Зона Посещения. Избиение младенцев - Александр Щёголев

– Выход во двор блокирован, – показываю я. – Скарабей чует троих.

– Да, мы опоздали, – морщится Эйнштейн. – Они разделились, когда поняли что к чему. Я надеялся уйти этим путем, но, как видим… Лопата, чего ты здесь забыл? Сказано же, держи коридор!

– Я тебе не подчиняюсь, – цедит крутоплечий.

Натали обнимает его:

– Сделай, мой сладкий. А я тебе дам за свой палец подержаться.

С каменным лицом гангстер выходит из мастерской. Коридор, ведущий в гостиную, тут рядом. Узкий и кривой коридор, держать его можно столько, сколько патронов хватит, если, конечно, у противника не найдется спецсредств или пулемета, способного пробивать стены.

Слышен дикий вопль – со стороны холла. Не вопль, а вой, долгий, полный смертной тоски. Эйнштейн расплывается в улыбке:

– Кто-то с паутинкой обнялся.

– А вы сами как прошли холл?

– Подарили хозяюшкам кролика.

Клетка была у Крюка, оставшийся там кролик шумно возился. Нервничал, бедолага, искал потерянную пару. Тубус огнемета торчал у Крюка из-за спины (не бросил, надо же), придавая ему грозный вид.

Эйнштейн, кстати, тащил мой костюм, пристегнутый сверху к рюкзаку. Тоже не бросил.

– Кто они? – спрашиваю.

– Бывшие бойцы из Службы инфильтрации, уволенные по разным причинам, – отвечает Эйнштейн. – Кого успел увидеть в лицо, всех знаю лично. Вопрос – кто их послал?

– Они почему-то в шлемах, как и вы.

– Знают про нашу Горгону, вот почему. С информацией у них порядок. Я только не понимаю, если Макс раскололся, на кой черт мы им сдались, почему было не отправиться сразу в «кладовку»?

Я самоотверженно молчу. Что тут скажешь? Ясно, что именно в «кладовку» они и отправлялись, намереваясь попасть в «Дом детского досуга» через ратушу, вот в чем злая ирония. И случайно напоролись на нас. Хотя, судя по шлемам, такую возможность они не исключали и даже подготовились к ней.

Со двора, из-за двери, доносится громкий крик:

– Илай, ты меня слышишь?

– Это ты, Глубокая Глотка? – орет в ответ Эйнштейн. – Ты рот прополоскал, чтобы с людьми говорить?

– Два условия, Илай! Первое: ты отдаешь нам «мочалку» и карту. Второе: отдаешь аномалов. И мы уходим. Иначе штурм. Илай, я не хочу терять своих парней, да и тебя класть не хочу, зла ты нам не делал.

Эйнштейн поднимает бровь, внимательно смотрит на меня… и вдруг подмигивает!

– «Мочалку» им, значит? – спрашивает непонятно у кого. – И карту? Я правильно услышал, Пэн?

По-моему, ему весело. Доволен стал, как сытый кот.

– Аномалов тебе обоих отдать? – кричит, надсаживаясь. – «Химик» наш, институтский, его могу, а девчонка ты сам знаешь чья!

– Не обоих, а всех троих, – прилетает реплика. – Включая Панова. Жизнь им гарантирована, я уверен, они сами это понимают.

– Не все от меня зависит, Глубокая Глотка. Мы посовещаемся.

– Две минуты, Илай! Погода нам не нравится…

Эйнштейн принимается энергично озираться:

– Мужики, где-то здесь должен быть спуск в погреб. Ищем, ищем!

– Скорее всего в кладовке, – говорю и показываю. – Поближе к «леднику». По логике, должно быть там.

Крюк сразу отправляется, не дожидаясь, пока я закончу мысль. Мы все туда набиваемся, включая Эйнштейна, мельком взглянувшего на разоренную мной картонную коробку. Дверь, ведущую из бывшей кухни в кладовку, добиваем, доламываем, чтоб не мешала. Но спуск в погреб находит все-таки Крюк.

Низкая незаметная створка, прикрытая стеллажом. Стеллаж мы сдвигаем. Висячий замок болтается на одной скобе, типа, добро пожаловать, и вот уже врата в подземелье распахнуты. Вниз ведет стальная лестница.

– Лопата! – зовет Натали.

– Пошли, пошли, – торопит всех Эйнштейн.

Бандиты не дали нам двух минут. Разнесли чем-то входную дверь. Влетает газовая граната, активно выделяя действующее вещество.

– Вниз! – рычит босс.

– Это не слезогонка, это душилка, – радует всех Лопата, стелясь по стеночке.

Ядовитое облако в тесных помещениях распространяется почти мгновенно. Заняв мастерскую, оно рвется в кладовку, дверь в которую мы своими руками скинули. И все бы для нас кончилось, не успевали мы сбежать, если бы опять не Скарабей. Встает в дверном проеме, схватившись за наличники. И поганый дым словно на преграду натыкается. Белесые клочья пытаются пролезть, обойти маленькую фигурку, но нет, никак.

Бог весть сколько отравы мальчик впитал в себя. Облако съежилось и увяло; он чуть ли не всю мастерскую очистил. И паузы этой нам хватает, чтобы убраться прочь.

– Возьми бойскаута, – просит Натали Лопату. Тот задерживается, уходит последним, подхватив Скарабея.

Закрываем дверцу, заблокировав ее чем бог послал: Эйнштейн просовывает в ручку-скобу стальной фотоштатив, поднятый с пола. Дверца хоть по виду и несерьезная со стороны комнаты, однако на самом деле массивная, обитая изнутри железом.

Когда-то здесь был винный погреб, а теперь – простое заземленное помещение, иначе говоря, полуподвал. С узкими горизонтальными окнами (они называются вентиляционными). Этакие характерные арочные окошки, искусно сделанные, если смотреть снаружи, участвующие в оформлении фасада здания. И хранятся здесь не бочки, не продукты, как встарь, а рухлядь полувековой давности: мебель, штабели стульев, ученические столы. Плюс к этому фотооборудование – увеличители, красная лампа, кюветы, сваленные в углу. Пюпитры от хорового кружка занимают много места, об них группа сразу начала спотыкаться. Ну, еще сломанные диорамы, декорации для хора и прочее имущество.

Фонари больше не нужны, света здесь достаточно.

Скарабей обвис на руках Лопаты, не то что не может идти или стоять, вообще не двигается. Громила кладет его на стол, и тот сворачивается, как эмбрион. Эйнштейн произносит с болью:

– Надорвался малыш.

– Я помогу, – выступает Горгона.

Ни секунды не колеблясь, закатывает рукав и надрезает себе предплечье. Эйнштейн торопливо разворачивает мальчика лицом вверх:

– Давай.

Кровь капает Скарабею на губы, на щеки, и он оживает, открывает глаза. Горгона прижимает свою руку к его рту, и тот начинает сосать и глотать, сосать и глотать – практически рефлекторно.

– Спасибо, – бормочет Эйнштейн.

– Иди в задницу, это не для тебя.

Скарабей отрывает окровавленные губы от надреза:

– Спасибо…

– Как ты? – спрашивает его девушка.

И опять, как недавно с Эйнштейном, я вижу и слышу в ее реплике так много искреннего и человеческого, что начинаю ей верить. Да что ж за напасть такая, сержусь я, что за прекраснодушие? Один – важная шишка в конторе, где препарируют таких, как я, вторая – дочь гангстера, способная превращать людей в куклы. Разве можно им доверять и тем более верить?

Нет ответа.

– Точка бифуркации пройдена, – слабым голосом говорит Скарабей. – Химический баланс восстанавливается.

В переводе на английский это означает – порядок, жить буду. Я непроизвольно улыбаюсь. Горгона, посмотрев на меня, тоже вдруг улыбается.

– Еще хочешь? – спрашивает она мальчика.

– Если не трудно. Миллилитров пятьдесят.

Мы, увы, притормозили из-за Скарабея, но бежать все равно нужно. Куда? Отсюда есть нормальный выход – дверь во двор, а там – ступеньки под жестяным навесом, ведущие вверх. Но во дворе нас поджидают наемники, их видно в узкие окна. Уже пятеро. Сняли мотоциклетные шлемы и натягивают на морды противогазы, собираясь идти по наши души. Видна нам и ратушная площадь, расположенная с другой стороны здания (окна из полуподвала выходят на обе стороны). Здесь, у главного входа в «Дом детского досуга», маячит еще один бандит – просто так, на всякий случай. Если прорываться через площадь, то придется лезть сквозь окна, больше похожие на амбразуры в доте. А у нас не только беспомощный мальчик в команде, но и громоздкий Лопата с его роскошным торсом. Пока мы будем выползать, как червяки из щелей, этот единственный страж, если пожелает, перещелкает нас, как уточек в тире, или, что вернее, кликнет товарищей.

Нужно делать выбор, и срочно. Выходить из полуподвала во двор, атаковать врагов, пользуясь эффектом внезапности? Но в долгой перестрелке у нас нет шансов: врагов больше, они опытнее и гораздо лучше вооружены. Даже я все это понимаю. Тогда – через окна на площадь?

Решение приняли за нас.

– Ну, хоть чем-то ты иногда помогаешь, тварь, мерзавка, большая ты сука! – с яростным удовлетворением говорит Эйнштейн. Никто не любопытствует, о ком это он. О Зоне, ясен пень.

Снаружи пошел дождь – настоящий. Сначала легкий, игривый, но быстро набирающий резвости и мощи… Наемники дружно вопят. Экипировка, вся одежда на них вдруг дымится, лезет лохмотьями, противогазы расползаются. Двое успевают понять что к чему и отчаянными прыжками спасаются в особняке, под крышей. Остальные не успевают, и смотреть на их безумные пляски, которые недолго длятся, не хочется, тем более небесная водичка очень быстро добирается до их кожи, до их лиц… нет, спасибо, зрелище на любителя.