Ночь для двоих - Томас Шерри

Он чмокнул ее в подбородок.

— Думаю, что ты обязательно пожалеешь, и очень сильно, но, боюсь, я уже не могу остановиться.

Вир завладел ее ртом и лег сверху. Его тело было твердым и горячим. И он... он…

Элиссанда вскрикнула. Она не собиралась кричать, но ей было больно, очень больно.

Поцелуи и ласки должны были сделать этот момент если не приятным, то, по крайней мере, терпимым. Но не сделали. Боль обожгла, причем в самом чувствительном месте.

По ее лицу снова побежали слезы. Почему все и всегда было трудно? Все. Даже этот такой удивительно приятный момент не обошелся без острой боли. Но ведь в этом нет никакой вины ее супруга. Ведь даже в Библии написано, что рожать детей предстоит в муках. Видимо, об этом и шла речь.

— Прости, — дрожа, проговорила она, — мне очень жаль. Пожалуйста, продолжай.

Однако Вир откатился в сторону. Она зашипела от боли и приготовилась вытерпеть что-нибудь еще более неприятное, однако супруг уже встал. Она слышала, как он одевается. Вернувшись, он принес платок, пахнущий Ливаном, и вытер новые слезы.

— Все. Теперь ты можешь спать.

— Да?

— Не сомневайся.

Маркиз укрыл супругу одеялом и погасил свет.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — дрожащим голосом ответила Элиссанда, — и спасибо за все.

Вир тихо вздохнул в темноте.

Глава 11

В серых предрассветных сумерках Элиссанда спала беспокойно — простыня обвилась вокруг ее обнаженного тела, словно змей вокруг Евы. Маркиз прикасался к ней, к ее щеке, уху, волосам. Он больше не станет ее трогать. Но это знание делало недозволенное запретное чувство в высшей степени возбуждающим.

Она повернулась, и на простыне под ней показалось небольшое пятнышко крови. Зрелище заставило его пошатнуться, словно от удара камнем по голове. Он отлично помнил, что было накануне ночью. Но видеть перед глазами наглядное свидетельство и понимать, что она его тоже увидит...

Вир укрыл ее одеялом и отошел от кровати. От нее. Что, черт возьми, с ним случилось? Его план был прост. Браку предстояло существовать только номинально до тех пор, пока не представится удобный момент его аннулировать. Выполнению этого плана тоже вроде бы ничего не препятствовало. Элиссанде он был нужен не больше, чем собаке пятая нога.

И, тем не менее, план провалился.

Маркиз собирался только уложить ее спать, но позволил вероломной девственнице соблазнить его.

Ее кожа была бархатной, волосы — шелковыми, тело — воплощением безумных фантазий геометра, помешанного на кривых и изгибах. Однако не ее прелести стали причиной его падения. Его погибелью стало неподдельное удовольствие, которое она испытала в его компании, наивное пьяное восхищение, которое невозможно было имитировать.

Разумная часть его существа прекрасно понимала, что она пьяна, не отвечает за свои слова, и искры в ее глазах зажжены всего лишь сотерном. Но в ту ночь Виром руководил не разум. Тогда он находился под властью одинокой, обездоленной, откровенно неразумной части своего существа, на которую все еще действовали ее неповторимые улыбки, и которая с готовностью позволила считать бутылку виски достаточным аргументом для потери контроля над собой. Когда Элиссанда с восторгом и обожанием взирала на такого Вира, когда шептала, что он сделал ее счастливой, и прикасалась к нему, словно он был самим Богом, все остальное не имело значения.

Иллюзии, все это иллюзии. Он с радостью поддался обольщению, ложному чувству близости и связи. И если бы не ее крик боли...

Маркиз снова взглянул на спящую супругу. Она беспокойно заворочалась, что-то бормоча.

«— Я хочу больше.

— Больше чего?

— Больше тебя».

И он ей поверил.

Ну и дурак.

В комнате, куда он вошел накануне, лежали ее вещи. Большинство ее пожитков находились в двух больших сундуках, но вокруг валялись прогулочные ботинки, перчатки, шляпки и жакеты.

На письменном столе стояла шкатулка с ее сокровищами. Вир уже просмотрел содержимое. Кроме миниатюры Делакруа там находились вещи, имевшие ценность только для Элиссанды.

Он снова открыл шкатулку и взял свадебную фотографию ее родителей. Такие родственники! Его отец, должно быть, в гробу перевернулся. Вир еще не рассказал Фредди самое плохое из того, что ему поведала леди Эйвери: поскольку Элиссанда родилась через шесть месяцев после свадьбы родителей, никто точно не знал, является ли отцом Элиссанды Эндрю Эджертон, муж ее матери, или Элджернон Эджертон, дядя Эндрю и прежний покровитель ее матери.

Маркиз рассеянно провел пальцем по внутренней стороне края крышки. Его внимание привлекло крошечное отверстие, потом еще одно и еще... Он зажег лампу, открыл шкатулку полностью и принялся ее внимательно изучать.

Снаружи шкатулка была инкрустирована слоновой костью и жемчугом, а с внутренней стороны — обита зеленым бархатом. Внутренняя сторона крышки тоже была обита бархатом, во всяком случае, большая ее часть. Только края были расписаны завитками и каргушами.

На левом краю крышки можно было рассмотреть узкие, почти невидимые щели, которые тянулись вниз по центру черной полосы. Вир изучил правый край — то же самое. Щели были очень узкие — не толще ногтя — и длиной не более четверти дюйма. Что это? Декоративная решетка?

Громкий стук в дверь отвлек маркиза от дальнейшего исследования. Он неохотно оставил шкатулку и открыл дверь. Принесли завтрак и телеграмму от леди Кингсли.

«Мои дорогие лорд и леди Вир,

с радостью сообщаю, что в Вудли-Мэнор не осталось и следа от крыс, и хотя все еще предстоит выяснить, кто стоит за этой дикой выходкой, местный констебль занимается этим делом со всем усердием.

Леди Вир, безусловно, будет рада узнать, что вчера мои гости благополучно отбыли из Хайгейт-Корта под надзором леди Эйвери. Она также будет рада удостовериться, что мистер Дуглас все еще отсутствует. Рассыльный, которого я встретила по пути в деревню, заверил меня, что он только что вернулся из Хайгейт-Корта, хозяин которого находится в отъезде.

Еще раз поздравляю вас с бракосочетанием.

Элоиза Кингсли».

Маркиз положил телеграмму в карман, вернулся в спальню и продолжил исследование шкатулки. Он отрезал лезвием кусочек визитной карточки и засунул его в щель. Прорези не были глубокими — примерно одна шестая дюйма. И лишь в две щели — по одной с каждой стороны крышки — обрезок визитки вошел больше чем на полдюйма.

Неожиданно ему вспомнился крошечный ключ, найденный в сейфе комнаты миссис Дуглас.