Календарь преступлений - Эллери Квин

— Я принесу их! — послышался голос.

Повернувшись, они увидели исчезающую деревянную ногу Долговязого Джона.

Через пятнадцать минут все вслед за бегущей впереди Ингой пробирались сквозь кустарник туда, где светил фонарь исследователя.

Эрикссон стоял на выступе скалы и улыбался.

— Спешить некуда, — сказал он. — Никаких сокровищ нам не найти до утра — когда будет отлив.

Кол Эрикссона торчал из морской воды в четырех с половиной футах от берега.

Никки без труда удалось сыграть роль нервной городской девушки. Как Инга может спать, думала она, ворочаясь в постели, когда ей через несколько часов предстоит стать наследницей пирата? Наглость капитана Кидда перешла всякие границы! Зарыть сокровище так, чтобы его половину суток покрывали воды Атлантики! За одно это его стоило бы повесить…

Потом Никки вспомнила, что Кидда в самом деле повесили, и это было ее последней мыслью перед тем, как ладонь зажала ей рот, свет фонарика на момент ослепил глаза, а голос Эллери зашептал в ухо:

— Ну и крепко же вы спите. Быстро одевайтесь и присоединяйтесь ко мне снаружи. Только не разбудите никого, не то я вас отшлепаю.

Никки выскользнула из дома в темный безжизненный мир. Она не могла разглядеть даже террасу. Но Эллери возник из пустоты и повел ее по тропинке через лес, стараясь ступать бесшумно. Пройдя несколько ярдов, он включил фонарик, прикрыв его ладонью.

— Теперь можно говорить? — холодно осведомилась Никки. — Сколько сейчас времени? Куда мы идем? И почему вы почти голый? Кроме того, вам не кажется, что это не по правилам? В конце концов, Эллери, это не наше сокровище.

— Сейчас без нескольких минут четыре, мы собираемся опередить наших друзей, это будет мокрой и грязной работой, а пиратская добыча требует пиратских методов. Предпочитаете вернуться в теплую кроватку?

— Нет, — ответила Никки. — Хотя для меня все это — не более чем детская игра. Каким образом вы намерены копать под водой?

— Время отлива — четыре двадцать девять. Я уточнил по графику приливов в доме.

Никки снова почувствовала возбуждение.

Она едва не запела «йо-хо-хо», когда они вышли на скалу и увидели оставленный Эрикссоном кол всего на расстоянии одного-двух дюймов от берега.

Серебристый солнечный свет появился над голубой поверхностью моря, когда лопата Эллери звякнула обо что-то. Никки, лежа на мокром песке, сунула голову в яму, и Эллери, чьи просоленные морем волосы мелькали футом ниже подбородка девушки, издал восторженный возглас:

— Это металлический сундук, Никки!

— Ура!

— Не спускайтесь в яму! Приготовьте лебедку.

— Что? Где? Какую еще лебедку?

— Вон тот барабан с намотанным канатом для подъема грузов. — Вчера вечером мужчины притащили к предполагаемому тайнику все переносное оборудование, какое только смогли найти в доме. — Разматывайте канат и опускайте его в яму.

Никки побежала к лебедке, стуча по песку босыми ногами.

Спустя четверть часа они стояли на коленях у края ямы, глядя на железный сундук с толстой выпуклой крышкой. На черно-зеленой поверхности виднелись остатки кожаной обивки. Сундук был весьма тяжелым.

— Вы можете его открыть? — шепнула Никки.

Эллери вцепился в край крышки и напряг плечи. Крышка треснула, как гнилая ореховая скорлупа.

Никки ахнула. Солнце уже взошло, и перед ними плясал миллион ярких огоньков.

Сундук был набит драгоценностями.

— Бриллианты! — мечтательно произнесла Никки. — Изумруды! Жемчуг! Сапфиры! Какая красота! Смотрите, Эллери. Ведь это пиратская добыча, сорванная с рук и шей испанских женщин…

— Камни, в свою очередь, вырваны из оправы, — пробормотал Эллери, — которую, вероятно, расплавили. Но кое-что они проглядели. Вот пустая золотая оправа. А вот серебряная…

— Еще несколько серебряных, Эллери.

— Это не серебро. — Эллери подобрал одну из оправ. — Это платина, Никки.

— Взгляните на эти старинные монеты! Это что такое?

— Что «это»?

— Эта монета.

— El peso duro — пиастр.

— Вот это да! — Никки запустила в сундук обе руки.

В этот момент в утреннем воздухе послышался негромкий звук — как будто вдалеке хлопнула дверь — и сразу же за ним, точно эхо, еще один.

Эллери выпрыгнул из ямы и вскочил на каменный выступ.

— Никки, это были два выстрела…

— Что? — Никки все еще рылась в найденных богатствах. — А как же сокровище, Эллери? Вы не можете оставить…

Но Эллери уже быстрыми шагами удалялся к дому.

Они нашли Эрика Эрикссона лежащим в халате и шлепанцах на пороге комнаты капитана Кидда. Голова была просунута в пустую комнату. Правая рука сжимала пистолет 38-го калибра.

Перевернув тело на спину, они увидели во лбу красную дырку, а на полу, в том месте, где его касался лоб, густую красную жидкость.

Тело было еще теплым.

Эллери поднялся.

— Теперь мы спустимся и запрем дверь в башню, — сказал он Хоббс-Уоткинсам, смертельно бледной Инге, одноногому управляющему и Никки.

Они повиновались. Извинившись, Эллери забежал к себе в комнату и вышел оттуда с полицейским револьвером в руке.

— Никки, садитесь с Ингой в моторку, поезжайте на Лонг-Айленд и уведомите береговую охрану и окружную полицию — здесь ведь нет телефона. Не возвращайтесь без представителей власти. А вы, джентльмены, подождете здесь — со мной и моей пушкой.

Позднее в тот же день Эллери спустился из комнаты в башне и посовещался с прибывшими офицером береговой охраны и капитаном полиции.

— Благодарю вас, — сказал он наконец. — Я чувствую себя в долгу перед беднягой Эрикссоном. — И он умолк, ожидая, когда всех приведут и посадят перед ним.

Полковник Хоббс-Уоткинс излучал доброжелательность, сочетающуюся с напряжением мышц, которое Эллери подметил еще вчера. Тони Хоббс-Уоткинс сидел неподвижно, но уже не казался ленивым и рассеянным. Инга выглядела бледной копией самой себя. Даже Долговязый Джон нервно постукивал деревянной ногой.

— Сегодня утром, минут через пятнадцать после восхода солнца, — начал Эллери, — когда я открывал на берегу сундук с сокровищами, Эрик Эрикссон в этом доме поднимался по лестнице в комнату на башне. Он был в халате и шлепанцах и имел при себе пистолет 38-го калибра с полностью заряженной обоймой. Его спальня находится как раз под башней, которая действует как усилитель динамики, — очевидно, Эрикссон проснулся от каких-то звуков в комнате в башне и решил узнать, в чем дело. Он взял с собой пистолет, потому что даже в собственном доме чувствовал опасность…

— Послушайте, — свирепо начал полковник, но умолк и вытер потную шею.

— Кто-то находился в комнате в башне. Что этот человек делал на рассвете в пустой комнате? Там была лишь одна полезная вещь — дыра, которую я проделал вчера вечером в стене. Тот, кто разбудил Эрикссона, наблюдал за мной через эту дыру. Наблюдал, как я выкапываю сокровище.

Все уставились на него.

— Эрикссон поднялся на площадку и распахнул дверь. Человек возле дыры повернулся. Возможно, они начали говорить, и Эрикссон, потеряв бдительность, опустил пистолет. Его собеседник выхватил револьвер 22-го калибра и всадил пулю в голову Эрикссона, убив его на месте. Но Эрикссон успел инстинктивно поднять пистолет и выстрелить. Мы знаем, что два выстрела прозвучали почти одновременно, потому что мисс Портер и я слышали их и потому что мы нашли пулю 22-го калибра в голове Эрикссона и гильзу 38-го калибра на полу рядом с пистолетом Эрикссона.

После выстрелов убийца сбежал вниз по лестнице, услышав, что все проснулись, — вы заявили, что вас разбудили выстрелы, и вы выбежали из комнат. Поняв, что он в ловушке, преступник прибег к единственно возможному способу: притворился, что тоже проснулся от выстрелов, и побежал вверх по лестнице вместе с остальными. От оружия он успел избавиться, прежде чем я вернулся в дом.

Один из вас убийца. Кто же именно?

Никто не произнес ни слова.

— Как я уже сказал, мы нашли пустую гильзу от разряженного патрона Эрикссона возле его тела. Он выстрелил в убийцу один раз, его пистолет выбросил гильзу, а пуля полетела своим путем.

Но есть интересный факт — мы не обнаружили пулю Эрикссона. Эти офицеры и я весь день обыскивали комнату в башне. Там нет ни пули, ни ее следов на полу, стенах или потолке. Окна остались нетронутыми. Во время выстрела Эрикссона они не были открытыми — как вы вчера отметили, Инга, окна накрепко заколочены уже несколько поколений, и когда мы попытались открыть их, не повредив, то ничего не добились.

Однако Эрикссон не стрелял наугад. Он был убит на месте, упав головой вперед, — значит, стреляя, он смотрел внутрь комнаты. Но для очистки совести мы обыскали площадку и лестницу, не найдя ни пули, ни ее следов, ни малейшего отверстия, сквозь которое она могла бы вылететь.