Дорога - Генри Олди

- Люди... - усмехнулся Мияги, и Бергман замер в предчувствии страшного. - Здесь машины делом заняты. А люди для них дерутся. Вещи следят, контролируют, стравливают, разводят - а люди дерутся...

Представитель начал оборачиваться, недобро щуря глаза.

- А что касается дьявола, - продолжал Мияги, - так я к нему уже убрался... Та же машина и отправила. С легкостью...

Звонкая пощечина разнеслась по залу. Мияги отшатнулся, хватаясь за щеку, и Бергман прыгнул вперед - но опоздал. Вся судейская коллегия была уже на ногах. Десяток рук вцепился в белого, как кимоно, представителя, кулак Вацлава уже завис над его головой, старый Ван Пэнь прорывался поближе, опрокидывая столики, а сбоку набегали, спешили Экозьянц, Ли Эйч, всклокоченный Эйхбаум...

Часть спортсменов Регионалки ринулась с возвышения на помощь своему представителю, и Бергман с ужасом подумал о том, что будет, если эти крепенькие самоуверенные мальчики... Он с интересом обнаружил, что успел сбросить пиджак и прикидывает расстояние между собой и ближайшим парнем, непозволительно выпятившим подбородок, а дряхлый сонный Ван уже запрыгивает на стол, сжимаясь в страшный воющий комок с дикими, тигриными глазами...

- Извините, - сказал Мияги, и все как-то сразу стихло. - Это я виноват. Я сейчас уйду, и все будет в порядке. Собственно говоря, я уже умер, так что вам не на кого обижаться...

Он прошел между застывшими людьми, неловко толкнул дверь левой рукой, и она захлопнулась за его выцветшей ветровкой.

- Я учился у него, - задумчиво сказал Бергман, глядя вслед ушедшему.

- Я учился у него, - повторил маленький Ли Эйч, поправляя бабочку.

- Я учился вместе с ним, - сказал Ван Пэнь, старея на глазах.

- Позвольте, - удивленно заметил приходящий в себя представитель команды. - Кто это был?

- Это был Гохэн Мияги, - ответил ему понурый Вацлав, с сожалением разглядывая свой кулак.

- Который? - попытался улыбнуться представитель. - Привидение?

- Который на III-х Играх в Малайзии убил Чжэн Фаня, - Бергман все искал на возвышении своего ученика, искал - и не мог найти...

- Как же, как же... - силился вспомнить представитель. - Писали в прессе... Защитное поле отказало, что ли...

- Не отказало, - Ван Пэнь слез со стола и пригладил остатки волос. Просто Чжэн оскорбил учителя Мияги, покойного Эда Олди. Прямо на татами.

- Ну и что?

- Ничего. Дело в том, что Мияги пробил защитное поле. Ладонью. Руку после этого пришлось ампутировать. А Чжэн - умер.

...Когда Бергман выбежал на улицу - там шел снег. Мягкий, бережный, баюкающий снег, и в его пушистых хлопьях далеко впереди мелькала бегущая фигура юноши в черном шелковом халате с развевающимися полами. Юноши, которого Бергман так и не смог научить злости. Вот он у поворота, вот он поскальзывается, падает, снова вскакивает и скрывается за углом, что-то крича вслед...

Бергман вытер мокрое лицо, и тяжелая, как пропущенный удар, мысль вошла ему в голову: что, если там, за углом, так и не услышав утонувшего в снегу окрика, уходит последний?..

Совсем-совсем последний...

7

...Более или менее спокойная жизнь сельских и лесных регионов продолжалась недолго. Приблизительно к 70-м годам Четвертого цикла Городу наконец удалось наладить стабильный процесс размножения-воспроизводства отдельных вещей, частично обходясь собственными силами, частично подключая людей-симбионтов. Вскоре вещам стало тесно в городах. Время откровенной экспансии еще не пришло, но некоторые вещи уже начинали покидать привычную среду обитания и отправляться на поиски новой. Они крайне быстро приспосабливались к непривычным условиям существования - приспособиться к человеку было значительно труднее - и становились частью биосферы, растворяясь в живой природе, но никогда не смешиваясь с ней до конца. Над фермерскими поселениями нависла угроза - пока еще смутная, плохо различимая, но вполне реальная. Потеряв города, человек начал терять остальное...

РАЗОРВАННЫЙ КРУГ

"Они знали - игра стоит свеч."

В. Высоцкий

Старый "линкольн" стоял на пригорке, плотно упершись в землю всеми шестью колесами, и из-под его капота доносилось угрожающее рычание прогревающегося мотора. Его возбуждал острый пряный запах самки - сложная смесь отработанного топлива и нагревшегося металла - но между ним и стройной голубой "тойотой" стоял соперник. "Линкольн" заворчал, и заднее колесо выбросило комья сухой земли. Это были его охотничьи угодья. Это должна быть его самка.

Соперник, молодой массивный "мерс", круто развернулся, и лучи его фар ударили в лобовое стекло "линкольна". "Мерс" был молод, силен и самоуверен. Он взревел и, выставив тупой широкий бампер, ринулся вверх по склону. Эта глупость его и погубила. Глупость и молодость. Когда ревущий "мерс" оказался совсем рядом, старый "линкольн" сделал вид, что подставляет под удар левую фару, и в ту же секунду резко оттолкнулся всеми левыми колесами от земли, становясь боком. Не успевший затормозить "мерс" прошел притирку к вертикально поднявшемуся днищу. В следующее мгновение вся многотонная тяжесть хозяина здешних мест уже рушилась на открытый капот и солнечные батареи противника, тщетно пытавшегося удержаться на крутом склоне. Некоторое время старый "линкольн" небрежно ездил вокруг останков поверженного врага, хрустя битым стеклом, пофыркивая и изредка ударяя в груду металла ребристым носом с фигуркой серебряного тигра в центре. У тигра была отбита передняя лапа, но это "линкольну" даже нравилось. Потом, не оборачиваясь, он развернулся и направился к своему нынешнему логову. Он не включал никаких сигналов, не давал призывных гудков - он и так знал, что голубая "тойота" покорно следует за ним. Он был стар, этот потрепанный патриарх машин. Он был опытен. Но сейчас он чувствовал себя молодым.

Год они прожили вместе. Она оказалась хрупкой, нежной и совершенно неприспособленной для лесной жизни. Ему приходилось расчищать ей дорогу в буреломах, следить за ямами и топкими местами, защищать ее от падающих деревьев и бешеных слонов, с которыми лучше было не связываться...

Однажды на нее кинулся бродячий тигр и успел разбить лапой боковое зеркальце. К этой травме прибавилась большая вмятина в боку, потому что разъяренный "линкольн" раздавил полосатую кошку о ее корпус - ЕЕ корпус, а не кошкин! - и долго еще ездил и ездил по кровавому месиву, ревом сирены оповещая притихший лес о случившемся.

Потом он успокоился и выпустил боковые манипуляторы, расчленившие останки зверя и утащившие куски в бак - для переработки в топливо.

Кстати, в этом заключалась еще одна проблема совместной жизни, о которой старый "линкольн", идеально приспособленный для автономности, даже и не подозревал. Маломощных солнечных батарей "тойоты" едва хватало на три-четыре часа езды без заправки, а среда ее бака не могла питаться любой клетчаткой - ей требовались особо изысканные, редкие блюда.