Дорогой враг - Кристен Каллихан

же яркая и многогранная, отчего ты невольно понимаешь, что розы скучны по сравнению с ними.

Я не говорю об этом Норту. Вместо этого просто пристально смотрю на него.

— Прикоснешься к ней, и мы оба будем ходить в одинаковом гипсе, даже если мне придется заплатить кому-то за это.

Он смеется.

— Ты зря паникуешь. Не переживай, я буду держаться подальше от нее.

Я ворчу, но потом мотаю головой.

— Нет, не надо. Эти чокнутые все еще на свободе. Я не допущу, чтобы она пострадала из-за того, что кто-то хочет добраться до меня.

На одну леденящую секунду я вновь оказываюсь в своей машине, дорога уходит из-под ног, и я понимаю, что падаю. Несмотря на ужас, меня охватывает одно лишь чувство — сожаление. В этой никчемной жизни я слишком много сожалею. Однажды Делайла пострадала из-за меня, больше это не повторится.

— Присматривай за ней всякий раз, когда она выходит из дома.

Норт поджимает губы.

— Понял.

Я знаю, что он так и сделает. В этом Норт бесценен.

— Ты уверен, что оставить ее здесь — хорошая идея? — спрашивает он.

— Наверно, нет. Она сводит меня с ума. Только сегодня утром она заставила меня тридцать минут спорить о разнице между топленым маслом и маслом гхи[23], и в конечном счете я сказал, что для меня это чушь полная, ведь на этой идиотской диете мне даже понюхать масло нельзя, не говоря уже о том, чтобы попробовать.

Норт хихикает.

Я потираю рот рукой, пряча улыбку.

— А потом у нее хватило наглости сказать, мол, как жаль, ведь она готовила все блюда на топленом масле.

Черт, я наслаждался каждой секундой нашего спора. Хотя это определенно был флирт. Гневный флирт. Есть ли для этого отдельное слово? Оно должно быть.

— Что, черт побери, такое масло гхи? — спрашивает Норт, зарабатывая косой взгляд от меня.

— Приятель, изучи многонациональные супы, которые пришли в американскую культуру. — Когда он просто смотрит на меня сверху вниз, я уточняю: — Насколько я понял, это похоже на топленое масло, но готовится по-другому и используется в индийской кухне. Тебе просто нужно поискать в интернете остальную информацию, потому что я не хочу вспоминать подробности долгого объяснения Делайлы. Одного раза хватило на всю жизнь.

Хотя это лишь отчасти правда, поскольку любоваться розовым румянцем на щеках Делайлы и вспышкой гнева в ее глазах того стоило. Ведь в этот раз, как и во время любого нашего спора, ее сиськи неизбежно подпрыгивали. Назовите меня свиньей за такие наблюдения, но каждый раз я замечаю и наслаждаюсь этим.

Улыбка Норта исчезает.

— Не могу понять, почему ты придерживаешься этого уговора. Мы не в чертовом Средневековье.

Мои внутренности неприятно сжимаются.

— Я не нарушу наше соглашение. Это заденет гордость Делайлы. — И я достаточно растаптывал ее в прошлом, чтобы никогда не захотеть поступать так снова. — Кроме того, благодаря этой договоренности есть вероятность, что Сэм вернется. Даже она не настолько бессердечна, чтобы разрушить жизнь своей сестры до такой степени.

Похоже, Норт ни на секунду не верит в эту чушь. Я не виню его, поскольку это слабый аргумент, за которым скрыта более глубокая правда. И эта правда в том, что я сам себе едва могу признаться, что не в силах отпустить Делайлу.

— Все сложно, — бормочу я. — Мы с Делайлой никогда не ладили. Ее мама говорила, что мы дрались, как крысы за остатки пищи. Но я уважаю Делайлу. Всегда уважал.

— Знаешь, — начинает Норт, — это немного забавно…

— И я надеюсь, что ты прекратишь разговор об этом.

— Я лишь хотел сказать, что если бы ты представил мне Сэм и Делайлу одновременно, то я бы подумал, что твоей бывшей была Делайла, а не Сэм.

Я ерзаю на стуле, пытаясь устроиться поудобнее.

— Сэм гораздо больше подходит под мой типаж.

Женщины, с которыми я встречался, были рады отвлечь внимание от меня и привлечь его к себе. Черт, мой «типаж» начался с Сэм. Но правда в том, что она давно меня не привлекала. И даже в прошлом это было не больше, чем легкий интерес.

Удивительно осознавать то, что ни разу в жизни я не был увлечен женщиной настолько, чтобы потерять голову и забыться в ней. Секс никогда не имел для меня большого значения. Обычное удовлетворение потребностей, но не что-то важное. Мужчины не должны признавать, что их сексуальная жизнь скучная и всегда таковой была. Потому что это похоже на провал.

Норт изучает меня, видя слишком многое.

— Ты никогда не смотрел на Сэм… — Он замолкает, пожимая плечами.

— Как?

— С интересом.

Я фыркаю, но совсем не убедительно.

— А вот на Делайлу…

Раздается стук в дверь. Произнеси имя дьявола, и она найдет тебя.

— Да, — кричу я, желая передохнуть от разговора.

Делайла просовывает голову, ее волосы блестят в свете проектора.

— Привет. Вы заняты? Потому что у меня есть печенье.

— Печенье, — повторяю я. Господи, эта женщина искушает меня.

На ее лице расплывается широкая и озорная улыбка, отчего ее пухлые щеки напоминают бурундука.

— Не переживай, они полезные. — Мы с Нортом обмениваемся взглядами.

— Ну… — говорит она, внося тарелку, — полезны настолько, насколько вообще возможно.

— Что значит полный отстой, — бормочу я, чертовски недовольный своей строгой диетой.

Ее глаза вспыхивают. Необыкновенные глаза, такого светло-карего цвета, что поражает. Каждый раз, пересекаясь с ней взглядом, я чувствую их тепло внутри. Интересно, чувствует ли она ту странную жаркую энергию, которая проносится в воздухе, когда мы находимся рядом друг с другом.

Даже если и чувствует, то не показывает этого. Напротив, она лучезарно улыбается Норту.

— Тогда получается, они для тебя.

— Эй! — протестую я, протягивая руку к тарелке.

Поскольку из-за травм я двигаюсь медленнее, она легко уклоняется от меня.

— Нет, нет, нет, я не настаиваю. Мне не хочется подавать вам отстойную еду, мистер Властная Задница.

Властная Задница.

Норт ухмыляется, уминая печенье.

— Это вкусно. Из чего они?

Делайла широко улыбается.

— Темный шоколад с арахисовой стружкой и никакой муки. В них много белка.

— Я мог бы съесть целую тарелку, — говорит Норт.

Делайла практически мурлычет.

— Я могу приготовить тебе столько печенья, сколько ты захочешь.

Черт возьми. Один случайный приступ глупой ревности, и теперь я расплачиваюсь за него.

— Ладно, негодница, — вмешиваюсь я, снова потянувшись к тарелке. — Дай мне печенье.

— Негодница? — она кладет руки на свои широкие бедра. — Это должно заставить меня дать тебе его?

— Ты мой повар или чей?

Она