Пир у золотого линя - Владас Юозович Даутартас

жить, свободно дышать дают. Отец долго слушает их речи, а под конец говорит:

— Власть — она всегда власть. Ей лишь бы душить. На то она и власть…

XVIII

Запрет на ловлю тянется долго. Отец не заставляет меня работать, Пранайтис дает отдохнуть Костукасу. Мы теперь каждый день видимся.

Солнечным июньским утром мы отправляемся вниз по течению в поисках «подарков». До чего же диковинные штуки выносит иногда наша река! Мы медленно идем по берегу и внимательно разглядываем узкую прибрежную полоску. Здесь, среди обломков камышей, сбившегося в кучу мусора, коры, водорослей мы находим речные «подарки». У меня уже лежит в кармане огрызок синего карандаша. Костукас почти что наступил на него, даже не заметил. Крошечный огрызок еле выглядывал из комка травы. Карандаш приплыл, по-видимому, из города. Ладно, пригодится, когда в школу пойду. Костукаса тоже не обходит удача. У него уже есть граненый флакончик и коробка от сапожной ваксы.

— Сюда можно камешки складывать, — радуется мой друг.

Окрыленные удачей, мы уходим все дальше и дальше. Солнце греет, припекает даже. Вокруг зелено. Под водой стелются по течению зеленые косы водорослей. Берега поросли густой сочной травой, темной листвой оделись прибрежные деревья. Одна река светлеет, искрится, так и манит.

— Костукас, давай искупаемся!

Не успеваю я договорить, как он уже нагишом стоит рядом. До чего же наш Костукас тощий! Ключицы выдаются, даже кожа натянута, ребра пересчитать можно, а ноги — как сухие палочки.

— Быстрей! — торопит меня Костукас и с разбегу прыгает в чью-то лодку. Я скидываю одежду и тоже бегу туда, намереваясь нырнуть. Но тут Костукас наклоняется и, перегнувшись через борт лодки, начинает что-то разглядывать в реке. Я тоже смотрю туда.

В воде отражаются пуховые облачка, рассыпанные по синему небу. Тут же снуют, поблескивая чешуей, мелкие рыбешки.

— Рыбы в облаках, — шепчет Костукас.

Мы смотрим, боясь возмутить спокойствие реки. Потом я нечаянно подталкиваю ногой нашу лодку, и мелкие волны убегают далеко вперед. Облака в воде тоже идут морщинками, ломаются.

— Что ты наделал! — сердится Костукас.

Тут я кидаюсь в воду. Но Костукас догоняет меня и даже перегоняет.

— Айда на тот берег! — подбивает он меня.

— Не доплывешь, потонешь.

Костукас удаляется, и вот я вижу уже только его голову. Течение подхватывает его и сильно относит вниз. И все равно он выходит на другом берегу.

— Ау-у… у-у-у-у-у! — кричит он мне и машет руками, зовет.

Не дозвавшись меня, Костукас приплывает обратно.

— Вот смотри, что я нашел.

Я бегу к нему. Костукас держит, показывает мне новенькую красную ручку. Я так и замираю на месте. Вот это находка!

— Покажи! — я тянусь к ручке.

— На том берегу, у самого берега плавала. Говорил тебе, поплыли.

Как бы она мне пригодилась! Ведь моя, которая лежит в сундуке с книгами, совсем поломанная, вся в чернилах, безобразная. А эта — так и сияет. Но вот не я, а Костукас ее нашел. И все же я сжимаю ручку пальцами и начинаю водить ею по воздуху, словно пишу буквы.

— Очень даже хорошая, — говорю я.

Костукас не слушает меня. Он убегает туда, где чистый песок, ложится на спину и, прикрывая ладонью глаза от солнца, смотрит в небо.

— Можешь взять себе, — говорит он, когда я бросаюсь на песок рядом с ним.

— Что взять?

— Да ручку эту.

— А ты?

— А мне не понадобится. Видишь, Йонас, вон то облако? На собаку похоже. Вон морда, лапы.

— А чем же ты будешь писать? — не глядя на облако, спрашиваю я с удивлением.

— Я же тебе говорил, что в школу не пойду.

— А я пойду. Осенью пойду. Мне уже сапоги купили. Резиновые, но хорошие…

Костукас поворачивает голову в мою сторону, но все еще смотрит на облако.

— Как ты думаешь, кто это так высоко сено косил — вон полосы какие…

— Костукас, а что тебе дать?

— Ничего.

Внезапно Костукас вскакивает и бежит одеваться.

— Давай домой. Влетит мне от отца — долго шатаюсь. Говорит, ночью на рыбу пойдем, — Костукас торопливо одевается.

«Чем же я его отдарю?» — ломаю я себе голову. И вдруг, надевая штаны, нахожу:

— Костукас, хочешь, возьми мой ремешок?

— Чего зря болтаешь, Йонас, — спокойно отвечает он, но глазами так и пожирает ремешок.

— Да бери ты, у меня еще есть.

Костукас хватает подарок и бегом пускается домой. Я и не пытаюсь его догнать, потому что и так знаю: Костукас остановится и подождет меня. Такой уж у него характер, у этого Костукаса. Всегда что-нибудь выкинет.

Ночью мы тайком выходим на ловлю. Свою лодку отталкивает от берега и Пранайтис. Делаем один заброс и сходимся все в кустах. Юшка, Пранайтис и отец переговариваются шепотом, а мы с Костукасом даже рот раскрыть боимся и только слушаем. Старшие рады, что скоро можно будет без страха рыбачить. Счастье, что все благополучно обошлось. В низовье у некоторых рыбаков полиция отняла сети. А вдруг и лодки отобрали?

Пранайтис зажигает цигарку.

— Бросай, Казис, заметят! — строго говорит ему отец.

В другом случае Пранайтис непременно огрызнулся бы да и наплевал на отцовские слова, но сегодня послушался. Он кидает самокрутку в реку