Астровойны - Олег Синицын

Даже если что-то и гудело в его недрах, то после того, как прозвучало это слово, любые звуки исчезли. Даймон подумал, что Гончий затаил дыхание. Совсем как человек.

Он хлопнул ладонью по борту и пошел вперед, поклявшись себе не оглядываться. Но пройдя сотню ярдов, все-таки не выдержал и обернулся. В темноте виднелась лишь тускло освещенная кабина. Она удалялась от него, как горящий свет в окошке родного дома.

Русло пересохшей реки лежало впереди, на северо-западе, Даймон знал направление с точностью до градуса. Еще в шесть лет отец научил его находить магнитный полюс планеты. Он научил сына включать внутренний компас, когда, поворачиваясь к северу, чувствуешь легкую тяжесть в лобных долях и пульсацию в висках, которая точно лампочка, что включается при обращении к правильному ориентиру.

Шаг незаметно ускорился, ускоренный шаг превратился в бег. Молодой и выносливый, подкрепившийся чудесным яблоком Иггдрасиль, вкус которого еще держался во рту, Даймон мог бежать бесконечно долго — предела он не ведал.

Приблизительно через час тьма стала рассеиваться, а еще через некоторое время над плоской тундрой зарделось небо. И он увидел вдали гору. Когда-то давным-давно ее белоснежный камень с ювелирной заботой шлифовала кудесница-вода. Но затем вода ушла, и дно двух рек поросло приземистой травой и чахлым кустарником. Однако, как и все в этом мире, вода оставила о себе память. И над пустой равниной поднималось нерукотворное чудо, похожее на идеальной формы гигантский клык, торчащий из земли.

Путь до белой скалы предстоял неблизкий, но юноша приготовился преодолеть его за один переход, без остановок. И только он настроился на это, только собрал в кулак волю и силы, как путь ему преградила проклятая богом тварь.

Даймон не видел, откуда появился волк — существо, очень похожее на знакомого хищника из материковых лесов Роха. Волк уперся лапами в землю и низко наклонил голову. Шерсть на облезлом боку торчала клочьями, в оскаленной пасти проглядывались гниющие клыки. Желтые глаза с набухшими пепельно-синими капиллярами упрямо буравили человека, давая понять, что проход закрыт.

Даймон остановился.

«Если ты столкнулся нос к носу с хищником, — учил отец, — не пытайся заигрывать с ним, не пытайся бежать, не пытайся убить. Хищник — часть экосистемы, такая же неотъемлемая, как и человек; Попытайся понять животное, влезь в его шкуру. Что его беспокоит? В каком он сейчас настроении? Что хочет от тебя? Защищает ли выводок, спрятанный в кустах, или вышел на охоту? Попытайся его понять, найди подход и заговори с ним, но дай почувствовать, что ты не жертва. Тогда никто не пострадает, и вы разойдетесь миром».

И Даймон попытался следовать совету отца. Он заговорил на языке волков Роха, затем перешел на поскуливание иодаков, воспроизвел сигналы других хищников, надеясь обнаружить реакцию, которая ему понятна. Но ни на один из звериных языков волк не отозвался. Оскалившись, он застыл в угрожающей позе, в любой момент готовый броситься на человека. И только когда юноша замолчал, «волк» издал грудной протяжный храп, от которого зашевелились волосы на затылке.

Этот храп был ему хорошо известен, его единственной причиной являлся лютый голод, который испытывает зверь. Голод, заставляющий животных искать новые территории и новые источники пищи. Иногда такими источниками становились люди. Года три назад, когда иодаки вышли из Приторных низин, перебрались через перевал и стали нападать на одиноких фермеров, работающих в поле, староста Гарнизонного попросил Ротанга разобраться с этой проблемой. Зверолову-старшему пришлось применить все свое умение, чтобы уничтожить хищников, попробовавших человечины, и переманить остальную стаю в дальний конец леса.

Нет смысла искать понимания у волка, который издает подобный храп. В этом случае все советы, вся философия отца катилась в тартарары. Голод животного был жутким, ослепляющим, и никакими разговорами успокоить его невозможно. К тому же Даймон неожиданно обнаружил, что зверь был мертв.

Справа и слева появились другие твари. Они вылезали из каких-то ям, стряхивали с себя землю, обрывали зацепившиеся за ноги коренья. В утренних сумерках казалось, что мерзких животных оставляет после себя отступающая ночь. Голодные хищники обступили человека, а Даймон продолжал смотреть на первого из них. Волк был мертв, поскольку его хребет был сломан в двух местах, а из-под лохмотьев шерсти торчали голые ребра. Гнездившаяся в нем жизнь была не той, что заставляет биться сердце или наполняет зеленью распускающийся лист. Это была проклятая жизнь.

Мертвых голодных псов, почуявших живое мясо, с каждым мгновением становилось все больше. Они подбирались к ногам, и Даймон с ужасом взирал на стаю, возникшую вокруг него из ниоткуда. На оголившиеся черепа, дыры на месте глаз, на десятки проеденных спин, сквозь которые виднелась земля.

Единственный выход — это бежать. И бежать придется изо всех сил.

Он рванулся вперед, перепрыгнув через одни спины и с хрустом наступив на другие. Подгнившие, но еще твердые челюсти лязгнули над икрами, едва не отхватив кусок. Но Даймон уже оказался вне круга и, набирая скорость, понесся по равнине.

Белая гора теперь казалась непоправимо далекой. В окружающей тундре не было укрытия, поэтому лишь на вершине «клыка» он мог искать спасение. Если только волки не догонят раньше.

Даймон не оглядывался, но прекрасно слышал голодный храп у себя за спиной, который раздавался так близко, что подвернутая щиколотка бросила бы его в самую гущу стаи. Страх сбил дыхание, и зверолов-младший все никак не попадал в ритм шагов. Это высасывало силы.

Раз-два, раз-два…

Тундра проносилась под ногами, и казалось, что он не касается ее. Если бы так было на самом деле!

Острый шип какого-то растения вонзился в ступню, и теперь каждый шаг доставлял мучительную боль.

Раз-два, раз-два…

Дыхание неожиданно выровнялось, но это далось ценой потери такого количества сил, что начали заплетаться ноги. Гора по-прежнему оставалась далекой, практически недоступной для него. И Даймон вдруг поверил, что смерть к нему придет именно здесь, на безымянной планете.

Изнурительный бег от голодной смерти продолжался больше четырех часов. Измотанный, задыхающийся, с содранными в кровь ногами, Даймон удирал от неутомимой стаи, еще больше разъярившейся от продолжительной погони. Несколько раз он запинался о кочки и едва не падал в распахнутые пасти, но каким-то чудом удерживал равновесие и после нескольких пьяных прыжков все-таки находил шаг.

Невысокая белая гора, похожая на клык, оказалась возле него совершенно неожиданно. То ли потому, что Даймон давно не поднимал голову, чтобы глянуть вперед, то ли с расстоянием на этой планете было что-то не так. Но факт оставался фактом: плоская бесконечная тундра вдруг кончилась, и юноша, потеряв опору под ногами, рухнул вниз с крутого берега.

Он покатился по обрыву, напарываясь на кусты и ударяясь о кочки, но это своеобразное соединение с землей позволило ему отдохнуть от бесконечного бега.

Дно встретило камнями. Падая, Даймон сильно ударился лбом о булыжник, но, к счастью, не потерял сознания.

Он спешно перевернулся на спину и сквозь застилавшую глаза пелену увидел, как первые из волков перевалили через край обрыва. Он поднялся, зная, что должен бежать — гора здесь, прямо перед ним, — но поскользнулся и снова упал.

Снова поднялся. Сделал десяток нетвердых шагов. И когда рука коснулась белоснежного камня, его догнал волк.

Даймон жалобно закричал, когда тварь вцепилась в бедро и повисла на нем, выдирая клок мышц. Увесистым кулаком он сбил с себя волка, а затем отбросил еще одного, несущегося следом. Тот отлетел, извиваясь в воздухе, и шмякнулся на камни, но через секунду вскочил на ноги. Мертвым тварям невозможно причинить вред. Даймон понимал это. Его силы ничто по сравнению со страшной мощью, что подняла мертвых и наделила их неуемным голодом.

Увидев, что основная стая уже летит с обрыва, юноша вскочил на белую скалу и стал быстро взбираться по кем-то выдолбленным ступеням. Позади него на девственной глади оставался кровавый размазанный след. Поднявшись ярдов на пятнадцать, он глянул вниз.

Волки окружили основание скалы. Они жадно слизывали его кровь с камней и даже устроили драку. Кровь обильно сочилась из бедра, и у Даймона не было даже рубахи, чтобы перетянуть рану. Он стал карабкаться дальше, а терпкие горячие капли падали вниз, на головы и в раскрытые пасти.

Вскоре он позабыл о прокушенном бедре и волках. По крайней мере, голодный рев внизу сделался далеким и не относящимся к нему. Вслушиваясь в священную тишину, Даймон полз по скале к небу и вскоре очутился на вершине.

Смрадный ветер, прокатывающийся над тундрой, здесь ощущался особенно сильно. Пересохшие русла пролетали воочию — два пространных рукава, раскинутые в стороны.