Когда герои восстают (ЛП) - Дарлинг Джиана

На мгновение во мне вспыхнуло беспокойство. Кристофер уже несколько раз связывал меня, и забыть эти воспоминания было почти невозможно. Но я решила заменить их на более сильные, позитивные, как мы с Данте сделали это в Сорренто.

— Che coraggio, — пробормотал он во второй раз за вечер, отступая назад и изучая меня.

Какое мужество.

Разогретая его похвалой, уже мокрая и пульсирующая, я потребовала:

— Прикоснись ко мне.

— Вот так? — поддразнил он, подавшись вперед, проводя рукой по середине моей груди, следуя за вырезом дизайнерского платья.

— Di più, — приказала я, глядя на него.

Сильнее.

Он нежно пощипывал мои соски через ткань.

— Va bene cosi?

Вот так?

— Нет, — выдавила я, выгибая спину, чтобы быть ближе. — Сильнее, Данте.

— Хочешь, чтобы я трахнул тебя жестко, моя Лена? — мрачно спросил он, крепко сжимая мои соски костяшками пальцев, пока я не зашипела. — Потому что после сегодняшней ночи мне нужно трахать тебя до тех пор, пока ты не почувствуешь меня в каждом сантиметре своей кожи.

— Да, — согласилась я. — Сделай это.

— По-итальянски, — уговаривал он, отпустив мою грудь.

— Scopami, per favore.

Трахни меня, пожалуйста.

Его ухмылка сверкнула в лунном свете.

Мгновение спустя обе руки нашли вырез моего платья, пальцы впились в ткань, и он разорвал его прямо посередине. Я задохнулась, когда ткань капитулировала перед его силой, чисто порвавшись до самого подола, пока оно не распахнулось по обе стороны от меня.

— Ottimo, — прорычал он, лаская мою обнаженную грудь, перекатывая соски в своих ладонях.

Лучше.

Это было намного лучше.

Моя голова упала назад между плеч, когда он шагнул ближе и взял один из моих сосков в рот, чтобы пососать и пощипать зубами. Контраст удовольствия и боли заставил дыхание прерываться.

Он прижался к груди, обрабатывая ее, в то время как его другая рука направилась прямо к моему лону. Его рычание вибрировало в моем соске, когда его пальцы скользнули в омут влаги у меня в центре.

— Такая влажная для меня, — простонал он.

Моя дрожь не имела ничего общего с прохладной зимней ночью, а все было связано с тем, как он прослеживал каждую складочку и углубление в моей киске, словно картограф, решивший составить карту моего удовольствия.

— Знаешь, у нас не было десерта.

Я смотрела с тяжелыми веками, как он срывает с дерева лимон и разрывает его, используя только большие пальцы. Сок стекал по его запястью. Он поднял руки, слизывая струйку сладковатой жидкости, и хмыкнул.

— Ты тоже хочешь немного? — спросил он невинно, но Данте был совершенно непристойным, совершенно нечестивым.

Я никогда не представляла, что лимоны могут быть эротичными, пока не кивнула, задыхаясь, и он не поднес к моему рту кусочек желтой мякоти. Итальянский фрукт был таким сладким, что можно было есть кожуру, и я закрыла глаза, пока он кормил меня им, кусочек за кусочком.

— Теперь я, — сказал он, выдавливая вторую половинку лимона между моих грудей.

Прохладная жидкость заставила мою плоть затрепетать, спускаясь по дрожащему животу к паху и по внутренней стороне бедра.

Данте хмыкнул, приступая к работе, его язык был горячим и льнул к моей плоти, когда он вылизывал меня дочиста, пощипывая соски. Когда он опустился на колени в траву и взял мои бедра, устраивая их на свои сильные плечи, я позволила себе обмякнуть, полностью поддерживаемая моими связанными руками и его широкой спиной.

Он проводил языком по обе стороны моих бедер, всасывая кожу, пока не осталось ни следа сладкого лимона.

— Лимон с медом лучшее сочетание, — пробормотал он почти про себя, прежде чем прикоснуться к моей киске, глубоко вдохнув мой аромат.

Dio mio, это было чертовски сексуально, что ему так нравится мой запах. (пер. с итал. «Бог мой»)

Мгновение спустя он раздвинул мои набухшие складки и погрузил язык внутрь.

Мое лоно мгновенно сжалось, как пружина.

— Блядь, — грубо выкрикнула я.

Данте застонал в ответ, вибрация сладкой агонией отозвалась на клиторе, когда он захватил его между губами и атаковал языком.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Это секс.

Это наслаждение.

Это то, чего мне не хватало всю жизнь.

Мне не было стыдно, когда я объезжала талантливый язык Данте, когда он вводил один, потом два, три пальца в меня и двигал ими, пока я не начала извиваться и стонать.

Я уже была обнаженной. Я трахалась раньше.

Но никогда не впускала другого человека в свое тело и разум, чтобы трахать их одновременно.

До Данте.

Он был под моей кожей и в моей крови. Его аромат был единственным, что мой нос мог учуять даже в лимонной роще. Надо мной не было ни ночного неба, ни земли под ногами, ни даже гравитации, кроме магнетизма, исходящего от мужчины, который ел, как голодный, между моих бедер.

Я была только его, а он только моим.

Именно эта мысль превратила мое тело из твердого в газообразное, конечности растворились в дыму, который грозил унестись с ветерком.

Я кончала и кончала, а Данте ел и ел, пока все, что я могла делать, это бороться за дыхание в легких.

Когда он встал, его рот и подбородок блестели от остатков меня. Он не вытер их, когда захватил мои губы в дикий поцелуй, пожирая меня так же, как он пожирал мою киску.

В нем не осталось нежности, только горячая потребность и яростная агрессия. Он зарычал, приподняв мои бедра за предплечья и упираясь своим толстым членом в мой центр. Его потный лоб прижался к моему, и мы оба смотрели вниз, на место соединения наших тел.

Секунду спустя он вошел в меня до упора.

Я закричала, но это было похоже на аллилуйю.

Он трахал меня жестко, будто я была сосудом, а не женщиной. Как будто я была создана для этого для того, чтобы он трахал меня, использовал и наполнял своей спермой.

Это не было унизительным или неправильным.

Это было так горячо, что расплавило мои внутренности, превратило мой мозг в желе.

— Dai! — призывала я его. — Di più.

Сильнее.

Мои зубы лязгнули, когда он взял мои ягодицы в свои широкие руки, прижав меня в воздухе, чтобы он мог делать то, что я велю.

Он трахал меня так сильно, что его член врезался в мою шейку матки с болью.

Но это была боль, которая переросла в грохочущее удовольствие.

Я стиснула зубы, чтобы смягчить удар, и вцепилась руками в веревку, которая удерживала меня, чтобы попытаться оттолкнуть его.

— Cazzo, come sei bagnata, — прорычал он над влажным шлепком его яиц о мою мокрую сердцевину.

Черт, ты такая мокрая.

Так и есть. Небрежные звуки и плавное, текучее скольжение его горячей длины внутри меня было почти невыносимым.

— Я собираюсь кончить так сильно, — прохрипела я, немного напуганная надвигающейся тяжестью моей кульминации.

— Кончи для меня, — приказал он, взяв мой рот на мгновение, хотя мы оба дышали слишком тяжело, чтобы это продолжалось так долго. — Выдои мой член своей сладкой, тугой киской.

— Dio mio (пер. с итал. «Боже мой»), — пробормотала я, когда он наклонил голову, кусая соединение моей шеи и плеча, в то время как его член входил в меня под впечатляющим углом, что привело в действие что-то вроде пороховой бочки в моем теле.

Я разрывалась от удовольствия, кончая на его член в порыве, который охватил его пах и мои бедра. Он выругался по-итальянски, ощущая, как я почти болезненно сжимаюсь вокруг него, как безуспешно дергаю бедрами, в попытке одновременно усилить сладкую агонию и закончить ее до того, как я умру.

Несколько мгновений спустя он вошёл в меня до самого конца и прошептал мое имя как последнюю молитву перед тем, как кончить. Он достиг кульминации так сильно, что все пролилось вокруг его толстого члена и стекало по моим бедрам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Это было грязно и громко, совершенно грязно.

— Это было невероятно, — прохрипела я в его влажную шею, пока он держал меня, хотя я не знала, как у него хватило сил.