Фельдмаршал должен умереть - Богдан Сушинский

— О вас, полковник, я слышал отзывы самого Скорцени, — проговорил Умбарт, внимательно осматривая открывавшийся впереди изгиб дороги, за который уходила последняя из трех машин с таинственным грузом. О том, что хранилось в их металлических кузовах, не знал и сам командир батальона СС «Корсика». Но по тому, что ему лично приказано было возглавить отряд охраны, а затем еще этот отряд усилили тридцатью курсантами диверсионной школы, мог предположить, что там находятся драгоценности и, возможно, картины древних мастеров, вывезенных в свое время из той части Италии, которую вермахту уже пришлось оставить. Судя по тому, с каким придыханием вы говорите об обер-диверсанте, он уже давно стал вашим кумиром.

— Кумиром нации.

— Ничего не поделаешь: фашисты, как и коммунисты, буквально помешаны на восхвалении своих вождей и героев.

— В Германии так высказываться опасно, — покосился на Курбатова штурмбаннфюрер.

— В России — тем более. Но ведь мы же в Италии.

Какое-то время они ехали молча. Невесть откуда появившийся орел парил над колонной, ревниво следя за вторжением каких-то странных чудищ в его владения.

— Никогда не думал, что нам с вами придется трястись в одной бронемашине по дорогам горной Италии, — нарушил молчание Умбарт.

— Но, коль уж судьба свела нас… Вам приходилось когда-либо бывать на вилле? Что она из себя представляет?

— «Орнезия»? — мигом забыл Умбарт о дороге, партизанах и непозволительных сравнениях коммунистов с фашистами, что для фашистов было весьма оскорбительным. — Почему она вас заинтересовала?

— Не меня. Скорцени.

— Почему вдруг?

— Скорцени она интересует давно. Тем более что он уже успел побывать на ней.

— Как и вы — тоже.

— Мой батальон СС «Корсика» расположен в нескольких километрах северо-западнее виллы. По существу, мы уже давно прикрываем ее своими патрулями. Причем довольно успешно.

— Что она представляет собой? Замок. Под старину? То есть там можно обороняться?

— Мы с вами еще лет пятьдесят спустя после войны любое строение будем оценивать, исходя из того, насколько его можно превратить в опорный пункт.

— Именно это: насколько быстро его можно превратить в опорный пункт, меня и интересует. Поскольку не исключено, что придется держать в нем оборону.

— Вынужден разочаровать: на укрепленный замок она явно не похожа. Обычная приморская вилла. Правда, с решетчатой оградой, довольно толстыми стенами и подвалом, из которого один ход ведет к морю, второй — в горы. И, тем не менее, это все же вилла. Единственное, что способно сделать ее неприступной в те дни, когда к ней подойдут англо-американцы, так это то, что она находится под покровительством папы римского. И, вроде бы даже принадлежит его секретарю и домработнице, а точнее — любовнице, Паскуалине Ленерт, именуемой в миру «папессой».

— Теперь понятно, почему Скорцени возлагает на «Орнезию» так много надежд.

— В любом случае оборонять мы ее должны только от красных партизан. Когда же придут англо-американцы, нам лучше сразу же, со всей возможной вежливостью, передать ее из рук в руки. Ибо существуют очень серьезные предположения, что после войны она понадобится и нам, и англо-американцам, причем в борьбе против всё тех же коммунистов.

— Коммунисты — это всего лишь великохамское дерь-рьмо, — вмешался в их разговор барон фон Шмидт. — Но попомните мое слово: настоящая война начнется только после… самой войны. Лучших своих парней Германия потеряет уже после победных салютов, когда враги-союзники начнут сводить счеты и делить награбленное.

— Разве его еще не поделили? — возразил Умбарт. — По-моему, с этим давно покончено.

— Поделить — самая легкая часть операции. Куда сложнее «переделить», чтобы каждый при этом оставался умиротворенным.

Спорить с бароном не стали. Броневик прошел по участку дороги, пробитой между двумя возвышенностями, и выполз на открытое плато. Курбатов поневоле подался вперед и припал к смотровой щели, а затем, забыв о предосторожности, поднял башенный люк. Пейзаж, открывавшийся ему с южной стороны, способен был поразить кого угодно. Далеко впереди горы переходили в холмистую равнину, изрезанную двумя реками и небольшими озерцами, по берегам которых тут и там белели небольшие деревушки, в коих домов было ровно столько, сколько им позволяла вместиться та или иная долина.

«А ведь в этих горах можно воевать сто лет, — тайно возрадовался полковник. — Каждую из таких деревушек можно превратить в своеобразную крепость. Перекрыть дороги, выставить зенитки… Умбарт прав: — вдруг остановил себя князь, — мы действительно до конца дней своих будем оценивать любое здание, любую местность глазами офицеров: как долго там можно продержаться».

— Но я не сказал о главном, — вернулся к их разговору командир корсиканцев, когда Курбатов вновь опустился на свое сиденье. — О хозяйке виллы княгине Марии — Виктории Сардони.

— И чья же она агент?

— Боже мой, князь! «Чья она агент?». Увидев красоту этой женщины, вы почувствуете, что вам совершенно наплевать, каким разведкам она служит и ради каких сведений ложится с вами в постель. Только бы ложилась. Вы первый на моей памяти, кто поинтересовался не красотой этой синьоры, а черт знает чем.

— Когда полковник Курбатов знакомится с женщиной, он, прежде всего, интересуется, на какую разведку она работает, — съязвил барон фон Шмидт — затем уже всем остальным. Если только это уже имеет смысл.

— И все же, — невозмутимо настоял на ответе по существу Курбатов.

— Легче сказать, на какую разведку она не работает. Но в этом вся ее прелесть. Если, конечно, упустить из виду, что и сама она — женщина удивительной красоты, поэтому завидую вам, князь. Можете оказаться достойным партнером. Она обожает аристократов.

— Несмотря на то, что в нее влюблен сам Скорцени, — вдруг заговорил сидевший за рулем унтерштурмфюрер. Умбарт решил не доверять итальянцу, поэтому усадил за руль своего адъютанта, слывшего прекрасным водителем. — Не мешало бы предупредить об этом господина полковника.

— Не мешало бы. Но при этом я бы уточнил… — Договорить Умбарт не успел. Одна автоматная очередь прошлась по борту броневика, вторая — но все еще открытому люку. Пули рикошетили над головой полковника и с воем уходили вверх. Опасаясь за него, Оборотень неожиданно бросился на князя, пригнул и прикрыл своим телом.

— Ни один германец так не поступил бы, — изумленно признал Шмидт, все еще не расставшийся с бутылкой. Но Курбатов не стал удивляться поступку казака, мигом стряхнул его с себя и, поднявшись, быстро развернул пулемет. Он еще успел заметить, что партизан укрылся в небольшом кустарнике, на вершине возвышенности, однако достать его из пулемета уже не сумел: между ними возникли валуны.

— Огонь по кустарнику! — крикнул он корсиканцам, ехавшим в открытой машине вслед за броневиком. И те сразу же открыли пальбу, но ни одного выстрела в ответ почему-то не прозвучало.

— Одно ясно: свой привет партизаны нам послали, — встревоженно проговорил Умбарт. — Как пираты — «черную метку»! Ночь придется провести в поселке Чечекенья, но предварительно прочесать его и окрестности, изъять оружие и ни одного жителя за пределы селения не выпускать.

— Так вы что-то там говорили об отношениях Скорцени и этой княгини, как ее там? — тотчас же вернул Курбатов их разговор в более приятное русло.

— Сардони. Марии-Виктории, — неохотно отозвался Умбарт, удивляясь, что Курбатова всё еще занимает этот вопрос, хотя, по существу, они уже нарвались на партизанскую засаду. Пикантная деталь: не Скорцени влюбился в княгиню, а наоборот. Однако никакого продолжения этот роман не получил. Я видел любовницу обер-диверсанта. Эта эсэсовка способна разнести всю «Орнезию» в одиночку, безо всякого оружия и военной техники, чтобы затем повесить княгиню и всю ее охрану. Лихая фрейлейн.

— Ладно, прекратим этот разговор, — недовольно остановил его Курбатов, словно бы разочарованный подобным поворотом. — И возвращаться к нему больше не будем.

— Мне доложили, что к оберштурмбаннфюреру фон Шмидту вами приставлен русский диверсант, — Гиммлер вызвал его но совершенно иному поводу, и то, что он вдруг обратился к «корсиканской истории», оказалось совершенно неожиданным для Скорцени. — Это что — очередная шутка отдела диверсий?

— Рядом с этим человеком постоянно должен находиться кто-то очень надежный, господин рейхсфюрер. В противном случае мы потеряем фон Шмидта задолго до того, как представится возможность вспомнить о морских сокровищах фельдмаршала.

— И затем уже окончательно потерять нашего барона.

— Что нами тоже предусмотрено, — вытянулся по стойке «смирно» Скорцени.

Хотя Гиммлер и носил мундир фельдмаршала СС[16] и занимал должность командующего войсками этой организации, по-настоящему военным человеком он себя все же не ощущал. Вот почему рядом с такими людьми, как первый диверсант рейха, он чувствовал себя как гном под могучей рукой богатыря: хоть и не слишком уютно, зато защищено.