Стрелок (пер. Р. Ружже) - Стивен Кинг

– Спички у меня есть, – весело сказал человек в черном, – но я подумал, что волшебство может тебя порадовать. Для потехи, стрелок. Теперь приготовь нам обед.

Складки его балахона сотрясла мелкая дрожь, и на землю упала освежеванная и выпотрошенная тушка жирного кролика.

Стрелок без слов поплевал на кролика, насадил тушку на вертел и сунул в огонь. Солнце село, вверх поплыл вкусный запах. Над земляной чашей, где человек в черном решил, наконец, встретиться с Роландом лицом к лицу, хищно поплыли синевато-лиловые тени. Кролик подрумянился, и в животе у стрелка ощутимо, неуемно заурчал голод. Однако когда мясо было готово и соки оказались запечатаны внутри, Роланд молча подал вертел человеку в черном, порылся в своем почти плоском мешке и вытащил последние остатки вяленого мяса. Обильно сдобренное солью, оно причиняло боль рту и на вкус напоминало слезы.

– Никчемный жест, – сказал человек в черном, исхитрившись придать словам сразу и сердитое, и насмешливое звучание.

– И тем не менее, – отозвался стрелок. Во рту были крохотные болячки, результат авитаминоза, и вкус соли заставил Роланда желчно усмехнуться.

– Боишься зачарованного мяса?

– Да.

Человек в черном откинул капюшон.

Стрелок молча взглянул. В известной степени лицо человека в черном встревожило и разочаровало его. Пригожее, с правильными чертами, оно было лишено тех отметин и характерных особенностей, что указывают на человека, пережившего ужасающие времена и причастного великим и неведомым тайнам. Длинные черные волосы свалялись и свисали неровной бахромой. Высокий лоб, темные и блестящие глаза, неопределенного вида нос, полные чувственные губы. Бледностью он мог поспорить со стрелком.

Наконец Роланд сказал:

– Я ожидал увидеть человека более преклонных лет.

– Это не обязательно. Я почти бессмертен. Разумеется, я мог бы принять облик, более соответствующий твоим ожиданиям, однако предпочел показаться тебе… э… в обличье, данном мне от рождения. Смотри, стрелок, закат.

Солнце уже зашло. Небо на западе затопил угрюмый свет горнила.

– Ты вновь увидишь восход лишь по прошествии времени, которое может показаться тебе чрезвычайно долгим, – негромко произнес человек в черном.

Стрелок вспомнил пропасть под горами, а потом посмотрел на небо, где, точно пружина в часовом механизме, щедро раскинулись созвездия.

– Теперь, – тихо сказал он, – это не имеет значения.

Человек в черном тасовал карты так быстро, что они летели, сливаясь в сплошную полосу. Колода была огромной, рисунок карточной рубашки закручивался спиралью.

– Это карты Таро, – говорил человек в черном, – стандартная колода, смешанная с выборкой из созданного лично мной. Смотри внимательно, стрелок.

– Зачем?

– Сейчас я погадаю тебе, Роланд. Надо перевернуть семь карт по одной и поместить с остальными. Я не делал этого более трехсот лет. Да и, сдается мне, не читывал ничего, похожего на твою судьбу. – В голос, подобно кувиэнскому ночному воину с зажатым в руке боевым ножом, снова прокралась насмешливая нотка. – Ты последний искатель приключений в мире. Последний крестоносец. Как это должно радовать тебя, Роланд! И все же ты понятия не имеешь, до чего близко теперь стоишь к Башне – близко во времени. Над твоей головой вращаются миры.

– Тогда читай мою судьбу, – хрипло выговорил стрелок.

Открыли первую карту.

– Повешенный, – сказал человек в черном. Тьма вернула ему капюшон. – Однако здесь, от всего особняком, он означает силу, а не смерть. Повешенный – ты, стрелок; ты, кто вечно бредет вперед, к своей цели, через все пропасти Гадеса. Ты уже бросил одного спутника в бездну, разве не так?

Он перевернул вторую карту.

– Моряк. Обрати внимание на ясное чело, гладкие щеки, страдальческие глаза. Он тонет, стрелок, и никто не бросит ему веревку. Мальчик, Джейк.

Стрелок поморщился и ничего не сказал.

Перевернули третью карту. На плече у юноши, щерясь, стоял павиан. Лицо молодого человека было обращено кверху, черты застыли в гримасе традиционно изображенного ужаса. Вглядевшись пристальнее, стрелок увидел, что павиан держит хлыст.

– Невольник, – сказал человек в черном. Костер отбрасывал на лицо оседланного юноши тревожные быстрые тени, так что казалось, будто оно оживает, искажается немым ужасом. Стрелок поспешно отвел глаза.

– Отчасти выводит из равновесия, правда? – спросил человек в черном. Казалось, в его голосе вот-вот прорвется сдавленный смешок.

Он открыл четвертую карту. За прялкой, свивая нить, сидела женщина в накинутой на голову шали. Изумленному стрелку привиделось, будто она коварно улыбается и плачет одновременно.

– Владычица Теней, – заметил человек в черном. – Не кажется ли она тебе двуликой, стрелок? Так и есть. Истинный Янус.

– Зачем ты мне все это показываешь?

– Не спрашивай! – резко сказал человек в черном, и все-таки он улыбнулся. – Не спрашивай. Просто смотри. Если тебе легче считать это всего-навсего бессмысленным ритуалом вроде церковных обрядов, если это возвращает тебе хладнокровие, пусть будет так.

Он хихикнул и перевернул пятую карту.

Ухмыляющаяся жница сжимала костлявыми пальцами косу.

– Смерть, – просто сказал человек в черном. – Но не твоя.

Шестая карта.

Стрелок посмотрел на нее и ощутил в животе странную щекотку нетерпения, смешанного с ужасом и радостью, дать же название чувству в целом было невозможно. К горлу подступала рвота, и в то же время хотелось пуститься в пляс.

– Башня, – негромко произнес человек в черном.

Карта стрелка занимала центр расклада; по углам, как спутники, окружающие звезду, располагались следующих четыре карты.

– Куда идет эта карта? – спросил стрелок.

Человек в черном положил Башню на Повешенного, полностью закрыв его.

– Что это значит? – спросил стрелок.

Человек в черном не ответил.

Роланд резко и хрипло переспросил:

– Что это значит?

Человек в черном не ответил.

– Будь ты проклят!

Никакого ответа.

– Тогда что за карта у нас седьмая?

Человек в черном перевернул седьмую карту. В сияюще-синем небе вставало солнце. Вокруг резвились купидоны и духи.

– Седьмая карта – Жизнь, – тихо сказал человек в черном. – Но тоже не твоя.

– Где ее место в раскладе?

– Не твоего ума дело. И не моего. – Человек в черном небрежно смахнул карту в угасающий костер. Она обуглилась, свилась в трубку, вспыхнула. Стрелку почудилось, что сердце в груди дрогнуло и обратилось в лед.

– Теперь спи, – беспечно велел человек в черном. – Уснуть, и видеть сны, и все такое.

– Удавлю, – процедил стрелок. С великолепной, свирепой внезапностью согнув ноги, он перемахнул через костер к своему собеседнику. Улыбающийся человек в черном увеличился в размерах, загородив собой все, а затем отступил вглубь длинного гулкого коридора, полного обсидиановых столбов. Мир заполнился звуками сардонического хохота; Роланд падал, умирал… уснул.

И видел сны.

Вселенная была пуста. Ничто не двигалось. Ничего не было.

Смущенный, ошеломленный стрелок медленно плыл.

– Да будет свет, – беспечно произнес голос человека в черном – и стал свет. Стрелок бесстрастно, словно со стороны, подумал, что свет – это хорошо.

– Теперь да будет наверху тьма, и в ней звезды, а внизу вода. – И явились твердь небесная с водою. Стрелка несло по волнам бескрайних морей. Над головой сверкали мерцающие, негасимые звезды.

– Суша, – тоном приглашения сказал человек в черном. И явилась суша: то поднимаясь, то опускаясь, она в нескончаемых судорогах вздымалась из воды – красная, безводная, растрескавшаяся и отполированная бесплодием. Вулканы, подобно исполинским прыщам на уродливой голове подростка, изрыгали бесконечную магму.

– Ладно, – говорил человек в черном. – Это начало. Да будут растения. Деревья. Травы и луга.

И стало так. Там и сям, пыхтя, ворча, поедая друг друга и застревая в клокочущих, зловонных смоляных ямах, бродили динозавры. Повсюду раскинулись огромные тропические девственные леса. Гигантские папоротники махали небу зубчатыми листьями. Кое-где по ним ползали двуглавые жуки. Стрелок увидел все это, но по-прежнему ощущал себя большим.

– Теперь человек, – негромко произнес человек в черном, но стрелок падал… падал снизу вверх. Линия горизонта у края этой безбрежной плодородной земли начала выгибаться. Да, все его учителя говорили, что земля круглая, утверждали, будто это было доказано задолго до того, как мир сдвинулся с места. Но такое…

Дальше, дальше. Перед изумленным взором Роланда обретали форму континенты, их заслоняли похожие на часовые пружины спирали облаков. Атмосфера планеты удерживала ее в плацентарном мешке. А солнце, поднимаясь из-за плеча земли…

Он вскрикнул и вскинул руку к глазам.

– Да будет свет! – Голос, прокричавший это, больше не был голосом человека в черном. Это был гремящий, рождающий эхо голос великана. Он заполнял пространство, и пространства между пространствами.