Сыск во время чумы - Далия Трускиновская

– Бог в помощь, господин Самойлович, – начал было, подходя к нему, Архаров, но доктора тут же зашипели сзади, кто-то удержал его за плечо. Архаров повернулся и увидел испуганные лица.

И тут же услышал смех Самойловича.

– Ничего, сударь, можем говорить и при соблюдении дистанции!

Архаров удивился, что его не спрашивают про имя и звание. Решил представиться сам.

– Ее величества Преображенского полка капитан-поручик Архаров, – сказал он. И нагнул крупную голову, что в сем случае означало поклон.

– Данила Самойлович, заведующий здешними чумными бараками.

– А для чего дистанция?

– Для того, что эти господа мне не вполне доверяют, – Самойлович показал на недовольных петербуржских лекарей. – Я, видите ли, не полагаясь на старые методы, самолично составил рецептуры трех курительных порошков. Одежда, что вы на мне видите, снята с зачумленных и окурена по моему способу. Нарочно ее ношу – чтобы вразумить сомневающихся. А вы полагали, я иной не имею?

Архаров поглядел на врача пристально.

– Полагаю, сударь, что имеете. Пойдемте туда, где сможем удобно все обсудить. И пошлите служителей – у меня в обозе раненые и обгоревшие.

Он, сделав рукой знак, запрещавший Левушке следовать за ним, преспокойно подошел к Самойловичу, и тот повел его на монастырский двор, показывая, где что было во время бунта.

Колокола звонили загадочно – проходя по двору, Архаров попадал в места, где они совершенно не давали говорить, а были и другие места – там звон не проникал в голову, заполняя ее, а оставался снаружи.

Узнав о поджоге Головинского дворца, Самойлович искренне огорчился.

– Это фабричные шалят. Нагнали в Москву работных людей, а работы их лишили, кормиться нечем – вот и шалят. У нас тут кирпичные заводы кругом – там там сотни мужиков из-за морового поветрия без работы остались, кормиться нечем, куда податься? Вот и шалят…

– Чума – не оправдание, – возразил Архаров. – А кара Божья.

– Чума – испытание Божье, – возразил врач. – Она все вверх дном перевернула. У нас тут кладбища новые, каждый день на фурах покойников привозят, хоронить толком нет возможности, закапываем без отпевания…. потом всех скопом отпоют. Так вот, господин Архаров, при том, как бунтовщики ворвались к нам, случилось две фуры с мортусами. И мортусы обороняли вместе с нами чумные бараки.

– Обер-полицмейстер, выходит, сбежал, а негодяи заместо полиции трудились? – переспросил Архаров.

– Я этих негодяев знаю лучше вашего, сударь. У них под колпаками – у которого клеймо «вор», у которого ноздрей нет. Но прошу запомнить, что за труд мортуса каждый из них взялся добровольно. Я их видел так, как вас сейчас вижу, и из рук в руки давал им хлеб и курения. Когда они за нас вступились, я не удивлялся…

Помолчали.

Внезапная суровость Самойловича, когда речь зашла о мортусах, несколько озадачила Архарова. Тем более, что он уважал норовистых противников – пусть даже в краткой беседе. Очевидно, немало значило имя: Даниил – «суд Божий». Он и сам был скор на проявления норова – особенно сегодня утром, когда разгонял зевак у горящего дома…

Вспомнив про тот пожар, Архаров тут же вспомнил и немца Шварца.

– Я полицейского служащего привез, его едва не сожгли заживо. И в спасении поджигателей приняли некое участие столь любимые вами мортусы, – хмуро сказал он. – Сей господин гонялся за мародерами по зачумленным домам – может статься, уже сделался заразен.

– Хорошо, что сказали. Что вы еще доставили, кроме лекарей и раненых?

– В обозе есть какие-то мешки и сундуки. Об этом лучше лекарей спрашивать. Вскорости будет большой обоз из Москвы с одеждой и продовольствием. Кроме того, нужно разместить охрану. Укажите, где на безопасном расстоянии ставить палатки.

Они заговорили о делах хозяйственных, и тогда лишь возникшее из-за мортусов отчуждение несколько рассосалось.

– Хочу, сударь, сделать вам подарок, – сказал Самойлович. – У нас в Москве и в чумное время книги издаются. Ванюша! – позвал он идущего через двор больничного служителя. Тот подошел, но не слишком близко.

Самойлович велел принести с дюжину книжиц, и Архаров поморщился – читал он лишь тогда, когда иначе узнать нужные сведения было никак невозможно. И то – норовил спихнуть буквенную повинность на того, кто случится рядом, – чаще всего на Левушку.

Но подарок был принесен и окурен в дыму горевшего тут же, на дворе, костра, куда Самойлович подсыпал своих чудодейственных курений. Архарова от аромата чуть с души не выворотило.

– Сей труд Орреусов я бы как учебник арифметики издавал, чтобы в каждом доме имелся! – Самойлович вручил Архарову книжицу, на которой было напечатано «Краткое уведомление, каким образом познавать моровую язву, также врачевать и предохранить от оной».

– Орреус, что назначен московским штадт-физиком?

– Он самый. Раздайте господам офицерам. Пусть прочитают вслух солдатам.

Архаров кивнул – это было неглупо придумано.

– Дайте еще, – попросил он. – Для измайловцев, семеновцев и конногвардейцев. Я сегодня буду ночевать на Остоженске, у господина Еропкина, передам.

– Его сиятельство там теперь разместится?

– Так решено. С вами для охраны останутся господа Бредихин и Медведев. Я их вам сейчас представлю.

Левушку Архаров решил не отпускать от себя до последнего – ну как юный шалопай тоже вздумает обрядиться в армяк, снятый с чумного покойника? Бахвальство – великая сила, и Левушка не всегда умел ей сопротивляться.

– Весьма благодарен. Постараюсь обеспечить им все возможные удобства.

Словно в подтверждение, весомо бухнул колокол.

– Тишины бы им малость. Ночью не спали, а тут у вас трезвон, – прямо сказал Архаров.

– Колокола будут бить, – отвечал Самойлович. – Сказывали, его сиятельство приказали, чтоб прекратить трезвон. А я скажу – где звонят, там больные скорее выздоравливают. Не я один – многие врачи сию примету знают.

– А чем объясняется? – спросил Архаров.

– До этого я еще не добрался. Воля ваша, сударь, а у нас в Даниловом на колокольнях как звонили, так и будут звонить! – задиристо сказал Самойлович. – Нам людей спасать надобно! Ничего, в Москве не слышно.

– Так и в Москве звонят, – успокоил его Архаров, которому увлеченный своим трудом врач наконец сделался искренне симпатичен. Вот только показывать свою симпатию он не умел и полагал, что такого утешительного ответа вполне довольно.

Убедившись, что палатки поставлены, место для двух пушек найдено удачно и караулы назначены, что горят костры и варится каша, он собрался уезжать. И, подходя к коню, уже мыслями был далеко от Данилова монастыря – у Варварских ворот…

Вспомнив важное, он отдал поводья Левушке и вернулся к монастырским воротам. Там потребовал, чтобы отвели к немцу Шварцу. Шварц был нужен, в сущности, для одного вопроса: где в Зарядье и прилегающих к Зарядью улицах потайные трактиры, кабаки и торговля припасами по немыслимым ценам. Коли Шварц – полицейский, и место его службы – Зарядье, должен знать.

– На что вам, сударь? – спросил Шварц. – Вас должно снабжать провиантом на казенный счет.

Архаров помолчал – пускаться в объяснения насчет меченых рублей он не хотел.

– Ищу одного человека. Полагаю, содержатели сих притонов смогут навести на след.

Тут он солгал – он искал сразу троих. Он искал три ниточки, кои вели бы к благообразному купчине, бесстыже совравшему возле Всехсвятской церкви, к вороватому торговцу, в чьих карманах могли оказаться побрякушки из пропавшего сундука, и к дьячку Устину Петрову – самому из всех подозрительному.

– Сии притоны небезопасны, – отвечал Шварц. – Рекомендовать знакомство с оными не могу.

– Мне не рекомендации, мне местоположение требуется.

– Никак не могу.

Проклятый немец, черная душа, уперся – и его сопротивление оказалось сильнее архаровского натиска. А сопротивлялся он так, что любо-дорого посмотреть и послушать: голос сделал тихим и вялым, отвечал одно и то же по десять раз, теми же словами, смотрел в пол и всем видом выражал крайнюю степень усталости от бестолковой беседы. Наконец Архаров не выдержал и высказался в том смысле, что устал слушать, как хрен жуют, и шел бы немец со своим хренословием через два хрена вприсядку, и чтоб ему его запирательство хреном вышло.

Он не часто предавался таковой изящной словесности, но немец своей унылой речью и не одного Архарова разозлил бы.

На том и расстались.

Проститься с Матвеем не получилось – доктор спал.

На Остоженке в еропкинском доме уже был доподлинный бивак. Архаров велел доложить о себе графу Орлову. Тот принял его в хозяйском кабинете, выслушал доклад. И велел с завтрашнего же дня, отложив все иные попечения, заниматься розыском убийц митрополита Амвросия.

Архаров попросил себе в помощь подпоручика Тучкова, сказав о нем такие хорошие слова, что сам Левушка, ежели бы услышал – ушам бы не поверил. Граф не возражал – и впрямь, без помощника не обойтись.