Посмотри, отвернись, посмотри - Елена Ивановна Михалкова

пуховика, словно ждал, когда мы с ним вернемся. Пуховик-то остался прежний! Только раньше он на мне болтался, а теперь стал короток в рукавах.

В подъезде мне встретились две тетки, которых я не узнала. Прежние обитатели потихоньку разъезжались. Уехала толстая тетя Соня. Исчезли семейные старички Лида и Аркадий: он – пухлый, с волосами до плеч, она – сухонькая, с седыми усиками. Мой отец прочно обосновался в этом доме. Все соседи, мечтавшие выжить его, разбежались кто куда. Одна из квартир на нашем этаже стояла пустая, ее даже не сдавали в аренду.

– Юльк, ты чего, дверь не заперла? – спросил отец, когда я включила в прихожей свет.

Я поставила сумку и остановилась на пороге большой комнаты.

– У-у-у, кто вернулся! – В глазах отца мелькнула смесь удивления, любопытства и злой радости. – А кому поджали хвостик? Дочурке моей!

– Твою вторую дочурку убили, – сказала я, рассматривая мать: она полулежала в кресле, запрокинув голову, и не реагировала на меня. – Ты бы думал иногда, что говоришь.

– Чего? – Он расхохотался. – Кому она сдалась, убивать ее… Дурой жила, дурой померла. С дурами такое сплошь и рядом.

Я растянула губы в улыбке. Прошла в комнату, с каким-то наслаждением оставляя за собой грязные следы на полу, придвинула стул и села перед папашей.

– Ну, вторая-то дочурка у тебя вовсе не дура, – вкрадчиво проговорила я.

У отца вздернулась бровь, будто раньше него сообразив, что стоит ждать неприятностей.

– Тебе бы об этом пожалеть. Но ты же у нас такой самоуверенный… Чисто голубь на помойке!

– Язык не боишься прикусить? – Отец прищурился.

Но пока он был благодушен. Разгоняется он от спокойствия до мордобоя за три минуты, мне ли не знать. Этого времени вполне хватит.

– Голубей на помойке очень любят жрать крысы, – сообщила я и мило улыбнулась. – Все, пап. Хана твоему бизнесу.

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался он. – Жду подробностей!

У меня было время все продумать.

Я вертела это в голове не переставая, с того момента, как огласили приговор.

Лицо Олега врезалось мне в память. На нем было написано изумление. Четыре года?! Так много?! Он надеялся, что получит условный срок. Ведь Вика совершеннолетняя, и она все решила сама! Его вины тут нет!

– Ты возьмешь меня в свое дело, – сказала я отцу. – Будешь платить процент. Я займусь распространением, как и раньше.

Он расхохотался мне в лицо:

– Зачем ты мне нужна? Я, знаешь, как-то справлялся без тебя.

– Затем, что иначе я тебя сдам, – отрезала я. – Весь твой бизнес на этом закончится. Наведу на тебя не местных подкормленных ментов, а с материка.

При слове «материк» отец явственно напрягся. До сих пор он отстегивал здешним рылам. Но у него не хватит денег, чтобы прикормить еще и материковых.

– Проще тебя удавить, – с улыбочкой сказал папаша.

Взгляд у него был испытующий. Он прикидывал, на что я способна.

– Ты кое-чего не учитываешь, папа. – Я скопировала его позу: нога на ногу, руки сложены на груди. – После смерти Вики я завела кучу новых знакомств. Вынужденно. Но ты ведь меня учил из всего извлекать пользу… Мне есть чем поделиться с моими приятелями.

Отец закурил. Мать пришла в движение, словно в ее голову был встроен датчик дыма. Она зашевелилась, приподнялась… Осоловело глянула на меня, и я поразилась, как исхудало ее лицо. Щеки потемнели и запали. Мать стала похожа на испитую цыганку. Выудив из складок юбки пачку, она достала сигарету и потянулась к отцу прикурить.

Вика говорила, что отец сначала спаивал маму, а потом подсадил на наркотики. Утверждала, что в минуты просветления мама хотела выставить его из квартиры. Не знаю, так ли это, или сестра выдавала желаемое за действительное…

В голове папаши крутились шестеренки. Я буквально видела их движение. Он прикидывал, можно ли мне верить. Ведь я проходила свидетелем по делу. Общалась со следователем.

– А-а-а, я понял! – Он засмеялся и погрозил мне пальцем. – Подмахнула кому надо и теперь считаешь, что весь мир у тебя в кармане? Маленькая шлюшка… Юлька, глянь: прошмандовку вырастили! Вся в тебя.

В первый миг я не поняла, о чем он говорит. Но в следующий до меня дошло.

Отец скалился так гнусно, что я едва удержалась, чтобы не врезать грязным ботинком ему по зубам. Как раз бы дотянулась. Один хороший взмах ногой – и…

Нет! Я здесь не за этим.

Так что я улыбнулась в ответ как можно развязнее. Считает, что я грею постель следователю? Мне же лучше!

У меня не было ни малейшего сексуального опыта. Но именно в ту секунду меня озарило смутное понимание, что вообще-то я владею оружием, только пока не умею им пользоваться…

– Значит, ты хочешь вернуть все как было, – протянул отец.

Я рассмеялась.

– Ерунды не болтай! Никакого «как было» я не хочу. Это ты побираешься в нашей луже и тебе достаточно. А у меня амбиции. Слыхал такое слово?

– Нарываешься, Шурка…

Мои три минуты почти истекли. Еще пара реплик в таком роде, и он дух из меня выколотит. Даже страх перед следаком, который якобы спит со мной, его не остановит.

Что ж, я разозлила его достаточно. Можно переходить к делу.

– Я хочу продавать товар на материке. Там нормальный рынок сбыта, а не то, что у нас. Давно пора было это сделать.

– Дура! – Отец разочарованно покачал головой. – Я-то думал, тебе мозгов подвезли… Ты что, думаешь, мы одни такие умные? В городе все давно поделено! Тебя или посадят, или пальнут в башку – ты пяти грамм толкнуть не успеешь.

– Надо договариваться, – возразила я. – Ну, поделено. И что? Все меняется.

– И кто, по-твоему, этим будет заниматься?

– Ты, – просто сказала я.

Пока мы с отцом разговаривали, я изучала его. Он совсем не изменился за эти два года. Не постарел ни на день, даже седины в волосах не появилось. Раньше я видела его глазами ребенка, и отец казался мне красавцем. Теперь, по прошествии двух лет, я могла взглянуть на него со стороны.

И знаете что?

Он по-прежнему оставался красавцем.

Ровные белые зубы – уму непостижимо, при его-то образе жизни! Густая шевелюра, челка лежит волной. Глаза карие, с очень ярким белком, будто содой начистили. Синие глаза у нас с Викой в мать.

Смуглый, гибкий, быстрый. Опасный. Когда я уходила из этого дома, мне казалось, что во всем мире нет никого страшнее моего отца.

Но с тех пор многое произошло. Самым страшным оказался не он.

Сейчас я отчетливо видела, что папаша – просто мелкий барыга, как