Мама для двойняшек босса - Николь Келлер

Раду, переговорив с врачами и убедившись, что суррогатная мама в надежных руках и ее здоровью ничего не угрожает, выхожу из клиники. Глубоко вдыхаю чистый воздух. Отчаянно хочется курить. Я никогда не курил, но сейчас вот мне хочется до зуда, потому что нужно что-то, чтобы успокоить шалящие нервы.

Черт! Я волнуюсь. Волнуюсь перед встречей с дочерью. Хоть Рада и подготовила ее, я понятия не имею, как она может отреагировать на мое появление в отсутствие матери. С партнерами, с бандитами, да с властями общаться проще, чем с непредсказуемым ребенком. У тех хотя бы есть правила и точки давления. А у меня? Ничего. Это у Ежика все козыри на руках, а мне придется действовать наудачу.

Вздохнув, решительно выбрасываю все мысли из головы и иду к машине. Справлюсь. Я выжил в лютый кризис, неужели не переживу несколько часов рядом с малышкой?!

Так жестоко я еще никогда не ошибался.

Вспоминаю о просьбе дочери, по пути заезжаю в магазин и покупаю самого большого белого медведя с красным бантом и ведерко шоколадного мороженого.

Подъезжаю к клинике, иду по коридору. Дохожу до палаты Кнопки и даже протягиваю руку, чтобы открыть дверь палаты, как меня окликает лечащий врач дочери.

– Лука Георгиевич, добрый день. Хорошо хоть вы попались мне! Я не могу дозвониться до Рады Алексеевны. У Оли сегодня важные процедуры перед операцией, и она категорически отказывается их проходить. Ждет мать, потому что она обещала познакомить ее с отцом…

Конец фразы врач бормочет уже растерянно и не так уверенно, останавливаясь в паре метров и задумчиво глядя на меня.

– Простите мою бестактность…

– Да, я – отец Оли, – спешу подтвердить его догадки. – Рада Алексеевна заболела, и пока не сможет навещать Олю. Я буду с дочерью на всех процедурах и, возможно, даже на операции. Но мне нужно время, чтобы поговорить с ней и подготовить.

– Хорошо, но не затягивайте, пожалуйста. Через полчаса Оля должна быть на процедурах. Сами понимаете, в ее ситуации времени в обрез. Удачи вам. И да, медведя придется забрать обратно. В палатах должна быть стерильная чистота, а мягкие игрушки – большие пылесборники.

– Понял. Тогда возьмите, пожалуйста, – передаю медведя доктору. – Чтобы не дразнить ребенка. Позже я у вас его заберу. Ну, а это можно? – поднимаю вверх ведерко мороженого.

– Чуть-чуть. Буквально несколько ложек. Сейчас у Оли очень подавлен иммунитет, и то, что раньше она могла делать, не задумываясь, сейчас может привести к необратимым последствиям для ее здоровья. И наденьте маску, ей сейчас категорически нельзя болеть. Любая, даже самая незначительная, на наш взгляд инфекция или бактерия может обернуться для нее катастрофой. У вас полчаса.

Нацепляю на лицо протянутую маску для лица, решительно берусь за ручку двери и вхожу в палату. Взгляд сразу же цепляется за малышку. В груди нестерпимо начинает болеть: кажется, с нашей последней встречи она похудела еще сильнее, а круги под ее глазами стали почти фиолетовыми. Они контрастом выделяются на бледной коже. Ловлю себя на мысли, что злюсь на высшие силы за то, что послали моему ребенку такое испытание. Хочется перевернуть весь мир, но найти чудо – пилюлю, которая мгновенно излечит ее.

При звуке открывшейся двери Кнопка поворачивается в мою сторону и волком смотрит на меня исподлобья. При виде мороженого ее лицо разглаживается, но взгляд тут же мечется мне за спину.

– Привет, Ежик, – подхожу к койке, до зуда в ладонях хочу обнять малышку, но сдерживаюсь. Пока я для нее чужой мужчина, и этот жест может ее напугать. Я тщательно подбираю слова, продумываю каждый свой шаг, потому что хочу понравиться собственной дочери и жутко боюсь оступиться, оттолкнуть от себя. Поэтому просто протягиваю мороженое и сажусь на стул напротив. – Это тебе. Видишь, я умею держать слово.

– Где мама? – сердито выпаливает девочка, не здороваясь. Кнопка даже не обращает внимания лакомство, отставляет ведерко в сторону, не глядя. Она не сводит с меня напряженного взгляда. – Она обещала меня познакомить…

Осекается на полуслове, мрачнеет с каждой секундой. Осматривает меня внимательным, цепким и прищуренным взглядом и выдает то, что заставляет задержать дыхание:

– Так это ты мой папа?

Черт! Вот в кого наша дочь такая проницательная?! И что мне ей говорить? Рада к такому меня не готовила! Я представлял наше знакомство в новом статусе несколько в ином свете…В моих фантазиях Рада уже рассказала дочери обо мне, взяла все самое сложное на себя…

А сейчас мне придется отдуваться самому. И, судя по воинственно настроенной малышке, легко мне точно не будет.

Но даже я понимаю, что и дальше умалчивать правду не имею права. Особенно, когда дочь спросила в лоб. Потому что в таком случае я утрачу доверие ребенка навсегда.

– Да, Ежик, я – твой папа, – выпаливаю на одном дыхании и внимательно слежу за ее реакцией.

Она молчит, лишь буравит меня взглядом, словно хочет прожечь во мне дыру. И чем дольше молчит Ежик, тем больше мне, здоровому взрослому мужику, становится не по себе.

– Тогда почему ты не сказал мне об этом в прошлый раз? Я что, тебе не понравилась? Но ты почему-то передумал и решил со мной познакомиться?

– А тебе точно шесть? – я пытаюсь свести наш разговор в шутку и немного разрядить обстановку. – Ты разговариваешь совсем как взрослая.

– Я и есть взрослая, я скоро в школу пойду, – выпятив нижнюю губу, сурово бурчит Олюшка. Ну, точно Ежик! – Если выздоровею. Ты так и не ответил.

– Ну, что за глупости пришли в твою головку! Ты обязательно поправишься! Мы с мамой постараемся и сделаем все для этого! И разве ты можешь не понравиться?! Просто я испугался, – понижаю голос и наклоняюсь вперед, как будто сообщаю особо важный секрет.

– Ты?! – выпучивает глаза и даже подпрыгивает на койке, чем заставляет меня широко улыбнуться. – Испугался?! Не может быть! Папы ничего не боятся! Они же супермены!

Искренне, от души, до слез в глазах смеюсь над словами, сказанными с такой уверенностью и детской непосредственностью.

– Ничего смешного, – снова бурчит.

– Извини, с чего ты взяла, что все папы – супермены?

– Мне подружка в садике так сказала. Что ее папа – супермен. Он исполняет все ее желания…И все-все может…

И снова в ее голосе столько сожаления и тоски, что сердце болезненно сжимается. Снова корю себя и обстоятельства за то, что не был рядом с Ежиком все эти годы. Что она была одна и беззащитная. Мама есть мама, но и папа очень важен. Особенно для девочки.

Я