Нелюди Великой Реки. Полуэльф - Андрей Лавистов

— Сдурел, Корнеев? Жить надоело? — прошипел он, и профессорским тоном потребовал у хозяина дома пинцет. Тон Иван Сергеевич стерпел, хотя поморщился, после чего признал, что дома пинцет не держит. Незачем. Пришлось удовольствоваться свернутой накрахмаленной салфеткой и парой простых карандашей, которыми Виталя начал действовать со скоростью и сноровкой любителя восточной кухни и, следовательно, палочек для еды. Койзами и я умею орудовать, тут ума много не надо. Перевернув коробочку набок, а потом и на крышку, чтобы осмотреть ее дно, Виталя потребовал увеличительное стекло, лупу, подзорную трубу, бинокль… Не знаю, как долго он продолжал бы выкрикивать свои несуразные требования, но пристав уже протягивал ему самую настоящую лупу на длинной черной эбонитовой ручке. Из набора Шерлока Холмса, не иначе. Почему же тогда пинцета нет?

— Ага! — Виталя самодовольно уставился на едва заметную, чуть шероховатую полоску металла, слегка вдавленную в поверхность коробочки. — Это надпись. Точно надпись. Руническая, но не заклинание. Магии от коробки не чувствую. А надпись, скорее, имя. На древневилларском. Корнеев, посмотри!

— Аш-ма-и? Ашмаи. Кому-нибудь это о чем-то говорит?

Мне лично ни о чем не говорило, имя какого-то демона, кажется, а Иван Сергеевич задумался. И видок у него был не слишком веселым, наверное, под стать мыслям.

— Открываем?

Виталю уговаривать не пришлось. Он надел перчатки, те самые белые лайковые перчатки, которые надевал на бал, осторожно повернул крышку коробочки против часовой стрелки и снял ее.

Коробочка была пуста, только на стенках виднелись остатки какой-то жирноватой субстанции, похожей на косметический крем зеленоватого цвета. А запах от этого крема шел непередаваемый. Пахло травами, молодостью, красотой, силой. Силой? И еще какой! Непонятно было, как такое не засекли сразу, когда коробочка была закрыта. Или золото так экранирует хорошо, или она от контакта с кожей теряет свойство магию излучать. А то ведь того, кто таким кремом намажется, первый патруль в кутузку потащит. И еще отдавало гадостью какой-то непередаваемой. Будто из крематория, который дешевым одеколоном сбрызнули. Вроде запашок отбивает, но такая смесь получается — вырви глаз!

— Что это? — меня тошнило, пристава тоже, а у Витали глаза горели, как фонари.

— Я знаю, что это! Я, я… читал в нашем факультетском бюллетене! Это же крем «Ведьма», он же «Маргарита», его еще называют просто — «Крем», и запрещен он по всему Великоречью как тяжелый наркотик магического происхождения! — сказать, что Виталя был взбудоражен, значило не сказать ничего, — Действует только на женщин! Мгновенное привыкание! Появился неизвестно откуда, недавно совсем! Эффект потрясающий! У обычного человека появляется Сила, да такая, что страшно подумать, тело на глазах молодеет, волосы становятся превосходными, цвет лица — заглядение! Зубы! Вообще! Любую дурнушку красавицей сделает! Потом, правда, тяжелые галлюцинации, ломка страшная, блокада памяти, без новой дозы — смерть. Печень отказывает, почки, да почти все внутренние органы.

— А это точно Наташина коробочка? — я смотрел на пристава с надеждой, которая уже приготовилась умереть: табличку «последняя» на шею надела и лапки на груди сложила.

— Не знаю… — пристав был мрачен. — но кроме Наташи сюда никто не заходит. Убирает в своей комнате она тоже всегда сама — я так с детства приучил.

— Подбросили? — глупость вопроса была очевидна для меня самого. Кто ж золотую коробочку подбрасывать будет? Была бы из какого другого материала…

— Я тоже надеялся, но никто не вручает мне писем с угрозами и предложениями, никто не приходит с обыском, все в растерянности. Я тоже.

— И главное, — пристав посмотрел на нас совершенно спокойным взглядом, так что я даже усумнился в его адекватности — я бы точно так спокойно себя не вел, если бы у меня дочь наркоманкой оказалась, — зачем ей этот крем? Она и так красавицей была, полгорода сватались, тот же Свечников, один из многих. Всем отказала. К колдовству никогда талантов у нее не было, не интересовалась она им, да и без колдовских способностей мы прекрасно жили — денег хватало…

Свечников, значит… Понятненько…

— Иван Сергеевич, а зачем вы нас позвали? — спросил я осторожно.

— Вас, Петр Андреевич, не мог не позвать, — пристав усмехнулся, и я понял, что передо мной совершенно непредсказуемый человек, возможно, безумец. — Как же, защитник чести моей Наташи! А вот Вас, господин Стрекалов, пригласил, потому что вы биолог и медик. Хотелось услышать ваше экспертное заключение, и ответьте мне на вопросик один — как вы с Алей связаны?

— С кем? — спросили мы с Виталей одновременно, но ответил пристав мне:

— А вы, Петр Андреевич, тоже знакомы. Вот уж не ожидал от Вас. Но наш пострел везде поспел, — в доме терпимости «Принцесса Греза» вы познакомились.

— Это что же, Аля — сокращение от Ардальи? — в совершенном обалдении спросил я.

— Какая Ардалья? — пристав вежливо поднял бровь, всем своим видом показывая, что его не касается, что за знакомства завязались у меня в местных бардаках. Ну ни фига себе, сам же тему поднял! — Я имею в виду Альенду — хозяйку этого сомнительного заведения. И мою, так сказать, жену. И мать Наташи, по совместительству.

Ваще я попал!

— Жену? — пискнул я, хватаясь руками за башку, — мать? Наташина мать? — так симпатичная Мадам в «Грезе»… что я ей говорил? что я ей говорил? что я ей говорил? Что-то про глаза голубые… За задницу хватал? Нет, кажется, не хватал — фу-у-у, какое облегчение. Тещу за мягкое место щипать — не самое лучшее начало для знакомства. Или, наоборот, нормальное?

— Она была впечатлена вашим обхождением, Петя, — усмехаясь без всякого оттенка ревности, произнес пристав. Мне еще Отелло не хватало для полного счастья. И как он своей жене позволяет в таком месте находиться? И почему в городе об этом не на каждом шагу судачат?

— Жена она мне, так сказать, гражданская. Перед алтарем Мирои, покровительницы семьи, души соединяющей, не клялись, конечно, и кольцами не менялись. Просто я настоящий хозяин этого бардака и ее единственный мужчина. В городе об этом не знают, как не знают и о том, что она мать Наташи, — пристав, казалось, читает мои мысли. Как насчет Витали — не скажу, но я вот охреневаю.

— Откровенно скажу, — невозмутимо продолжал пристав, — мне Наташа важнее закона, Его Высочества князя Ярославского Владимира Кирилловича и всего этого дважды проклятого мира!

Хорошее заявление от столпа законности города Сеславина.

— Ну так что, Виталий Олегович? Какая у вас связь с Альендой?