Полет на месте - Яан Кросс

На этом месте я воскликнул: «Слушай, Улло, я вижу, ты уже поглядываешь на часы. Но твои рассказы так интересны, что мы им посвятим еще один сеанс. Согласен?»

Он сказал: «Нет там ничего интересного. На собраниях правительства я не был ни разу. Из Белого зала всегда выходил до начала заседания. И вообще… Ну да, предчувствие надвигающейся катастрофы проникло вскоре в окна Вышгорода. Через неделю началось переселение немцев. Идеальный посол Kleinburger1 Фрохвейн раза два посетил премьер–министра. А затем появились переселенцы с всевозможными претензиями. То есть, насколько я представляю, не из немцев, а из эстонцев. Те, что хотели затесаться среди немецких переселенцев. Я не запомнил ни одной реплики Улуотса в отношении тех или других, но зато в память врезалось выражение его лица, замкнутое и неприступное. Будто эти люди вызывали у него боль в желудке. Во всяком случае, он приказал таких посетителей отправлять в другие места, в Министерство внутренних дел, к Юрима, к Ангелусу…»

«Улло… — перебил я. — Улуотсу мы посвятим наш следующий сеанс!»

«Да там больше ничего интересного не произошло! — обидчиво протянул

Улло. — Я в так называемых д е л а х близкого участия не принимал и ничего достойного внимания припомнить не могу. За исключением о д н о г о, пожалуй, момента…»

«Улло… ты чертовски меня заинтриговал, однако поведай мне об этом в следующий раз, но уже не спеша и во всех подробностях…»

«Нет, зачем же… — возразил он упрямо, так, как иногда вел себя в споре: просто не желая уступать, без причины или по какой–нибудь вздорной причине — вот и на этот раз: — Почему не сейчас? Чем этот следующий раз лучше? Все следующие разы под вопросом. Во всяком случае, лучше не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня… Итак, наиболее значительное событие, в котором я самым неожиданным образом принял участие, была поездка Эстонской делегации в Нарву и нарвское приграничье — 17 июня 1940‑го. Неделю спустя Террас рассказал мне, при каких обстоятельствах я туда попал. Стало быть, Лайдонер пришел к Улуотсу — точно помню, как он зашел к нему, — и сообщил: по распоряжению президента он едет семнадцатого утром на границу — чтобы наблюдать вхождение новых контингентов Красной армии. Однако ему, то есть Лайдонеру, хочется, чтобы делегация не была сугубо военная, чтобы там была представлена и цивильная власть. Он понимает, что участие премьер–министра было бы диспропорционально, даже лично его участие и то излишне, но это просьба президента. Согласен ли Улуотс с тем, что со стороны правительства к делегации должен присоединиться госсекретарь?» Они вызвали Терраса в кабинет Улуотса, но он отказался ехать.

Улло объяснил: «Сам Террас неделю спустя сказал мне вот что: «Понимаете, господин Паэранд, официально Лайдонер не мог мне приказать. Официально — только премьер–министр. Но он дал понять, что давления на меня оказывать не станет. И я заявил, что даже мое участие в этом деле считаю не по рангу. Тогда мы обсудили, к т о из цивильных мог бы представлять премьер–министра — Тилгре как офицер не мог, правда ведь…»

Террас рассказывал, как он пробовал звонить Клесменту домой, чтобы предложить ему поехать, но не застал его. После этого Лайдонер удалился, сказав: решайте сами, кого вы включите в делегацию, и чтобы эта персона в час ночи была на Балтийском вокзале. Тогда после его ухода Террас сказал:

«Господин премьер–министр, я считаю, что совсем не обязательно, чтобы цивильная власть была представлена в делегации на высоком уровне. А в чем вы наверняка нуждаетесь, так это в том, чтобы получить возможно более точный отчет о ходе вступления войск. И вот что я скажу: лучше, чем ваш чиновник–распорядитель Паэранд, вам его не представит никто». Улуотс ответил, что, может быть, это и так, но не станет же он в качестве представителя премьер–министра предлагать чиновника–распорядителя. И тогда Террас — я бы не поверил, что его своеобразный юмор сработает в такой момент, — Террас сказал: «Мы могли бы, если вы сочтете это целесообразным, повысить его по этому случаю в советники правительства. — И добавил, по меньшей мере мысленно: — Так или иначе, все летит к черту…»"

Улло объяснил: «Когда меня вызвали в кабинет премьер–министра, соответствующая бумага уже лежала на столе с подписями обоих.

«Настоящим советник правительства Республики Улло Паэранд командируется в составе делегации под руководством Главнокомандующего из Таллинна в Нарву и обратно — в качестве наблюдателя подписания и осуществления договора о вступлении ограниченного контингента советских войск в страну».

Когда я сунул бумагу в карман, Улуотс сказал:

«Только делайте это так, чтобы не вызвать недоразумений. Понимаете, у нас с завтрашнего дня по требованию русских начинает действовать запрет на фотографирование вне помещений. Поэтому лучше вообще не берите с собой фотоаппарата. И ничего не записывайте — а если и будете, то так, чтобы это не привлекло внимания».

Дома я сообщил матери незадолго до полуночи, что мне предстоит, и мама, конечно, как и следовало ожидать, всполошилась: дескать, д о л ж е н ли я туда ехать? И чтобы я, ради всего святого, вел себя так, дабы русские меня не арестовали и не запихнули в каталажку.

В час ночи я отыскал на Балтийском вокзале спецпоезд главнокомандующего с одним–единственным вагоном и показал свое командировочное удостоверение стоящему на ступеньках вагона капитану Яаксону.

«Ну что ж, коли так, поздравляю с повышением и прошу в вагон». Этот капитан Яаксон, брат министра образования, был адъютантом главнокомандующего и моим, хотя и неблизким, но все же личным знакомым. Он проводил меня в пустое купе, а сам вышел и вернулся лишь четверть часа спустя, когда поезд уже тронулся. Докладывал о моем прибытии Лайдонеру…»

«И как отреагировал генерал?»

«Кивнул. Это означало, что он вас не знает. И в то же время, что ваша личность его не раздражает, но и не интересует. И вообще — у него был довольно отсутствующий вид.

Капитан Яаксон пробыл со мной еще полчаса или даже больше и был, как бы это сказать, сам тоже несколько рассеян. События, навстречу которому мы — сидящие в этом вагоне и вся страна в колеснице своей судьбы двигались, капитан не касался. Вместо этого делился своими наблюдениями за время поездки в Москву в декабре прошлого года. Он был там в качестве адъютанта Лайдонера. И тут он вдруг вскочил и резко толкнул дверь купе — коридор салон–вагона был пуст на всем своем протяжении… Капитан закрыл дверь, снова сел рядом со мной и продолжил… Тогда же произошла следующая история. Они, Лайдонер и капитан, жили в отеле «Националь» в трехкомнатном номере люкс. Прием был весьма сердечным. На третий день за Лайдонером из Кремля прибыла машина — приглашение было сформулировано так, что адъютант не предусматривался. Ну не мог же генерал отказаться из–за этого от поездки. Итак, он отправился один. Капитан остался в гостинице, полчаса читал книгу, оставленную на тумбочке, — «Москва — столица мира» или что–то вроде этого, после чего решил немного пройтись и осмотреться. Бродил часа полтора по улице Горького, по Арбату и где–то еще. Зашел в три книжных магазина. Остановился у двух газетных киосков. Чтобы спросить план города. Такового в продаже не оказалось».

Улло пояснил:

«В декабре 39‑го не было в продаже даже таких примитивных схем, какие продаются сейчас… А когда капитан вернулся в гостиницу и взглянул на письменный стол в своем номере — на пустой столешнице лежала аккуратно сложенная карта Москвы. Как хотите, так и понимайте.

Около половины второго капитан Яаксон ушел, и я заснул на несколько часов странным чугунным сном. Пока вдруг не проснулся, обнаружив, что лежу на левом боку, подтянув колени к подбородку — как воин три тысячи лет назад в захоронении Арду или Гальштадта. Или же как плод в материнской утробе. Примерно в четверть шестого вошел фельдфебель с чашечкой кофе и бутербродом. Через пятнадцать

минут — едва я успел побриться — за мной пришел капитан Яаксон: главнокомандующий просит к себе в салон.

Это было в десяти шагах от моего купе. Три купе объединены в одно, в центре узкий стол под зеленым сукном. Генерал сидел во главе стола. За столом несколько офицеров, начальник нарвской пограничной заставы майор Кыргма, если я не ошибаюсь, капитан Хинт и еще кто–то. Капитан Яаксон представил меня генералу:

«Советник правительства Паэранд, от премьер–министра…»

Генерал взглянул на меня, глаза у него были яркие, карие, напряженные, но руку пожал равнодушно. И другие точно так же.

«Садитесь, господа, — сказал генерал. — Итак, через полчаса в малом зале казино военного округа мы подпишем договор. Мерецков со стороны русских, я — с нашей стороны. В страну войдут примерно восемьдесят тысяч военных. В придачу к уже существующим базам. Таким образом, д о г о в о р заключается абсолютно формально. На самом деле это диктат. И это все, что я поначалу, а может, и вообще, имею вам сообщить».