Гончие смерти - Антон Грановский

Лесана прищурила серые, дымчатые глаза.

– Уверен, что добудешь?

– Уверен. Коли не добуду, разрешу тебе сварить из меня суп, и даже сам сяду задом в котел.

Лесана усмехнулась.

– Ловлю тебя на слове.

Когда Хлопуша вернулся с охоты, солнце уже четыре часа как перевалило через полдень и стремительно катилось к западу. Первоход лежал на куче елового лапника, накрытый курткой Лесаны и заваленный сверху большими кусками сухого мха. Голова его покоилась на коленях девушки, и она медленно и задумчиво гладила его рукою по длинным, седым, спутавшимся волосам.

Хлопуша швырнул на траву трех убитых куропаток, вытер рукавом потный лоб и спросил:

– Ну, как он?

– Ему все еще холодно, – ответила Лесана. – Но тело его уже окрепло.

Хлопуша хмыкнул:

– Глупости. Ни одно тело на свете не может окрепнуть без хорошей трапезы. Умеешь ощипывать птицу?

Над маленькими корявыми елочками и березками стали сгущаться сумерки. Ветер утих, но Глеб все еще дрожал в своей странной дреме, непохожей на обычный сон. Над углями прогоревшего костра жарились на деревянных шампурах ломтики Хлопушиной добычи. С ломтиков сбегал розоватый сок и с шипением капал на угли. Вкусно пахло жареным мясом и дымком.

Хлопуша разлил в берестяные кружки травяной отвар. Протянул одну кружку Глебу, но тот никак не отреагировал.

– Дай мне, – сказала Лесана.

Она взяла кружку, бросила в нее щепоть какой-то сушеной травы, а затем осторожно поднесла ее к губам Первохода. Некоторое время тот сидел неподвижно, а потом потихоньку начал пить.

Хлопуша глядел на него с отчаянием и горечью.

– О, боги, – чуть слышно пробормотал он. – Зачем вы позволили мне увидеть это? – Помолчав и понаблюдав, с какой осторожностью Лесана поит Первохода, здоровяк спросил: – Он таким останется на всю жизнь?

– Не знаю, – так же тихо отозвалась Лесана. – Волхвы высосали из него все душевные силы. – Она отняла от губ Первохода кружку и поставила ее на землю. – Надеюсь, что сегодня твой друг впервые за два года поспит без кошмарных сновидений.

– Три года кошмаров, – пробормотал Хлопуша, хмуро глядя на Первохода. – Я бы столько не выдержал.

– Никто бы не выдержал, – сказала Лесана. – Но на то он и Первоход.

– Слушай, чаровница, а может, дашь ему своей чудо-травы? – предложил Хлопуша. – Той, которую дала перед боем с охоронцами Мории. В прошлый раз это сработало. Он почти стал прежним.

– Я бы дала, – тихо сказала Лесана. – Но это убьет его. Да и мало ее осталось, той травы.

Хлопуша наморщил лоб и тихо проговорил:

– Жаль. Бог Хорс, помоги Первоходу стать прежним. Прошу тебя – помоги.

Богатырь нагнулся, взял тощую руку Глеба в свою пятерню, сжал ее легонько и сказал:

– Я по тебе соскучился, Первоход. Кончай валять дурака и скорее приходи в себя.

Два часа спустя веки Глеба стали подрагивать. Бледность его перестала быть землистой, а обескровленные губы слегка порозовели. Было мгновение, когда Хлопуше показалось, что Первоход вот-вот откроет глаза и взглянет на него. Однако не открыл.

Лесана кормила Первохода каждые полчаса. Выбирала куски мяса помягче, расщипывала их на волокна и аккуратно вкладывала Первоходу в рот. Он жевал медленно, словно бы с усилием, и по-прежнему не открывал глаз.

– Давай, дружище, – тихо приговаривал, сидя рядом, Хлопуша. – Коли не будешь есть, не поднимешься.

Еще через час Глеб снова стал дрожать. Лесана долго вглядывалась в его лицо, потом прильнула к его груди и так же долго слушала. Затем нахмурилась, взглянула на Хлопушу и вдруг распорядилась:

– Отвернись, здоровяк.

– Зачем? – не понял он.

– Не хочу тебя смущать.

Хлопуша удивленно хмыкнул и приподнял густые, белесые брови.

– И чем же ты можешь меня смутить, милая?

– Вот этим, – сказала Лесана и, быстро скинув куртку, принялась развязывать тесьму на своей рубахе.

Хлопуша не мог поверить в ее намерения, пока она не стянула рубаху через голову и не обнажила грудь. Тогда он покраснел и поспешно отвернулся.

– Какого лешего ты делаешь, травница? – сердито спросил он.

Лесана не ответила. Она полностью освободилась от одежды, затем забралась под куртку, которой был укрыт Первоход, и тесно прижалась к нему своим голым гибким телом.

– Забросай нас сухим мхом и лапником, – приказала она Хлопуше.

Здоровяк, что-то тихонько ворча себе под нос и стараясь не глядеть на травницу, сделал то, что она просила, оставив снаружи только лица Первохода и Лесаны.

– Думаешь, так он согреется быстрее? – спросил он, управившись с работой.

Лесана не ответила.

Хлопуша еще немного постоял, глядя на укрытых лапником и мхом спутников, потом вздохнул, повернулся и побрел в лес, намереваясь вернуть часть жидкости природе.

– Везет же этому Первоходу, – тихо бормотал он. – Не понять, в чем душа держится, и дышит-то через раз, а все ж умудрился уложить себе под бок голую девку. Вот это мужик.

А Лесана, крепко прижавшись к Глебу, тихо шептала ему на ухо:

– Бросит пищу ворон… Заиграет кровь… Утомленный воин станет сильным вновь…

2

Ночь прошла без происшествий. Костер совсем погас, но свет зари уже начал пробиваться сквозь ветви деревьев. Еще до конца не проснувшись, Лесана почувствовала, что кто-то на нее смотрит. Рука ее потянулась к поясу, чтобы обхватить рукоять кинжала. Однако никакого кинжала под рукой не оказалось. Не оказалось и самого пояса, пальцы скользнули по голой теплой коже.

Лесана открыла глаза и встретилась взглядом с Первоходом. Он лежал на боку и внимательно разглядывал ее лицо. Лесана слегка отстранилась от него и удивленно проговорила:

– Ты пробудился?

– Да, – тихо ответил он.

Лесана отвела взгляд.

– Ты больше не дрожишь. Мне надо одеться.

Уголки губ Первохода дрогнули, и он тихо спросил:

– Ты уверена?

Лесана нахмурилась, откинула край куртки вместе с наваленным на нее сухим мхом, выскользнула из-под нее и начала одеваться. Хлопуша спал за бревном, его богатырская грудь вздымалась мерно и высоко, но само дыхание было легким, словно у ребенка.

Одеваясь, Лесана чувствовала, что Первоход все еще смотрит на нее, и отчего-то смутилась.

– Почему ты разглядываешь меня? – спросила она, не оборачиваясь.

– Нравится, – последовал тихий ответ.

Лесана смутилась еще больше, и это слегка испугало и рассердило ее. Она раздевалась перед Хлопушей, когда хотела искупаться и наловить рыбы, и не чувствовала при этом никакого смущения. Отчего же сейчас щеки ее порозовели от волнения, а сердце забилось чуть быстрее, чем следовало?

Глеб лежал на боку, подперев рукою щеку, и продолжал ее разглядывать.