Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин - Михаил Мишин

На нормального человека больше всех из них был похож Олег с седыми висками: он повадился каждый день обедать в нашем городском ресторане, хотя доброжелатели его отговаривали…

Я, честно сказать, сперва думал, что они придуриваются. Я ж помнил, что когда тут в общежитии учащиеся жили, то стоял в коридоре большой холодильник, и они там всякие продукты держали. Как-то мы с Рыжим налет совершили на этот холодильник. Дверца там была слабая. И если мордой долго в щель тыкать, то дверца открывалась… А тут смотрю — нету холодильника с продуктами. Куда девался, думаю. Случайно обнаружил: оператор Коля в свою комнату входил, а я как раз по коридору мимо пробирался. И через дверь-то и увидел: стоит холодильник в Колиной комнате. Так, думаю. Нехорошо получается, братишки по разуму, неблагородно. В тот же день дождался, когда Коли не было, — ив форточку в комнату его и проник. Встал у холодильника на задние лапы, мордой в щелку потыкал — открылась дверца. Смотрю: забит холодильник! Стоят снизу доверху круглые железные банки. Большущие! У меня аж сердце екнуло: мне как-то раз из такой банки полковничиха целую селедку дала. Неописуемая вещь! Я ее целиком съел, с костями и хвостом… Ну, стал глядеть — нету ли тут открытой банки? Вижу, что вроде нет. Дай, думаю, на пол сброшу — вдруг откроется. И сбросил. Во-первых, грохоту наделал — до смерти перепугался. Во-вторых, оказалось, что не открылись банки. А в-третьих, оказалось, что никакая это не банка с селедкой, а была в этих железных коробках кинопленка Шосткинской фабрики, абсолютно вещь несъедобная…

Ну, натурально, когда Коля вернулся, он дикий учинил скандал — допрашивал всех, кто к нему в комнату входил. Все, конечно, отпирались, подозрение на меня пало. Хорошо, нашелся кто-то, сказал, что коту в холодильник в жизни не забраться…

Снимали свое кино они обыкновенно днем. В основном на той самой лужайке. Но и ночью тоже ездили иногда — снимали в нашей городской гостинице. Я сперва сильно удивлялся — что хорошего можно снять в нашей городской гостинице? Совсем ведь гиблое место. Но потом узнал: оказывается, они там снимали дом призрения для бедных, и тогда перестал удивляться.

Утром Марина моя вскакивала, первым делом, натурально, сигарету в зубы, меня — на руки, и мы садились в автобус и ехали. Приезжали, и ее начинали наряжать в разные наряды, причесывать и по-всякому мазать лицо, а я с ней рядом сидел, зевал, потому что ночью-то не высыпался. А потом она шла и становилась поблизости от этой черной штуки — от камеры. Иногда одна, а иногда еще со всякими другими артистами, которых откуда-то привозили на несколько дней, а потом увозили. Ее-то и Олега никуда не увозили, они все время тут жили, потому что они были главные исполнители… И когда начинали снимать, то есть орать друг на друга, ругаться и все такое, я забирался под стул или еще куда, где безопасно, и оттуда наблюдал. Ну и они все потихонечку ко мне тоже попривыкли. Я уже как бы ихним всеобщим талисманом сделался.

— Ну что. Капа, — говорит Марк и на меня глядит. — Можно начинать?

— Валяйте, — говорю. И поглубже под стул забираюсь.

И так я много дней сидел под стулом и на это все глядел, и уже просто так мне, конечно, сидеть было скучно, очень уж хотелось принять посильное участие. Ну, пару раз я им шнуры какие-то запутал, пудру на себя опрокинул, микрофон как-то уронил. Потом вникать стал в самую суть процесса.

Помню, как-то не понравилось мне, как Марина с Олегом играют. Вылез из-под стула, прямо к ним подхожу, задом перед камерой встал и хвост поднял, мол: «Стоп!»

Директор как зашипит:

— Ах ты, мерзавец! Брысь!

А Марк вдруг говорит:

— Нет, не брысь! Не брысь, а правильно! Вся сцена коту под хвост!

Когда шел дождь, они не снимали, а сидели в общежитии. Иногда в такие дни кто-нибудь в магазин бегал, и в какой-нибудь комнате начинались возгласы: «Со свиданьицем!» А Марк и Коля в такие дай злющие ходили, потому что им надо было солнце, чтобы снимать. Я в такие дни отсыпаюсь. Как-то вечером, дождик кончился, я во двор спустился. Только к сараю подошел — из-за угла Рыжий.

— Тебе чего, — говорит, — во дворе не показываешься?

— Некогда, — говорю. — Я теперь ихний талисман.

— Чего-чего? — говорит.

— Талисман. Это… ну, долго тебе объяснять. В общем, без меня они ничего не могут.

— Колоссально, — говорит с завистью. — Ну, тогда вынеси чего-нибудь пожрать! У них небось навалом!

— Ты что, — говорю. — Ни черта у них нету!

— Врешь, — говорит. — Если жрать нечего — чего ж ты от них не отвалишь?

Бездуховный он, в сущности, этот Рыжий! Только бы пожрать ему, да секс…

Обыкновенно Марк с Колей после съемок шли в наш городской кинотеатр и просматривали материал. Мне жутко хотелось поглядеть — что это за материал такой, но только они никому с собой ходить не позволяли. Я однажды попытался проскочить, но не вышло. Я другой раз попробовал — тоже мимо, заметили меня. А на третий раз Марк ногой на меня топнул, все равно как полковник:

— Тебе сказано — кыш отсюда! А то посмотришь — и сглазишь к чертям! тем более, завтра автор сценария смотрит.

Это насчет автора он уже как-то больше не мне, а сам себе сказал, и по голосу я понял, что это не боль-но-то его радует.

А на другой день, точно, объявился на площадке новый человек. Длинный, тощий, в очках и бородка маленькая. Как он появился, Марк ему навстречу вышел, руку пожал, по спине похлопал и сказал, что он жутко рад, что тот приехал. Тут Коля на Марка посмотрел и вздохнул. А длинный сказал Марку, что тоже жутко рад. И потом сказал, что он на площадке во время съемок посидит, если Марк не возражает. И Марк сказал опять, что он жутко рад, а Коля опять на него глянул и опять вздохнул. И длинному дали стул.

Но он не сел, а пошел бродить по площадке, и все трогать и со всеми здороваться, и с Мариной моей поздоровался, и она ему так улыбнулась, что он, наверное, чуть не ослеп, и он меня погладил, потом зацепился за какой-то кабель, чуть не упал, смахнул чей-то чемоданчик на землю, сказал: «Извините», тут же задел рукой стойку с прожектором — в общем, он мне понравился. А потом от начала и до конца