Бессмертная жизнь Генриетты Лакс - Ребекка Склут

Когда Гай ответил, что клетки HeLa были взяты у «одной цветной женщины», Гартлер понял, что нашел источник проблемы. «Мне кажется, самое простое объяснение состоит в том, что все эти линии клеток были заражены HeLa», — объявил он аудитории.

Ученые знали, что они должны не допускать заражения своих культур клеток бактериями и вирусами; они также знали, что клетки могли загрязнять друг друга при их смешивании в культуре. Однако в случае с HeLa они не понимали, с чем столкнулись. Оказалось, что клетки Генриетты могли переноситься по воздуху вместе с частицами пыли, могли путешествовать из одной культуры в другую на немытых руках или использованных пипетках, могли переезжать из лаборатории в лабораторию на куртках и ботинках исследователей, либо через систему вентиляции. Клетки HeLa были невероятно жизнеспособны: если хотя бы одна из них попадала в чашку для культивирования, то она захватывала ее, потребляя всю культуральную среду и заполняя все свободное пространство.

Открытие Гартлера произвело на ученых удручающее впечатление. С тех пор как пятнадцать лет назад Джордж Гай вырастил первую партию HeLa, число опубликованных статей на тему культивирования клеток ежегодно возрастало более чем втрое. Ученые тратили миллионы долларов на проведение исследований клеток, чтобы изучить, как ведет себя каждый тип тканей, сравнивали их друг с другом, проверяли специфические реакции различных типов клеток на те или иные лекарственные препараты, химические вещества и окружающую среду. А если все эти клетки были на самом деле клетками HeLa, это означает, что миллионы долларов были потрачены впустую, а исследователи, выяснившие, что разные клетки в культуре ведут себя по-разному, должны были бы как-то это объяснить.

Спустя годы Роберт Стивенсон — к тому времени президент Американской коллекции типовых культур (АТСС) — так описал мне выступление Гартлера: «Он появился на этом собрании, не имея отношения к культивированию клеток, и принялся гадить в чашу для пунша».

Стивенсон и другие члены Комитета по сбору культур клеток сидели в зале, совершенно ошеломленные, в то время как Гартлер тыкал указкой в висевшую на стене схему с перечнем восемнадцати линий клеток, зараженных HeLa и с именами людей или мест, откуда он их получил. По крайней мере шесть зараженных линий поступили из АТСС. Итак, HeLa проникла в «Форт Нокс».

К тому времени коллекция АТСС выросла до дюжин различных типов клеток. Все они гарантированно не были заражены вирусами и бактериями, и они были проверены на загрязнение клетками других видов живых существ. Однако не существовало еще теста, с помощью которого можно было бы узнать, не были ли клетки, взятые от одного человека, загрязнены клетками другого человека.

В сущности, теперь Гартлер сообщил аудитории, что все эти годы исследователи считали, будто создают коллекцию человеческих тканей, тогда как на самом деле, возможно, они всего лишь вновь и вновь выращивали HeLa. Он отметил, что несколькими годами ранее, когда ученые начали принимать меры по предохранению от межвидового загрязнения (например, стали работать под стерильными вытяжками), вдруг стало сложнее выращивать новые линии клеток. И фактически «с тех пор было описано очень мало [новых линий человеческих клеток]». Более того, по его словам, с тех пор не было новых случаев «так называемой спонтанной трансформации культур человеческих клеток».

Все присутствующие в аудитории понимали, что это значит. Помимо того, что они, возможно, потеряли более десяти лет и миллионы долларов, выделенных на исследования, Гартлер предположил, что спонтанной трансформации — одного из самых знаменитых перспективных направлений поиска лекарства от рака — возможно, попросту не существует. По его мнению, нормальные клетки не превращаются спонтанно в раковые, а просто замещаются HeLa.

Он закончил свое выступление словами: «Если исследователь предполагал, что конкретная линия клеток происходит от конкретной ткани — например, печени… или костного мозга, — то результаты его работы оказываются под серьезным вопросом и, с моей точки зрения, должны быть отвергнуты».

Над ошеломленной аудиторией повисла гробовая тишина, — пока слово не взяла Тао Чу Сю — председатель отделения конференции, на котором выступал Гартлер. Сю была генетиком в Техасском университете, чьи ранние эксперименты с HeLa и другими клетками позволили определить точное количество хромосом у человека.

«Несколько лет назад я высказала некоторые подозрения относительно загрязнения линий клеток, — произнесла она. — Так что я рада докладу доктора Гартлера. Я также уверена, что этот доклад многих людей сделал несчастными».

Она была права, и от этих бедолаг посыпались вопросы:

«Как долго вы держали их в вашей лаборатории?» — спросил один из ученых, предположив, что Гартлер сам заразил клетки уже после того, как они поступили в его лабораторию.

«Анализ клеток проводился до того, как они стали выращиваться в моей лаборатории», — ответил Гартлер.

«Не отправляли ли вам клетки в замороженном виде?» — поинтересовался ученый, зная, что заражение могло произойти в процессе разморозки.

Гартлер сказал, что это не имеет значения, ибо для проведения анализа нет необходимости размораживать клетки.

Другой ученый желал знать, не являлось ли замеченное Гартлером сходство разных линий клеток просто следствием спонтанной трансформации, заставляющей все клетки вести себя сходным образом.

В конце концов слово взял Роберт Стивенсон из Комитета по сбору культур клеток: «Судя по всему, требуется более тщательное расследование, чтобы понять… не придется ли нам начинать все сначала, чтобы выделить некоторые новые линии человеческих клеток».

Тут вмешалась Сю, добавив: «Хотелось бы дать высказаться первыми тем, кто положил начало этим линиям клеток, — тем, кого атаковал доктор Гартлер. Если им есть что сказать в свою защиту, мы хотели бы это выслушать».

Роберт Чанг из Гарварда, чья широко использовавшаяся «линия клеток печени Чанга» числилась в списке Гартлера среди прочих зараженных HeLa линий, сердито глянул со своего места. Он использовал эти клетки для открытия ферментов и генов, специфичных для клеток печени. Если Гартлер был прав, и эти клетки действительно происходили из шейки матки Генриетты, то исследование печени, проведенное Чангом с их помощью, оказывалось лишенным всякой ценности.

Леонард Хейфлик имел особую личную связь со своей линией клеток WISH, которую Гартлер тоже назвал в числе зараженных: он вырастил ее из клеток, взятых из амниотической оболочки, в которой когда-то плавала его неродившаяся дочь. Хейфлик спросил Гартлера, возможно ли обнаружить G6PD-А в образцах, взятых у белых людей.

«О субъектах кавказской [европеоидной] расы с G6PD-A сообщений не поступало», — ответил Гартлер.

Чуть позже — во время беседы под председательством Джорджа Гая — Хейфлик сделал доклад о «фактах и теориях» спонтанной трансформации клеток в культуре. Прежде чем начать речь, Хейфлик поднялся на подиум и заявил, что, поскольку при тестировании клеток линии WISH предположительно был выявлен генетический маркер, обнаруженный только у черных людей, он во время перерыва позвонил своей жене и поинтересовался, действительно ли он был отцом своей дочери. «Она заверила меня, что мои наихудшие страхи были необоснованными», — сказал он. Аудитория разразилась смехом, и больше никто ничего не сказал публично об открытиях Гартлера.

Однако некоторые люди приняли Гартлера всерьез: прежде чем покинуть конференцию, Стивенсон встретился за обедом с несколькими лучшими культиваторами клеток и попросил их по возвращении в свои лаборатории заняться проверкой клеток на наличие генетического маркера G6PD-A, чтобы понять масштаб проблемы. Проверки показали, что многие линии клеток содержали G6PD-A, включая клетки кожи, которые Джордж Хайэтт несколько лет назад трансплантировал на руку солдата. Поскольку в лаборатории Хайэтта в то время не было клеток HeLa, то использованные в его эксперименте клетки могли быть заражены еще до того, как они к нему попали. И хотя мало кто осознавал это, то же самое происходило в лабораториях по всему миру.

И все же многие ученые по-прежнему отказывались верить в реальность заражения клетками HeLa. После конференции, на которой Гартлер «сбросил» то, что стало известно как «бомба HeLa», большинство исследователей продолжали работать с клетками, которые, по утверждению Гартлера, были зараженными. Тем не менее Стивенсон и несколько других ученых осознали потенциальный масштаб проблемы заражения клетками HeLa и потому начали разрабатывать генетические тесты, которые могли бы идентифицировать клетки HeLa в культуре, вместо того чтобы просто проверять культуру на наличие G6PD-A. И в конце концов эти тесты привели их к семье Генриетты.