Журнал «Вокруг Света» №06 за 1972 год - Вокруг Света

Залы сменяются как в калейдоскопе. В одном сталактитовые люстры свисают с лепных потолков, в другом застыл строй поющих сталагмитов. Журчат ручьи с кристальной водой, взмывают в темноту, в неизвестность каменные каскады, эхо гуляет по необъятным пустотам и бесконечным галереям Южного Слона.

На ходу мы «крестили» новые залы, но скоро наша фантазия стала иссякать. Во многих известных пещерах даже большие сталактиты и сталагмиты имеют собственные имена. В Южном Слоне именовать их не имело никакого смысла — слишком много тут выдающихся колонн, башен, грибов, гелектитовых знамен, кружевных занавесов.

Наконец, в ход пошли компас, эклиметр и рулетка, и стали вырисовываться общие контуры пещеры, в плане чем-то напоминающие краба. Когда же четвертые сутки работы подошли к концу, можно было подвести первые итоги.

Южный Слон расположен в мраморе. Мощность мраморного массива местами достигает полутора километров. В двухстах метрах на северо-запад от входа в пещеру расположен глубокий каньон, там скрываются еще неизвестные гроты с вытекающими из них ручьями. Особенности местности и характер пород наводят на мысль, что вход и часть пещеры, исследованная нами, несмотря на большие размеры и глубокую закарстованность, являются всего лишь «черным ходом» и задворками какой-то грандиозной пещерной системы, с «парадными подъездами», расположенными где-то высоко на плато.

Три последующие экспедиции пополнили наши сведения о пещере, намного «прирастили» ее. Окрашивание флюоресцеином подземных ручьев позволило создать (пока вчерне) гидрологическую карту пещеры. Но тут же обнаружились и загадочные явления. Так, например, проводившиеся замеры скорости воздушного потока у входа в пещеру явно не предвещали сенсации. Очередной мученик с анемометром в руках мерз четыре часа, сидя на решетке входа, записывая в блокнот данные о скорости и направлении движения воздушной струи. Пройти через эту безрадостную процедуру пришлось всем, и поэтому цифр в блокноте было великое множество. И только дома, при камеральной обработке, расшифровывая каракули, наглядно отобразившие настроение людей, их писавших, мы обнаружили, что наш Слон... дышит. Три часа он втягивает в себя воздух, затем следует трехчасовой выдох. Периодичность не нарушается ни со сменой суток, ни с переменой внешней температуры. Объяснения этому явлению пока нет.

...В тот исторический для Южного Слона день я сидел глубоко под землей в зале Скелетов и ужасно мерз, считая плывущие по ручью бумажки — замерял дебит ручья и скорость течения. Когда сверху прибыл Коля Зубятов, старший поисковой группы, и сообщил, что найден первый понор, я галопом помчался вслед за ним, путаясь в складках своего «безразмерного» гидрокостюма.

И вот мы уже на поверхности, бежим что есть духу. Бежим так, будто бы понор, который просуществовал сотни тысяч лет, закроется, исчезнет. Но понор, слава богу, на месте: длинная щель на дне воронки размером пять метров на метр.

Дрожащими руками достаю секундомер. Моргаю Коле. Вниз падает камень. Восемь секунд напряженного ожидания, потом глухой стук, скорее вздох, где-то в преисподней. Переглядываемся. Да, кажется, это «оно» — то, что мы искали, — настоящая пропасть со всеми ее прелестями, которые каждый уважающий себя спелеолог регулярно видит во сне: спусками в бездну, новыми ходами, залами, приключениями и испытаниями. Главное же заключалось в том, что при совмещении азимутальной схемы пещеры с картой, на которой уже был отмечен крестиком новый понор, он совпал с дальней, еще плохо изученной частью Южного Слона! Неужели идея «парадного подъезда» подтверждается?

Дальнейшее я вспоминаю с большой неохотой, Так как попытка спуска в понор едва не стоила мне жизни...

С той поры, точнее с лета 1971 года, изучение пещеры велось параллельно двумя группами. В пещере была обнаружена обширная палеофауна, выловлены таинственные прозрачные тысяченожки, взяты на пробу загадочные красные водоросли и грибы мондмильха — «лунного молока». Изучение пещеры продолжается.

А. Гофштейн, спелеолог

Песочник, который нес золотые яйца

Рассказ из книги Й. Евера «Звериные тропы и птичья пути», которая выходит в издательстве «Мир» в 1972 году.

Случалось ли вам когда-нибудь прямо на земле находить ценные клады, скажем, в тысячу крон? Со мной это случилось однажды весной в Северо-Восточной Гренландии, вскоре после того, как земля очистилась от снега, — в благословенный месяц июнь, когда полярная страна просыпается после зимней спячки. Те, кому не довелось видеть этой картины своими глазами, не имеют представления, что такое полярная весна. Земля лежит тихая и пустынная, она окутана сырым туманом и покрыта мокрым снегом. Вдруг, словно от взрыва, все приходит в движение. С шумом скатываются снежные лавины в горах, грохочут увлекаемые снегом камни, бурлят и клокочут ручьи, прорезая снежные заносы. Целая армия всевозможных птиц, словно туча, нависает над горами, наполняет воздух многоголосым гомоном.

На уступах трубят гуси, и целые каскады пуночек, словно густая пелена бурана, заполняют все пространство вокруг, неистово насвистывая свои песни. Но в этом весеннем оркестре Арктики доминируют болотные птицы. Норвежских певцов на севере нет, и летнюю увертюру тундры исполняют музыканты высоких широт.

Признанный маэстро — рыжевато-красная болотная птица — «штормовой тромбон», как называют ее охотники. По своим музыкальным данным эта птица превосходит всех остальных.

— Оли-оли-оли-и-и...

Внезапно она взлетает над серой равниной, резко ударяет крыльями и почти вертикально взмывает вверх. Все выше, выше, пока наконец не растворится в яркой синеве весеннего неба.

— Оли-и-и-оли-и-и...

Мягкие торжественные звуки летят далеко над равниной — прекрасный музыкальный пролог к новому светлому дню и новому лету. Птица носится над землей в лучах яркого солнца, как золотисто-красная молния, крылья ее трепещут. Каждую весну зимовщики пытаются по звуку обнаружить птицу, но лишь изредка им на какое-то мгновение удается увидеть красную вспышку. Но вот, неподвижно распластав крылья, птица устремляется вниз, со свистом рассекает воздух. «Уф-ф-ф!»— раздается подобно резкому порыву ветра. И столь же молниеносно она снова взмывает вверх.

— Оли-и-и-оли-и-и.

Штормовой тромбон возвещает о том, что жизнь в арктической пустыне возрождается.

Настоящее, научное название птицы — исландский песочник 1. Он гнездует во всех районах Крайнего Севера и полярникам хорошо знаком. Но гнезда исландского песочника находят крайне редко. Свыше 70 лет назад несколько таких гнезд было обнаружено на полуострове Таймыр в Сибири. В 1906—190(1 Птица из семейства куликов. (Прим. ред.)) годах участники датской экспедиции видели исландских песочников на Земле Германия в Северо-Восточной Гренландии. Ученый по имени Маннике три лета подряд искал там гнезда, яйца и птенцов этой птицы, но безрезультатно.

Мы жили тогда севернее радиостанций Юнсбю, у Арденкейпл-фьорда. Выл период, который мы, промысловики, называем весенним «бездичьем». Зимние запасы мяса были съедены, и мы с телеграфистом Юханом Холмом давно уже питались только копченой сельдью, соленой рыбой и кашей. Охотиться на гусей или прочую птицу мы не могли — в мае нас мучила снежная слепота, и все в глазах двоилось. Там, где, вытянув шею, стоял один гусь, мы видели двоих, и нелегко было решить, какой же из них настоящий, какая мушка и прицел верны. И мы без конца мазали. Но однажды ночью с равнины Хохсеттер-Форланд спустился черный овцебык. «Достаточно крупная мишень», — подумал я и попал точно в цель. Нагрузившись кусками тощего мяса, я поплелся домой в тот момент, когда на юго-востоке, над вершинами острова Мун, показалось солнце.

Все птицы уже высиживали яйца. На одной из полок уступа в пуху лежало пять белых гусиных яиц. На берегу маленького озерка я нашел во влажном мху два темно-зеленых яйца гагары, а в искусно сплетенных корзиночках в трещинах и расселинах вокруг — десять голубых яиц-жемчужинок пуночки. Какая-то болотная птичка положила четыре пятнистых каплевидных коричневых яйца прямо на голую землю, ничем их не маскируя.

Я ходил по тундре, а вокруг тысячи маленьких глоток надрывались от весенних песен. На каждом выступе, на каждом камне сидела птичка и оживленно щебетала. Быть может, пела, а скорее всего просто бранилась. Дрожащими голосами птицы кричали от страха или злости, до смерти боясь за яйца, на которые я едва не наступал, ибо попросту их не видел. На меня, наверно, обрушивались самые страшные проклятия, но я их не понимал, и звучали они красиво.

Неожиданно из-под моих ног выпорхнула красновато-коричневая птица. Размахивая крыльями, она кинулась в сторону и совершенно беззвучно взлетела. «Штормовой тромбон!» — подумал я. Пожалуй, стоит сделать несколько кадров...