За ценой не постоим - Иван Кошкин

Немец тем временем, как видно, удовлетворенный осмотром, нырнул в люк, мотоциклы застрекотали, и вся колонна покатилась по шоссе мимо рощи. Петров про себя порадовался, что не пожалел времени на то, чтобы воткнуть перед танками несколько срубленных березок, — судя по всему, гитлеровцы не заметили «тридцатьчетверки». Больше всего старший лейтенант опасался, что сдадут нервы у кого-то из пехотинцев, но заснеженные окопы молчали. Разведка скрылась за поворотом, пройдя всего в двухстах метрах от танка Лехмана. Теперь главное, чтобы не открыл сдуру огонь пост на восточной опушке, но бойцы Щелкина дисциплинированно пропустили немцев.

Потянулись томительные минуты, Петров открыл люк и нетерпеливо ждал стрельбы с востока. Однако все было тихо, а через полчаса из-за рощи донесся знакомый стрекот, и немецкая разведка — живая и невредимая, прокатилась обратно и ушла к Волоколамску. Прошло еще десять минут, радист доложил, что Петрова вызывает комбат. В этот раз связь была гораздо лучше, — как видно, Гусев поставил свой КВ куда-то повыше. Капитан спросил комвзвода, куда делись немцы — до Покровского, где их ждал резерв комбрига, они не добрались. Старший лейтенант доложил, что гитлеровцы только что поехали обратно, причем, судя по их скорости, не добрались даже до Анино. Комбат дал отбой, но через десять минут вызвал Петрова снова. По мнению Гусева, это не была нормальная, полноценная разведка, которую обычно пускают перед собой наступающие немцы. Скорее всего, эти броневики и мотоциклисты имели задачей установить, как далеко отступили наши. У комвзвода созрело примерно такое же мнение. Через час начнет смеркаться, — и противник решил не лезть в темноте на рожон, потому и вернулся, не доехав до товарища капитана, чем товарищ капитан, похоже, был несколько разочарован.

В напряженном ожидании прошли еще шестьдесят долгих минут. Безуглый поворчал, что воткнутые в снег деревца закрывают ему обзор, потом начал гонять приемник, пытаясь поймать Москву. Осокин немедленно потребовал, чтобы сержант прекратил маяться дурью, от которой садятся аккумуляторы. В машине было невыносимо холодно, и Петров приказал экипажу делать разминку, напрягая и расслабляя мускулы, чтобы не замерзнуть совсем. Протасов заерзал на своем сиденье, внизу началась какая-то возня, потом послышался глухой удар и ругань радиста.

— Вы что там, бороться вздумали? — рявкнул командир.

— Уже нет, товарищ старший лейтенант, — с несвойственным ему обычно ехидством ответил Осокин, — товарищ сержант башкой приложился.

— Зато согрелся, — ответил неунывающий Безуглый. — Командир, темнеет уже, может занавесим блиндаж сверху да вскипятим чего пожрать? Тут же дуба дать недолго.

— Да, чего-то конструкторы недодумали, — неожиданно поддержал москвича Осокин, — грелки, что ли, какие…

— И сортир, — в тон ему развил тему Петров, — чтобы до ветру не вылезать.

— А в бою — так и по-большому, — поддержал радист. — А то как прихватит, и ни о чем другом как-то уже не думаешь.

— Это, Саша, называется — «медвежья болезнь», — заметил командир.

— А ты в нижний люк гадь, — посоветовал сержанту водитель.

— На ходу?

— А что? — совершенно серьезно продолжил Осокин. — Главное — держись за что-нибудь.

— Да ну, — в тон ему ответил радист, — взорвется что-нибудь под днищем с замедлением — и задницы как не бывало.

— Невелика потеря, — заметил мехвод. — Все равно за нас командир думает, а больше она тебе ни на что и не нужна.

Внизу снова завозились, судя по всему, радист решил наказать Осокина за нахальство, снова раздался стук, теперь потише, зато ругался Безуглый громче и дольше.

— Дурак ты, Сашка, — наставительно заметил водитель. — Ты же длинный, во все стороны торчишь.

— В общем, верно, — ответил нисколько не обескураженный двойной неудачей сержант. — Ладно, давай о сортирах, что ли.

— Ну, хватит, — вмешался Петров. — Нашли тему.

— А кто начал? — дружно спросили снизу.

Командир хмыкнул и снова прильнул к панораме. Безуглый начал ни с того ни с сего рассказывать, как он полтора года учился в Московском механико-машиностроительном институте им. Н.Э. Баумана.

— Ого, — удивился Петров, — а не врешь?

— Нет, — ответил сержант, и командир почему-то сразу ему поверил.

— А чего не доучился тогда? — спросил старший лейтенант.

— Отец давно умер, а тут мать заболела еще, — объяснил радист. — А у меня младший брат и сестра. Вот и ушел на «Серп и Молот», на заводе-то платят.

— Врешь, поди, — заметил Осокин. — Ну, скажи честно — выгнали.

— Васька, хватит, — приказал Петров, но к его удивлению, сержант не разозлился.

— Ну, и не без этого, — вздохнул Безуглый.

В панораму уже ничего нельзя было разобрать, и старший лейтенант открыл люк. До сих пор ему казалось, что в танке холодно, но, вдохнув свежего вечернего воздуха, Петров понял, что снаружи куда хуже. Темнело быстро, впереди уже в полукилометре все сливалось в сплошную мглу. Впрочем, дорога ясно выделялась на белом поле, и на ней никого не было. Комвзвода спрыгнул вниз и подошел к окопам пехотинцев.

— Младший лейтенант! Щелкин! — окликнул он.

Метрах в пяти из ячейки вылез невысокий пехотинец в шинели, надетой поверх ватника.

— Живой?

— Нет, нна, мертвый, — временно исполняющий обязанности командира роты младший лейтенант Щелкин свирепо и неумело выругался.

— Не матерись. — Петров подошел к пехотинцу и слегка встряхнул его за плечо. — Блиндаж — вон там. Там половина первого наката наведена, но не достроили, и рядом бревна валяются. Покидайте их сверху, навалите веток и снегом присыпьте и разводите внутри костер. Греться — по очереди, половина должна быть в окопах. И пост на той опушке смени. Задача ясна?

— Есть, — хрипло ответил Щелкин. — А топор дадите?

Петров потер подбородок, посмотрел на дорогу, затем кивнул:

— Дадим. Только постарайтесь все же потише. И не про… Не потеряйте.

— Есть!

Пока пехота устраивала ночлег, Петров подошел к танку Луппова и взобрался на моторное отделение. Крышка башенного люка приоткрылась, и в лицо комвзвода уставилось дуло нагана, поверх которого внимательно смотрели серые глаза.

— О! Товарищ старший лейтенант! — задумчиво произнес Герой Советского Союза и, крякнув, отжал люк вверх. — А я думаю, кто у меня по коробке скачет?

Он убрал револьвер в кобуру и поднес руку к шапке.

— Разрешите доложить? Продолжаем наблюдение за дорогой, противник не обнаружен.

— Ты чего с наганом на людей бросаешься? — спросил удивленный Петров.

— Да так, — пожал плечами лейтенант, — мало ли кто на танк залез. А вдруг у него банка с бензином? Я вообще думаю — надо бы ночью дежурить у машин экипажами по очереди.

— У нас для этого пехота есть.

— А, — отмахнулся Луппов, — не слишком на них надейся. Они хорошо, если себя устерегут.

Он перекинул ноги в валенках через борт башни и сполз на борт.

— Люк закройте, — сказал лейтенант куда-то внутрь танка и соскочил вниз.

Петров спрыгнул вслед за ним.

— Не любишь пехоту, а, Женя? — негромко спросил комвзвода.

— Ну почему не люблю, — невозмутимо ответил Луппов и полез в карман, — я просто на них не очень рассчитываю.

— Почему?

— По финской еще. Привык, — лейтенант вынул кисет и принялся сворачивать папиросу. — Покурим? У меня ребята некурящие, так я в машине не дымлю.

— Да я половину пехоте отдал, — вздохнул Петров. — Лучше уж на завтра сберегу.

— Ну, так возьми у меня, — протянул кисет Луппов.

— Да нет, ну что ты, — запротестовал комвзвода.

— Бери, командир, угощаю, — улыбнулся лейтенант. — Чужой табак всегда слаще, не слышал разве?

— Эх!

Петров махнул рукой и взял кисет. Задымив, он вернул табак Луппову, некоторое время командиры курили молча.

— А чего это там пехота шумит? — поинтересовался лейтенант.

Комвзвода объяснил, что разрешил красноармейцам погреться.

— Ой, зря ты это, командир, — протянул Луппов. — Их же теперь оттуда штыком не выковырнешь. Залягут и будут на тебя человечьими глазами смотреть.

— Что-то вы, Евгений Алексеевич, неровно к нашей советской пехоте дышите, — сказал Петров. — Ну, ладно, чем они тебе так насолили?

— Да ну, — лейтенант резко потушил окурок о броню, — просто, бывало, лезешь вперед, на надолбы, по тебе лупят не пойми откуда, сосед уже встал и дымит потихоньку… Все, все им протоптал, продавил — только идите и занимайте!

Он помолчал, борясь с раздражением. Петров ждал, когда лейтенант продолжит рассказ.

— Нет, лежат мужественно в снегу, кричат свое несокрушимое «ура!», но вперед, сволочи, не идут. Возвращаешься, командир из башни лезет, наганом машет, приглашает: «Не изволите ли, товарищи, выполнить боевую задачу, сукины дети!» — Он хмыкнул. — Не, не хотят. Пусть танкисты идут, у них броня железная.