Чучхе - Александр Гаррос

Некоторое время я висел на пальцах, грозя либо повалить секцию забора, либо разрезать фаланги о проволоку, потом сорвался. Вот теперь хана, сообразил до странности спокойно. Меня сосредоточенно потоптали, метя в голову (я закрывал ее руками), запинали в глубокую лужу. Перевернули мордой вниз, взяв за затылок, окунули.

Сантиметров двадцать глубины тут было — я воткнулся носом в щебенку под разбитым асфальтом, ледяная вонючая вода накрыла с башкой. Я задергался — куда там: держали в несколько рук, давя на голову и шею. Пять секунд, семь, десять… Все. Воздуха нет.

Все, не могу. Сейчас щедро хлебну помойную жижу… Грудь — как ломом вскрывают.

Все.

…То ли я успел-таки отключиться, то ли амнезия кратковременная со мной сделалась — некий временной отрезочек из сознания выпал. Помнить я себя снова стал с того момента, как, судорожно харкая и отплевываясь грязной водой, раздавленно полз задом наперед из лужи. Никто меня больше не держал — а что творилось поблизости, было не понять: раздавались оборванные матерные междометия, громко близко хлопнуло, еще раз.

Стреляют…

Я вытянул себя на асфальт, перевалился на спину, обтирая мокрой рукой мокрую морду, по-прежнему не в состоянии отдышаться. Бахнуло снова — кто-то (один из бритых) — задавленно икнул, сложился, повалился на бок. Но лежать не остался — быстро, хотя и неловко пополз, встал на корточки… на подламывающиеся ноги… шатаясь и скрестив руки в паху, посеменил.

Я приподнялся на локте (текло по спине, по груди) и обнаружил, что арийцы растворились — только один привалился спиной к забору, держа нечто невидимое мне в опущенной и чуть отведенной правой, неотрывно глядя на того, кто стоял в паре метров перед ним: высокого, в темной одежде, в надвинутом капюшоне. Этот новый вытянул в направлении нацика свою правую руку — в ней было что-то вроде пистолетика с обрубленным стволом — и пальнул еще дважды.

Бритого вбило в звякнувшую сетку, как мяч в ворота, он скорчился, сунулся на колени, ткнулся голой башкой в сваленные у забора упаковочные картонки. Завозился в них, громко хрустя, но сумел подняться и уковылять в темень. Травматическое оружие, равнодушно подумал я. Резиновые пули. Теперь этот, в капюшоне, смотрел на меня. Будет стрелять, нет? Лица его я различить не мог.

Стрелять он не стал — развернулся, быстро пошел к выходу из тупика. Там, оказывается, ждала, светя фарами и работая вхолостую движком, какая-то здоровая темная машина. Вроде «бэмки». Мой спаситель сел рядом с водителем, тачка, расплескивая лужи, резко сдала задним ходом и скрылась за трансформаторной будкой.

8

— Так они что — следили, выходит, за вами? — Настя недоверчиво рассматривала меня, словно в поисках подтверждений моего рассказа. Подтверждения имелись — на морде в том числе.

— Ну да. «Вели». Охраняли…

— Но кто они такие?

— Видимо, та инстанция, с которой я общаюсь по и-мейлу. «Дима Эс».

— Но чего они от вас хотят?

— Видимо, чтобы я разобрался в этом деле.

— Им это зачем? Они сами не могут? Да у них же наверняка возможностей гораздо больше, чем у вас! Да и вы сами говорили, что вам подсказки давали — то есть они знают наверняка куда больше. Может быть, вообще все… — Она помотала головой. — Ничего не понимаю.

— Аналогично. И знаете, мне это надоело. Я, пожалуй, завяжу. Не потому, что испугался. То есть и поэтому тоже. Но дело даже не в том, что эти бритые меня чуть не замочили. А в их реакции. Они поняли, что я догадываюсь: Лотарева они прирезали с чьей-то подачи — и им это очень не понравилось…

— С чьей — подачи?

— Видите ли, многие из наших — вообще российских — националистов, причем самых отморозков, уголовников, так или иначе, прямо или косвенно, патронируются силовиками…

— То есть вы думаете…

— Если здешние фээсбэшники взялись за Родионова не по собственной инициативе и если этого Лешу правда убили (в армии!)… догадываетесь, чьи уши тут торчат?

— Да… То есть нет… То есть примерно…

— Вот в такие варки я лезть совсем не хочу. Лучше уж я так и не узнаю, из-за чего мне сломали жизнь, — но хотя бы в живых останусь…

от кого: [email protected]

кому: [email protected]

Ребята, я пас.

Re:

Чтоб не терять времени, объясняю ситуацию. Ты не задавал себе вопрос, почему ты так недолго отдыхал в одном гостеприимном месте? С чего бы это суровая наша система вдруг подобрела? Так вот, если хочешь кого-то отблагодарить за везение, имей в виду, что у благодарности твоей имеется совершенно конкретный адресат. А также форма. То есть ты продолжаешь делать то, что у тебя пока неплохо выходило. Если угодно — отрабатываешь аванс. Нет — отправишься обратно. И тогда уж в натуре — не надейся выйти вообще.

Отвечать я не стал — выпросил у матери три тысячи с мелочью (всю домашнюю наличность), оделся, ничего с собой не беря, вышел; минут двадцать крутил по району, оборачиваясь, останавливаясь и перебегая; «хвоста» не заметил, поймал мотор и доехал до Сортировочной. Там сел на электричку. Торчал в тамбуре, время от времени заглядывая в вагон, переходя в соседний и проверяя его. После Вострова успокоился, сел на корточки, прикрыл глаза и стал думать, в какое дерьмо я вляпался и чего теперь делать.

По железным решетчатым ступенькам каталась с дребезгом пивная банка. Переполошенно звеня, унесся назад переезд. Лязгнула дверь в вагон, какие-то малолетние пацаны, захлебываясь хихиканьем, пробежали через тамбур, поминая в притворном ужасе ментов.

Я встал, осторожно выглянул. Навстречу по проходу шли двое, второй — с автоматом.

Вслед за малолетками я проскочил в смежный тамбур — в этом вагоне ментов не было. Пробежал через него. В следующий… С противоположной стороны двигались еще двое. Я огляделся и рванул стоп-кран.

Поезд дернулся, меня бросило на стенку, в вагоне заахали. Электричка, трясясь и скрежеща колодками, стала тормозить. Я сунул пальцы во вмятины внутренних ручек дверей, отжимая створки. Протиснулся, прыгнул. Скорость упала, но мы еще далеко не остановились — пребольно подвернув ногу, я покатился по мокрому снегу и сырому травяному мочалу: с насыпи в канаву. Бултых. Увязая в густой донной грязи, поднялся, чуть не упал снова (нога!). Воды было по колено. Хватаясь руками за скользкие прутья кустов и шипя от боли в щиколотке, полез наверх. Кое-как выкарабкался — и тут же получил прикладом по шее.

— Ты знал Игоря Панченко?

— Нет. Никогда о таком не слышал.

— Ты его убил?

— Я никого не убивал.

Все повторялось дословно. До тошноты, до подавляемого истерического ржания.

— Значит, не знал?

— Нет.

— Никогда не встречался?

— Нет.

— А с Масохиной Диной знаком?

Та-ак.

— Знаком.

— Читай.

«Я, Масохина Дина Владимировна…»

Я стиснул зубы. Некоторое время моргал на листок, не понимая ни слова из написанного,

«…по возвращении постоянно меня преследовал. Мой друг Панченко Игорь пошел к нему и потребовал, чтобы он оставил меня в покое. Тогда он напал на Игоря, жестоко его избил и принялся душить — так что Игорь почти потерял сознание. При этом он угрожал убить Игоря. В частности, он обещал расправиться с ним так же, как расправился с Дмитрием Севериным (в убийстве которого он был признан виновным)…»

— Что ты делал вчера около семи вечера?

— Встречался с одним человеком. Некая Анастасия, фамилии не знаю. Но она была девушкой этого самого Северина. У меня есть ее телефон. Она подтвердит.

— Где вы встречались?

— В парке возле стадиона «Локомотив».

— Вас кто-нибудь видел вместе?

— Ну, был там какой-то народ. Но знакомых никого.

— И долго вы вместе пробыли?

— Встретились в семь ровно. Разошлись примерно через полчаса.

— Давай ее номер.

— Ну все, накрылось твое алиби.

— Почему?

— Еще раз — этот телефон ты называл?

— Этот.

— Не существует такого номера.

— Какого хрена — не существует?! Я двадцать раз по нему звонил!

Он осклабился и сунул мне мою собственную мобилу. Я нашел в «Контактах» Настин номер (пальцы не слушались). «Номер набран неправильно…» Еще раз. Почти уже трясущимися руками. «Номер набран неправильно…»

— Что ты можешь сказать об этой своей Анастасии? Кто она, где живет, где работает?

— Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только, что она была девушкой Северина.

— Я поговорил со знакомыми Северина. У него никогда не было девушки по имени Анастасия. Даже просто приятельницы.

Я молчал. Я не знал, что говорить и что делать.

— Смотри, — он откинулся на стуле. — Масохина была твоей девушкой. Она тебя бросила и встречалась с Панченко. Ты к ней приставал, а Панченко избил, душил и угрожал убить так же, как Северина. Вот — показания Масохиной. Северина ты удавил гитарной струной. Повалил на пол, прижал грудь коленом и задушил.