Записки губернатора - С. Урусов

Румынское духовенство, со своей стороны, оказывало мне особенное внимание, и соборный протодиакон однажды, за литургией, счел нужным проявить по отношению к русскому представителю своеобразную любезность: выйдя на амвон и покосившись в мою сторону, он прочел по бумажке эктению на славянском языке, в то время, как все присутствующие устремили на меня свои взоры. Из церкви мы все отправлялись осматривать какое-нибудь учреждение — военную школу, университет, больницу, а затем завтракали во дворце.

После завтрака продолжались осмотры, а после обеда мы отправлялись на парадный спектакль в театр, где австрийскому генералу и мне была предоставлена литерная ложа. Перед одним из обедов, во время которого король Карл должен был сказать несколько слов по адресу русского Императора и пить за его здоровье, мне был вручен королевским адъютантом орден румынской короны первой степени, с лентой и звездой. Согласно этикету, отвечать на королевский тост не полагается, и я должен был в этом случае ограничиться глубоким поклоном. Но на следующий день, на обеде в городском доме, я пережил очень трудную минуту, благодаря приветственному тосту первого министра, на который пришлось неожиданно отвечать. Получив приглашение Стурдзы, я полагал, что на городском обеде будет приветствовать королевская семья и потому готовился к исполнению обычной своей роли — почетного гостя без речей. Но оказалось, что в данном случае обед давался не то городом министерству, не то министерством городу. Присутствовали все министры, все бывшие в Яссах депутаты и еще масса лиц — всего до 150 человек. Стурдза сидел посередине стола, расположенного в виде покоя в огромной зале городского дома, а мы с австрийским генералом заняли места по обе стороны первого министра.

После тоста за королевскую семью, принятого очень горячо, Стурдза встал и произнес ка французском языке длинную политическую речь, в которой распространился о политике кабинета, о результатах, достигнутых Румынией за последние годы парламентской работы, о международных ее отношениях, а затем, перейдя к вопросу о соседних государствах, указал на любезность русского и австрийского императоров, приславших своих представителей для участия в национальном празднестве румын. Речь закончилась в нашу честь предложением пить за здоровье почетных гостей, русского и австрийского.

В течение нескольких секунд, пока ко мне тянулись бокалы ближайших соседей, стало ясно, что нам надо отвечать на приветствие, а умоляющий жесть моего австрийского товарища доказал, что эта обязанность бесповоротно легла на меня. Я знал, что отвечать надо немедленно, не садясь на место, и вместе с тем не находил в своей голове ни одной связной мысли, ни одной вступительной фразы, Помню сейчас ощущение холода в спине и стук в висках, когда я произнес первые слова: «Monsieur le president du conseil des ministres…» Не имея представления о дальнейшем развитии речи, которую готовились слушать, среди мертвой тишины, участники обеда, устремившие на меня внимательные взоры.

Тем не менее, усиленное напряжение воли дало мне возможность не только продолжать говорить, но даже найти такие выражения, который заставили присутствующих несколько раз прерывать меня одобрительными возгласами и покрыть заключительные слова мои громкими аплодисментами.

Благосклонная по отношению ко мне румынская печать прибавила по своему обыкновению всякого рода измышления и украшения к сказанным мною словам, и на другой день, во всех местных газетах, можно было прочесть длинную речь представителя России, очень красиво и связно изложенную, в которой, между прочим, содержались отдельные фразы, действительно мною произнесенные.

Пять дней, проведенные мною в Яссах, пролетели незаметно, как странный и приятный сон. При прощании, король Карл принял меня отдельно, долго со мной разговаривал и, подарив мне на память несколько медалей художественной работы, выразил желание, чтобы я приехал в постоянную королевскую резиденцию погостить и ознакомиться с ее достопримечательностями. Не могу скрыть, что я был очень польщен вниманием, оказанным мне королем, о достоинстве и характере которого я составил себе очень высокое мнение.

Пятого октября я выехал из Ясс, раздав, по составленному нашим консулом расписанию 1.200 франков «на чай» во дворце и в гостинице. Эта цифра может служить отчасти мерилом того значения, которое придавали в Яссах личности русского губернатора.

Глава Двенадцатая

Еврейский вопрос в Бессарабии. Запрос министерства по этому поводу. Моя записка. Правовое и экономическое положение евреев в Бессарабии. Общие выводы по вопросу о равноправии евреев.

Осенью 1903 года я получил предложение министра внутренних дел высказаться по поводу положения евреев в России, и в частности в Бессарабии, а также представить свои соображения относительно тех изменений, которые следовало бы внести в действовавшее в то время законодательство о евреях. Свод губернаторских отзывов по возбужденному министром вопросу подлежал рассмотрению особой комиссии, которая в то время еще не была образована, причем цель и направление работ этой комиссии оставались совершенно неопределенными и загадочными.

Выполняя поручение В.К. Плеве, мне пришлось привести в некоторую систему отрывочные сведения и наблюдения свои по поводу бессарабских евреев, а также придти к выводам, которые в то время показались смелыми, так как они являлись осуждением временных правил 3 мая 1882 года, составленных, как известно, при ближайшем участии Плеве, в качестве директора департамента полиции. Странно вспомнить теперь, после заявления первой Государственной Думы по поводу необходимости полного гражданского равноправия, о скромных надеждах наших евреев, в 1903 году, относительно возможности некоторого частного расширения их прав, и дарования им некоторых «льгот», как евреи тогда еще называли ослабление применяемых к ним специальных ограничительных и карательных законов. А после того, как наше министерство, в ответ на думский адрес, не высказало по поводу вопроса о равноправии никакого возражения, странно вспомнить и о том впечатлении, которое произвела в петербургских канцеляриях моя скромная и умеренная записка, в которой не упоминалось ни об уничтожении черты оседлости, ни о праве евреев покупать имения, ни о праве их занимать государственные должности.

Если бы вопрос о равноправии евреев был у нас не только поставлен, но и разрешен, я не стал бы вводить последующей главы в свои воспоминания. Но при настоящем положении дела, когда вопрос этот еще находится на весу, некоторое освещение его, с точки зрения существующих законов и на основании местных наблюдений, пожалуй, не будет лишним.

Пути, по которым русское правительство водило в течение полутораста лет русских евреев, поистине неисповедимы. Если, с одной стороны, еще в XVIII веке, одна из русских императриц «не ожидала от врагов Христа интересной прибыли», то, в том же столетии, ее преемница видела в евреях тех «среднего рода людей, от которых государство много добра ожидает» — указав им обращение к занятиям «торгами и промыслами».

Законодательство XIX века, поскольку оно касалось евреев, представляет собой созданный влиянием различных течений водоворот, в котором крутилось русское еврейство, неожиданно получая и беспричинно теряя разнообразные права. Так, например, евреям черты оседлости, в начале XIX века, разрешено было курить вино и держать на откупе питейную продажу повсеместно; затем — только в городах; затем — опять в селах. В половине столетия, винные промыслы были снова запрещены в селах евреям всех сословий, но затем сделано исключение для евреев, содержащих откупа. Через 15 лет евреи получили право торговать вином на общем основании и арендовать винокуренные заводы; через 11 лет право это было ограничено, а лет через 15 — евреи фактически были совершенно устранены от торговли хлебным вином. Другой случай:

Желательные торговцы и промышленники — евреи сделались, через несколько времени, желанными земледельцами и землевладельцами. В начале XIX века им разрешили покупать земли; в тридцатых годах их стали усиленно поощрять к приобретению земель разными льготами, как-то: свободой от воинской повинности, от подушной подати и т.п. Но затем эти земли у евреев начали отбирать. Когда, с 1862 года, евреи получили право покупать земли и угодья, принадлежавшие к помещичьим имениям, последовал указ, запрещавший евреям покупку таких земель в 9-ти губерниях. В 1882 году было приостановлено совершение на имя евреев купчих крепостей на земли в черте оседлости, а в 1903-м евреи лишены были права покупать земли повсеместно. Еще пример:

В начале XIX века «особый комитет», ограждая население от евреев, потребовал выселения их из деревень, а через 5 лет, другой комитет пришел к убеждению, что евреи в сельской местности не только не вредны, но полезны, и решительно высказался за оставление евреев на местах. Однако, в 20-х годах, евреев выселили из деревень 4-х губерний и, хотя в тридцатых годах выселение прекратили, но в 40-х оно было возобновлено по соображениям «военного» характера. Затем евреев, живших в сельских местностях, перестали тревожить, пока не были изданы правила 1882 года, запрещавшие евреям селиться вне городов и местечек. Тогдашний министр внутренних дел, известный по данному ему прозвищу «Mentir-pacha», мотивировал новое запрещение желанием правительства оградить евреев от христиан.