где он, родимый, в пробке, что ли, застрял? – проворковала Улита.

Прижимая к груди футляр с мечом, Мефодий выбрался из жуткого рыдвана, когда автомобиль врезался в гипсовую чашу у главного входа в театр «Муза». Мамай, все так же мрачно ухмыляясь, пинком ноги закрыл ржавую дверь. Затем дал задний ход, круто развернулся, и его громыхающая потусторонняя колымага умчалась, царапая днищем асфальт.

Даф стояла рядом с Мефодием, держа в руке поводок, пристегнутый к строгому ошейнику Депресняка. Кроме того, учитывая, что Депресняк явно был настроен с кем-нибудь подраться, она надела на кота намордник. Депресняк в комбинезоне, строгом ошейнике и наморднике выглядел комично. До тех пор, во всяком случае, пока кто-нибудь не вздумал бы заглянуть в его красные глаза.

Улита поигрывала рапирой, для которой у него не было даже ножен.

– Прямо так и пойдешь? Не хочешь ее спрятать? – поинтересовался Мефодий.

– Не собираюсь. Эту рапиру увидит лишь тот, у кого есть магические способности. Для остальных же это просто зонтик. Маскировочная магия, знаешь ли.

Шагнув в сторону, Улита коснулась острием рапиры шеи толстого клерка, сидевшего в открытом кафе рядом с театром. Склонившись над одноразовой тарелочкой, тот пожирал пельмени с таким важным видом, будто производил невесть какое сакральное действо. Ощутив прикосновение металла, клерк принялся беспокойно озираться. Наконец его свинячий взгляд уперся в Улиту.

– Девушка, осторожнее со своим зонтиком! Не видите, что ли, что людям мешаете? – сказал он сердито.

– Простите, дяденька! Умоляю вас, не прерывайте пищеварение! – успокоила его Улита.

Не оглядываясь на своих спутников, Арей решительно направился ко входу в театр.

На миг их группа отразилась в застекленной афише с расписанием спектаклей. Мефодий, увидевший всех со стороны, оценил, что видок у них был провоцирующий и колоритный. Пышная Улита в вызывающем красном платье (она утверждала, что на красном не видна кровь), жующая на ходу шоколадные конфеты; даже при том, что рапира ее казалась всем зонтиком, заставляла лопухоидов то и дело оглядываться. Смуглый Арей с разрубленным лицом, прокладывавший себе в толпе дорогу, как ледокол. Светловолосая девчонка с торчавшей из рюкзачка флейтой и непонятно с чем на поводке: ни с мышонком, ни с лягушкой, а с психованной зверушкой. И, наконец, он, Меф Буслаев, пожалуй, самый пока неприметный в этой группе.