Повезло в любви - Барбара Картленд

— Для вас замечательно учиться у меня, но и мне приятно учить вас. У меня еще никогда не было ученицы, тем более такой внимательной.

— Может быть, я вам наскучу со всеми своими вопросами.

Лорд Харлестон улыбнулся:

— Я только надеюсь, что не окажусь слишком невежественным и смогу найти на ваши вопросы нужные ответы.

Нельда рассмеялась, даже не допуская такой мысли:

— У меня такое чувство, словно я заполучила энциклопедию. Я хочу читать и читать, переворачивать страницы и находить на них все новые темы!

С большим трудом лорд Харлестон удержался, чтобы не сказать ей, что в действительности существует лишь одна тема, на которую ему хочется говорить.

Вместо этого он произнес:

— Идите в постель. Нельда, и выспитесь так же хорошо, как прошлой ночью. Мы прибудем в Нью-Йорк лишь в полдень.

Она чуть помедлила, а потом сказала:

— Так фантастично быть с вами! Я почти боюсь, что если пойду спать, то наутро окажется, что все это лишь сон и что вас… не будет рядом.

— Обещаю вам, я буду здесь, — ответил лорд Харлестон.

Он говорил мягко, но настойчиво, и когда Нельда подняла на него глаза, он подумал, что, если ему удастся удержать ее взгляд на мгновение, он сможет найти там ответ на надежду, которая светилась в его глазах.

Но Нельда встала со словами:

— Спокойной ночи, и благодарю вас! Спасибо, что вы так добры.

Она протянула ему руку.

Когда он приподнялся, поезд неожиданно качнулся, Нельда оступилась, и он обнял ее, чтобы не дать ей упасть.

Одно лишь мгновение он прижимал ее к себе, и когда она рассмеялась, ему безумно хотелось ее поцеловать, но он сдержался.

— Ах, простите, я такая неуклюжая! — воскликнула Нельда. — Доброй ночи.

— Доброй ночи, — повторил лорд Харлестон, нехотя выпуская ее из своих объятий.

Нельда прошла в спальню, и только когда она скрылась из виду, лорд Харлестон смог сесть, задумавшись над тем, сколько же пройдет времени, прежде чем он сможет открыть ей, что у него на уме, в сердце и на душе.

— У меня никогда не было столько нарядов! — воскликнула Нельда. — Мы с мамой мечтали, что когда-нибудь купим как раз такие, когда у папы будет достаточно денег.

Она смотрела на наряды, которые доставили к ним в апартаменты, после того как они провели весь предыдущий день, делая покупки.

Они потратили астрономическую, с точки зрения Нельды, сумму, но лорд Харлестон настаивал на том, чтобы она купила каждое платье, в котором он нашел ее восхитительной.

Они заказали еще немало нарядов, которые должны были сшить по последней парижской моде из специально выбранных тканей.

Лорд Харлестон не раз покупал наряды для красавиц, которые радовались, что он за них платил.

Посему он считал себя специалистом и подумал, что должен был сразу понять, когда впервые увидел Нельду в разорванном, пыльном платье, лежащую на кровати в доме Дженни Роджерс, что в элегантном наряде эта девушка будет выглядеть совсем по-другому.

Тогда он сердился на то, что ему пришлось спасать ее от участи «девочки маман», но думал о ней лишь как о члене семьи, а не как о красивой женщине.

Теперь, видя, что каждое новое платье смотрится на Нельде все более и более привлекательно и все лучше подчеркивает ее красоту, лорд Харлестон не переставал изумляться.

Когда Нельда надела небесно-голубое шелковое платье, он подумал, что только такой величайший художник, как Фрагонар, способен передать на холсте ее красоту, грацию и еще нечто неуловимое, чего нельзя найти в других женщинах.

Чем больше он был рядом с Нельдой, тем лучше понимал, что она обладает духовной аурой, исходящей не от совершенства лица и фигуры, не от удивительного цвета волос, а от какого-то внутреннего света ее души.

Этот свет озарял ее, и с каждым днем лорд Харлестон все более явственно ощущал, что эта девушка не только желанна, но и обладает исключительной личностью.

Он обнаружил, что очарован ее умом — быстрым, цепким и удивительно оригинальным.

Как он не раз жаловался Роберту, женщины, с которыми у него были романы, редко говорили что-нибудь такое, чего он не ожидал услышать, и он цинично добавлял, что «ночью все кошки серы».

Но с Нельдой все было по-другому.

Он никогда не мог предсказать, каким будет ее отношение к тому или иному предмету, никогда не слышал, чтобы она сказала что-нибудь банальное.

Его любовь росла с каждым днем, с каждым часом, и иногда для него было настоящим мучением разыгрывать равнодушие и скрывать эмоции, которые, казалось, пожирали его.

Впервые за всю свою жизнь он думал о ком-то, а не о себе. Он понимал, что это из-за того, что он был единственным человеком в ее жизни, и одно неосторожное или поспешное слово может разрушить ее доверие, ее ощущение безопасности, и тогда она снова останется одна, одинокая и несчастная.

Он любил ее и не мог рисковать.

Он учил себя разговаривать с Нельдой естественно, не быть с ней слишком близким, стараться, чтобы с каждой минутой она все больше полагалась на него и, как он молился, полюбила его.

Каждый день приходили письма и цветы от Уальдо.

Если он и просил Нельду о встрече, она об этом не говорила, а лорд Харлестон намеренно не спрашивал о том, что она читала в его письмах.

Они ходили в театр, где Нельда сидела завороженная, будто ребенок, в балет, в «Метрополитен-Опера», где они заказали для себя ложу, что привело ее в восторг.

Так как они остановились в апартаментах животноводческой компании «Прери», пресса не знала, что лорд Харлестон вернулся в Нью-Йорк.

Он внимательно выбирал, куда бы пойти, чтобы не показываться в ресторанах и других местах, где мог встретить кого-то, кто бы его узнал.

Быть с Нельдой было для него радостью и мукой, ибо он любил ее так сильно, что с трудом мог заставить себя заснуть, когда она в соседней комнате.

«Сколько я смогу так выдержать?»— десятки раз спрашивал он себя.

Но все же он слишком нервничал, чтобы предпринять атаку и спросить Нельду, какие чувства она испытывает к нему.

Он видел, как загорались ее глаза, когда она входила в комнату, где он сидел по вечерам, видел, что она с неохотой покидает его и хочет продолжить беседу.

Но при всем при этом его по-прежнему мучило предположение, что Нельда относится к нему как к отцу.

«Что мне делать? Как заставить ее смотреть на меня как на мужчину?»— мучился он и сразу же сам смеялся над собой.

Не было еще ни одной женщины, которая, побыв несколько минут с ним наедине, не давала ему тут же понять, что он для нее желанный.

Но когда Нельда вкладывала свою ладошку в его ладонь, когда они шли по коридору, лорд Харлестон понимал, что это прикосновение доверчивого ребенка.