Я мыслю, значит, я существую (СИ) - Max Maximov

— Просто знаю и всё.

Федя прошел вперед по дороге метров двадцать, водя фонарем по сторонам, и поравнялся с забором участка справа. Слева от дороги было поле. Несколько высохших тел лежали там, на траве.

— Помогите, — раздался глухой крик из дома. Федя резко обернулся на звук.

— Это оно! — произнес Ласкин и пошел к Кошкину, — приманка.

— Я понял, — сказал Федя.

— От человека не отличить, — капитан осветил стену фасада.

— Мы и не отличили, — Алёна пошла следом за Васей.

— Батюшки… Какая же кривота, — протянул капитан, разглядывая хаотично расположенные окна разных размеров, — нет, таких работничков нам и даром не надо.

— Воняет, да? — Федя начал принюхиваться, — или мне кажется? Как будто гнилью.

— Да, там на участке тело разлагается, — сказала следователь.

— На помощь! Я тут внизу! Они отрезали мне ноги! — продолжало глухо доноситься.

Федя пошел дальше по дороге. Остальные, не мешкая, двинулись следом. Вокруг было нереалистично темно и тихо: даже в самую темную безлунную ночь на Земле не бывает такой непроглядной черноты. Позади глухой крик о помощи становился всё тише. Алёна, Ласкин, Фёдор и капитан всё глубже погружались в это ненастоящее место, в этот иллюзорный ужас, рожденный мерзкими и пошлыми грёзами самого дьявола.

***

Слева от дороги все еще тянулось поле, а справа деревянные дома на крохотных участках, огороженных кривыми заборами, чередовались с домами каменными. Все строения были такие же уродливые, прокаженные, как и тот первый дом. На нескольких участках было видно замерших людей. Периодически в нос била невыносимая трупная вонь. Через метров сто узкая дорога начала плавно поворачивать, уперлась в забор и оборвалась. Вместо нее, чуть левее, началась дорога шире в несколько раз, метров пять шириной. Разметка на ней была нанесена бессмысленным образом — белые разделительные линии тянулись то посередине асфальтового полотна, то смещались к одному из краев, то было сразу три полосы в ряд, а то вообще не было ни одной. По краям стояли столбы, напоминающие фонарные, только никаких фонарей на них не было. Имитация частного сектора, состоящего из одноэтажных и двухэтажных домов, закончилась, и сразу же, слева и справа, появились пешеходные тротуары, а еще чуть дальше, по правую сторону, начался первый пятиэтажный многоквартирный дом.

— Пойдемте глянем, — сказал Кошкин и сошел с дороги в сторону пятиэтажки, — что нам ждать от этих домов. Может, в них вообще зайти нельзя.

До здания было метров двадцать. Федя шел по траве, направив луч вперед. На фасаде дома было налеплено множество балконов — синих, серых, ржавых, зеленых, застеклённых, забитых досками, заваренных металлическими листами, заваленных хламом… Один балкон заходил на другой так, что понять, где какой начинается, а где заканчивается, было невозможно. В места, где хаоса из балконов не было, виднелась неровная кладка из подобия кирпича.

Кошкин провел фонарем по дому снизу вверх. По высоте это была явно пятиэтажка, с налепленными на нее наростами, опухолями в виде балконов.

— Именно так нечеловеческий разум представляет наши жилища, — сказала Алёна, подойдя сзади к Феде. Ласкин и капитан остались на тротуаре. Им было и оттуда прекрасно видно это скомканное, наспех сложенное подобие дома, вернее, ту его часть, что освещал Федин фонарь. Кошкин провел фонарем по горизонтали. Дом уходил вдаль, за пределы досягаемости света.

— Пока похоже, что они старались сделать точную копию Потерянного, — сказал капитан, — дальше если будет деловой центр, то значит, всё, копия однозначно.

— Интересно, как же там внутри-то всё устроено? — задал риторический вопрос Федя, продолжая разглядывать дом и пытаться зацепиться разумом хоть за какой-то знакомый фрагмент, но сделать этого не получалось. Если смотреть издалека и не всматриваться в детали, то выглядит это строение, как жилой дом, хотя и немного странный. Но, как только пытаешься сфокусироваться на чем-то конкретном в этом фасаде, то не можешь уловить ни единого знакомого контура и элемента. Даже вещи, расположенные на балконах, а у нас это обычно холодильники, шины, белье, шкафы, велосипеды, лыжи, не поддавались какому-то описанию.

Справа от угла дома на траве был виден профиль автомобиля, а сзади, уперевшись руками в багажник, застыв, стоял человек. Казалось, он пытался толкнуть машину.

— Федь, надо идти, снова время теряем, — раздался голос Ласкина.

Кошкин молча вернулся к тротуару. Следом и Алёна.

Они шли шеренгой по дороге — слева Кошкин, правее него Вася, Алёна и капитан. Фонари были по-прежнему в руках у Феди и Сергея Петровича. Три пистолета Макарова с восемью патронами в каждом держали наготове, сняв с предохранителя, все, кроме Ласкина. Ожидаемо, у Васи начала ныть рука. По времени ему пора было принимать обезболивающее и противовоспалительное, которое осталось на столе в его комнате. Ласкин здоровой рукой прижимал висящую на повязке руку в гипсе к груди. Слева и справа тянулись изуродованные пятиэтажки. На тротуарах все чаще встречались замершие человекоподобные сущности, на вид не отличающиеся от людей, если конечно не приглядываться к деталям — у кого-то глаза слишком далеко друг от друга, у кого-то нет ушей или носа, а у одного самой ярко выраженной нечеловеческой деталью были удлиненные руки, с несколькими локтевыми суставами на каждой. По мере погружения в это сюрреалистичное пространство замерших псевдо-людей и машин становилось все больше. В машинах, которые стояли на дороге, сидели за рулем водители, а в припаркованных авто никого не было. Местные горожане были одеты в абсолютно обычные летние вещи: футболки, шорты, штаны, юбки, платья. На земле повсюду валялись тела разной сохранности — скелеты, разлагающиеся, источающие гнилостное зловонье и мумифицированные ссохшиеся трупы.

Улица Машиностроителей заканчивалась круговым движением, или первым кругом, как его называли жители настоящего Потерянного. Дойдя до круга, путники остановились. Справа находился торгово-развлекательный центр Потерянного, тот самый, о котором говорил капитан. Конечно же здание было искажено, но узнаваемо, потому что цвет его фасада в реальности был оранжевый, и здесь, в псевдо-Потерянном, это трехэтажное здание так же было оранжевое.

Страх окутывал всех четверых непрошенных гостей этого города. Сейчас, пройдя по улице почти километр, стоя в окружении десятков, а то и сотен людей-манекенов, капитан озвучил вопрос, который давно висел в воздухе:

— Что мы будем делать, если они все оживут? — Сергей Петрович крутился, светя по сторонам, наводясь лучом то на одно оцепеневшее существо, то на другое… то на десятое. Вокруг на улице везде стояли эти фантомные сущности. Не живые, не мертвые. Бессмысленные. Капитан вычленял из тьмы этих обездвиженных уродцев, счету которым не было конца — вот несколько в машине, вот на тротуаре, прямо в паре метрах, вот чуть дальше, вот на противоположной стороне дороги трое, кто-то на траве сидит, кто-то возле дома спиной повернут, — везде, куда ни посвети, стоят эти зловещие восковые фигуры. Понимание того, что тут творили с живыми людьми, вводило в еще большее состояние трепета перед этим поганым местом.

— Патронов на всех не хватит, — произнес Ласкин, следуя взглядом за скачущим по бестиям лучом фонарика капитана.

— Я надеюсь, что они тут как декорации стоят, — сказал Кошкин, рассматривая ближайшее существо на вид мужского пола, без видимых дефектов тела.

— Тот, в машине, сначала разговаривал с нами и двигался, а потом резко отключился, — сказала Алёна, — но те, в доме, двигались, когда другие были обездвижены. Старухи на первом участке тоже не оказалось, выходит, она ушла.

— Значит, одни не впадают в эту… как её назвать… в спячку, — рассуждал Федя, — а другие впадают.

— А что, если ночью они спят? — произнес Вася, но тут же поправил себя, — хотя нет, в тот раз мы зашли — был день, и все равно все в городе стояли, не шевелились. Ну… кроме тех… в доме.