Проект Россия. Большая идея - Юрий Шалыганов

Строить ту или иную часть государства, во-первых, не имеет смысла. Во-вторых, она уже без нас давно построена и живет по своим правилам. В помощниках не нуждается и на роль спасателя людей от кризисной ситуации не ориентирована (а если ее и сделать таковой, получится Ватикан, то есть часть государства трансформируется до размера целого государства).

Второй тупик: стоит нам только рот открыть о построении новой церкви (просто сказать такое словосочетание), как мы тут же получаем статус сектантов. Это глупо, если учесть, что у нас нет намерения создавать церковь в религиозном смысле.

Термин «церковь» удобен для обозначения типа социальной конструкции, не более. Идентифицирующим  признаком  составляющих  конструкцию деталей будет христианство. Так же, как идентифицирующим признаком, например, немецкой армии, являются немцы. Но как немецкая армия не претендует подменить собой нацию, так и конструкция типа «церковь» не подменяет собой института государственной христианской церкви.

Мы не видим возможности создать конструкцию типа «церковь» с чистого листа. Так же мы не видим возможности работать с существующими структурами, именуемыми «церковь». По ключевым признакам они соответствуют конструкции «министерство». Но традиционно их принято называть церквями, и мы не видим смысла менять название.

Оптимально было бы вернуться в состояние, когда церковь еще не попала под власть государства. Тогда можно было бы рассматривать ее как систему, способную вырасти до мировых размеров. Сегодня никакая церковь не может вырасти до такого масштаба в первую очередь потому, что этот рост будет противоречить интересам государств.

Сегодняшняя раздробленность церкви является результатом политических стремлений, о чем мы писали в третьей книге «Проект Россия». Тут все просто: любая власть хочет иметь полный контроль над своей территорией и не может допустить, чтобы мощный центр влияния находился вне ее поля зрения.

В наше время церковь является одним из самых мощных институтов влияния. Раньше это был самый влиятельный институт. В период его расцвета одного слова было достаточно, чтобы правитель потерял власть (пример — стояние в Каноссе).

Естественно, римский император, принимая решение о возведении христианства в статус государственной религии, не мог не заботиться о сохранении контроля над ситуацией. Именно этим объясняется, почему за всю историю государственного христианства не было проведено ни единого Вселенского Собора, свободного от опеки власти. Напротив, власть в лице императора (в крайнем случае, его представителя) принимала самое активное участие в христианских собраниях. Светская власть в прямом смысле требовала полного подчинения не только по светским, но и по духовным вопросам (этот момент ярко виден на иконоборческом периоде, когда от слова власти зависело, чем будет считаться поклонение иконам — идолопоклонничеством или общением с Богом).

В своем желании сохранить полный контроль власть не стеснялась в средствах. Например, Константин II на одном из Соборов плашмя ударил мечом по столу, за которым сидели епископы, и сказал: «Вот вам канон». Так он отреагировал на сопротивление епископов, не желавших признать требование, которое, по их мнению, было еретическим. Но после такого весомого аргумента признание состоялось.

Христиане, пытавшихся перечить власти, подвергались гонениям. Или власть объявляла их еретиками и сектантами. В основном несогласных отправляли в ссылку. Как максимум наказывали физически.

Показателен в этом смысле Латеранский Собор 649—453 годов, собранный святым Максимом Исповедником и святым Мартином без разрешения императора. Власть усмотрела в этом признак мятежа и наказала инициаторов. Их вина была в том, что они решали духовные вопросы без контроля светской власти.

Для ранних христиан было нормой собираться по своему усмотрению и решать свои вопросы. Для государственной церкви такое стало немыслимо. Любой намек на самостоятельность власть воспринимала подготовкой к бунту и пресекала.

Эту же практику применяли все без исключения правители. Не желая иметь неподконтрольный центр влияния на своих подданных, они всеми силами трудились над созданием своих «карманных» церквей. Здесь корень многих современных догматических отличий.

Власть могла быть спокойной, если ее церковь отличалась от той, что за пределами «госконтроля». Должно быть все другое, начиная от внешнего вида священников до канонов, обрядов, традиций. Если они говорят и делают так, мы должны говорить и делать иначе. Мы должны отличаться. Это гарантия того, что сосед не сможет влиять на мое население. Для упрочения такого положения наши догматы должны быть объявлены божественными, а соседские — еретическими.

На протяжении тысячи лет книжники каждого государства объясняли, почему их противники суть исчадье ада, а они — благодать божья. Пошла писать губерния... Сегодня этой писанины накопилось столько, что кажется, в ней уже не разобраться.

Монополия власти на истину связала истину, заморозила ее, сделала неживой, догматичной. Неугодную информацию объявляли вне закона. Угодную объявляли божественной. При этом не бралось во внимание само понятие истины. Власть сортировала христианскую информацию, исходя из принципа: если она угрожает государству, ее надо блокировать, даже если это истина. Если она укрепляет государство, ее надо признать священной, даже если она противоречит истине.

Уверяем вас: если завтра от России отделится, например, Урал, одной из первых задач новой власти будет освободиться от влияния РПЦ. За относительно короткое время возникнет какая-нибудь уральская православная церковь, которая вскоре будет признана остальными церквями, созданными по такому же принципу.

Забавно слушать рассказы о том, что русские князья не приняли решение Ферраро-Флорентийского Собора 1438—1445 годов, созванного по всем правилам византийским императором Иоанном VIII, с участием православного Патриарха Иосифа II и Папы Римского Евгения IV. Православный Патриарх объявил Собор канонически состоявшимся и заявил: кто не признает его решения, будет отлучен от Церкви. Но, согласно легенде, наши князья отказались признать решения Собора только потому, что он признал: от Христа исходит Святой Дух (по православному канону Святой Дух исходит только от Бога Отца).

Наверное, такое стояние за веру наших князей многим греет душу, но давайте смотреть на вещи реально. Во-первых, неприятие решений Вселенского Собора само по себе есть проявление гордыни (несколько сотен епископов и монахов ошиблись, а мы правы). Во-вторых, князья не были богословами и потому не могли оценивать верность решения соборян. Чтобы понять суть дела, достаточно вспомнить: они были политиками.

Падение Византии означало: Русь может избавиться от духовной зависимости источника, находящегося на неподконтрольной князьям территории. Если бы они приняли решение Восьмого Вселенского Собора, зависимость бы сохранилась (только теперь она была бы не в Византии, а в Риме).

Представьте себя на месте князей и скажите: хотелось бы вам, как правителю, терпеть на своей территории неподконтрольное влияние? Такое хотение противоречит сущности власти и потому невозможно. Но поскольку открыто свой реальный мотив князья не могли озвучить, на помощь были призваны книжники, которые все устроили.

Ярчайшим доказательством служит синодальный период в России. Обер-прокурор командовал епископами как министр своими подчиненными. Ни разу за всю историю государственного христианства власть не позволила церкви быть самостоятельной. Поэтому государственное христианство вольно или невольно сложилось в министерскую структуру.

Нам же нужна структура «церковь».

Глава 5. Сложные вопросы

Где же выход? С министерством нет смысла работать. С нуля нужную конструкцию тоже не создать. Но и другого варианта, кроме построения системы по типу церкви, тоже нет. Что же делать?

Перебирая все возможные варианты, мы не видим иного выхода, кроме как попробовать не закрывать глаза на накопившиеся проблемы, а попытаться их решить. Ключевое здесь «не закрывать глаза». Необходимо признать: в нашей церкви есть огромные проблемы. Виноваты в них не люди, виноваты условия, в которых она развивалась. Зависимый институт не может развиваться так же, как независимый. Если бы даже наша церковь состояла из одних святых, она все равно не могла избежать превращения в министерство.

Чтобы преодолеть проблемы, надо не по хвостам быть, а в корень смотреть. Для этого необходимо называть вещи своими именами, даже если тяжело и противоречит шаблонам. Если человек родной, от его болячек не отворачиваются. Их врачуют. Члены церкви не должны отворачиваться от проблем своей матери-церкви.