Мама для двойняшек босса - Николь Келлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, я, может, и не супермен, но попробую. Чего ты хочешь?
– Хочу, чтобы ты защитил нас от дяди Платона, – не задумываясь, выпаливает Кнопка, и ее слова повергают меня в шок. – Он обижал маму, и она много плакала. Я хочу, чтобы ты жил с нами, как настоящий папа.
Я напрягаюсь. Меня пугают и настораживают слова Ежика о каком-то дяде Платоне. Я даже пропускаю ее последнее предложение мимо ушей.
Представляю худшее, и ладони сжимаются в кулаки. Я беру ладошки Кнопки в свои руки и, с трудом сдерживаясь, чтобы не показать истинных эмоций, уточняю:
– А кто такой дядя Платон?
– Это дядя, с которым мама жила.
– И как он вас обижал?
– Он кричал на маму, а потом она плакала. А потом этот дядя привел домой тетю Риту, и она трогала мамины вещи, и мама плакала всю ночь.
Я ему шею сверну голыми руками за то, что заставил моих девчонок пройти через эту грязь. Особенно за то, что не постеснялся маленького ребенка!
– Я разберусь, малыш, с дядей Платоном, я тебе обещаю. А теперь пойдем на процедуры, нас доктор уже давно ждет.
Но Ежик не к месту проявляет свой упертый характер.
– Без мамы не пойду, – выдергивает ручку и скрещивает руки на груди, снова смотря исподлобья. Тот хрупкий мостик, что мне удалось установить между нами, безжалостно смыт упрямством моей дочери. – Ты кстати, так и не сказал, где она! Почему так долго идет?
Кнопка пытается казаться взрослой и храброй, но я вижу, что за своими колючками она прячет все свои детские страхи, тревоги и волнения.
– Ежик, мама сегодня не сможет прийти, так что нам придется пойти вдвоем на процедуры. Но я обещаю, что буду все время рядом и в обиду тебя не дам.
Но она как будто не слышит меня. Отшатывается и шепчет едва слышно:
– Почему?
– Потому что мама немного приболела…
Но, очевидно, я говорю что-то не то, потому что глаза моего маленького Ежика сверкают и неумолимо наполняются слезами, а в следующую секунду она падает на подушку и рыдает навзрыд.
Глава 34
Лука
Я шокированно смотрю на дочь, не понимая, на каком моменте «подорвался на мине», и что сказал не так. Ведь я подбирал слова, обдумывал все сказанное не единожды…Но все равно облажался!
Мне безумно не хватает Рады сейчас, только она знает, как успокоить малышку и унять ее истерику.
Рыдания Кнопки усиливаются, и я не выдерживаю, осторожно касаюсь ее плеча, но она ожидаемо дергает им, скидывая мою руку. Локтем задевает ведерко с мороженым. Садится на постели берет его двумя руками и швыряет в сторону двери.
– Уходи, ты мне не нужен! – бросает мне в лицо. Ее слова обидны, да, но даже я слышу, что в них столько боли, столько горечи, что не обижаюсь, а пытаюсь понять причину таких резких перемен. – Я хочу к маме! Верните мне мою маму!
Черт, мне нужно было не подарки дочери купить, а пару сеансов к детскому психологу, чтобы он меня научил, что сказать Кнопке, чтобы не травмировать ее еще больше!
– Ежик, никто не забирает твою маму, она просто приболела…
– Нет! Ты все врешь! Она не приболела, а ждет другого ребеночка! Потому что я теперь больная и скоро умру! Я ей такая больше не нужна!
У меня челюсть летит к полу. Откуда в такой маленькой детской головке такие страшные мысли?!
Но больше меня волнует другое: откуда она узнала про беременность? Вряд ли Рада сообщила ей эту новость. Потому что даже я, при полном отсутствии опыта общения с детьми понимаю, что говорить такое маленькой девочке, чье состояние нестабильно – преступление!
– Кнопка, – все же осторожно касаюсь малышки, поднимаю и прижимаю к себе. Ежик, спрятав все свои колючки, утыкается лицом мне в грудь, прижимается, как маленький котенок. Ее всю трясет от рыданий, и состояние дочери острым ножом полощет по моему сердцу. Как, вот как подобрать слова, что нет никого важнее и дороже нее в этом мире? Не только для матери. Но и для меня. – Ну, что ты придумала? Что за глупости?
– Я не придумала! – кричит с отчаянием, сильнее стискивая ткань рубашки между пальчиков. – Я все сама слышала!
Слышала? А вот это интересно.
– Где? От кого?
– Медсестры в коридоре разговаривали, сказали, что моя мама приняла правильное решение родить другого ребенка вместо больного. Мама меня больше не любит и хочет заменить, потому что я заболела. Я больше никому не нужна…
– Ежик, – осторожно беру личико малышки в свои руки и стираю ее слезы. Сердце в клочья от горьких слез ребенка, от эмоций, что так и прут от нее: горечь, одиночество и страх. И моя задача сейчас – убедить ее, что все, что она слышала и надумала себе – вранье. Блин, да переговоры с несгибаемыми западными партнерами вести легче, чем диалог с шестилеткой! – Послушай меня внимательно. То, что ты слышала – чушь, и этим тетям просто делать нечего, вот они и болтают всякую ерунду. Ты для мамы всегда – всегда номер один. Она любит тебя больше всего на свете. И тебя никем не заменить! Ты такая одна, и второго такого Ежика у нее точно не будет. Мама тебя очень любит, поверь. Я знаю, что говорю.
– И мама не ждет другого ребеночка?
Черт. А ведь так хорошо шло…
– Мама ждет другого ребеночка, – глаза Ежика снова наполняются слезами, она громко всхлипывает, и я спешу успокоить ребенка. – Но не потому, что хочет тебя заменить или еще что! Нет!
– Тогда почему? Зачем ей еще один ребеночек, если она меня любит?! – Оля хмурит бровки и, храбрясь, смотрит на меня исподлобья в ожидании ответа, изображая из себя смелую, гордую и обиженную девочку. На самом же деле ее поза, взгляд и то, как она прикусывает губку, говорят о том, что малышка волнуется и боится моего ответа. И нет, Кнопка совершенно точно не эгоистка, она просто настолько привязана к матери, и в свои шесть лет осознает, что кроме Рады у нее никого нет. Поэтому так отчаянно боится ее потерять.
– Ежик, понимаешь…У взрослых не все так просто…
Оля закатывает глазки и смешно дует губки. Но уже не плачет, а внимательно меня слушает