Свидетелей не оставлять! - Ричард Пратер

Лин сидела нахмурившись.

— Шелл, но в городе есть по крайней мере еще триста руководителей других сект, готовых умереть, лишь бы дискредитировать «Всемогущего». Следовательно, они в какой-то мере на твоей стороне.

— Верно. Они ненавидят Траммела больше, чем меня. Небось сейчас все сектанты готовы переметнуться к Траммелу, и их несчастные руководители действительно огорчены. Если бы я только мог сообразить, как ему удалось выкинуть это чудо! Но я в тупике. Я практически... — И вдруг в моем мозгу, как ракета, взорвалась догадка, я тихо произнес: — Проклятье! Как можно было такое упустить из виду? И это я — бывший моряк! — Глянув на Рэнди, потом на Лин, рассмеялся. — Только, ради бога, не упадите! Я знаю, что он проделал!

Глава 25

Была среда, почти девять часов вечера. Я опять лежал на животе, прижавшись к земле, между «Комнатой истины» и шатром траммелитов. Точно на том самом месте, где погиб Артур Траммел. Но он в данный момент красовался и бушевал на сцене. Я не мог его видеть, но слышал отлично.

«Всемогущий» нес свой обычный бред, обращаясь к огромной толпе. На проповеди присутствовало не менее десяти тысяч старых и новых слушателей. Занавеси по обе стороны шатра были подняты, поскольку народу собралось столько, что многим пришлось расположиться прямо на земле. Меня еще никто не заметил, но когда собрание закончится и зажгутся огни, чтобы осветить шествие Траммела в «Комнату истины», прекрасно разглядят. Особенно когда я войду в шатер.

За порядком наблюдало не более полдюжины охранников, не так, как в тот день, когда Траммел стал жертвой взрыва. Теперь было понятно, почему тогда потребовалось такое большое их количество. Эти люди осуществляли задуманный трюк — смерть Траммела. Они должны были проследить за тем, чтобы никто не попал в опасную зону, до того как туда войдет сам «Мастер». Но сегодня единственный охранник, который находился снаружи, лежал без сознания в пятидесяти ярдах от меня с большой шишкой на голове.

Вчера, после того как меня осенило, я потратил целый час, чтобы все рассчитать. Не знаю, кто помогал Траммелу и «наставникам», но сообразил, откуда сам могу получить помощь.

Я отправился к моему старому другу Гарри Фелдспену, главному управляющему студии «Магна» в Голливуде. Он связал меня с парнем, который мог меня обеспечить всем необходимым. После объяснений, которые заняли всего десять минут, я уже спокойно спрятал мое оружие. Парня звали Билл Грейндж, он был главным специалистом по организации различных эффектов в студии Фелдспена. Как только мы поняли друг друга, я объяснил, что от него требуется, а он сказал, что может это сделать, и сделал.

Все было готово. Грейндж помог мне устроиться на месте, но теперь ушел. Я остался наедине с траммелитами, которые, благодаря своему «Мастеру», прекрасно меня знали. Он продемонстрировал им мою фотографию на тот случай, если кто-то еще не представлял, как я выгляжу. И в данный момент воскресший «Всемогущий» как раз говорил обо мне, призывая паству к убийству, доводя их ненависть ко мне до точки кипения. Он систематически делал это с тех пор, как вернулся. Так что траммелитам было не так уж трудно узнать меня. Волосы мои были выкрашены, но оставались, как всегда, коротко подстриженными. На мне была коричневая спортивная куртка и потрепанные слаксы медного цвета. Из-под куртки выглядывала часть белой рубашки и ярчайший, красный с желтым галстук. Поверх всего был плащ, на ногах, естественно, башмаки.

Пора было начинать. Я встал и двинулся вперед, осторожно переступив через тонкую проволоку, которую протянул Грейндж. Нельзя было допустить, чтобы все взорвалось прямо мне в лицо. Пока.

Я почти дошел до шатра, когда зажглись фонари и все смогли меня увидеть. Но глаза присутствующих в этот момент были обращены к Траммелу. Потом одна женщина повернула голову и уставилась на меня, затем подтолкнула мужчину, сидящего рядом с ней слева. Траммел в это время двинулся по сцене, а я проскочил в шатер и остановился перед толпой.

Наступила минута молчания. От потрясения. На меня смотрели тысячи глаз. Все сразу меня узнали. А когда гул толпы начал нарастать, я повернулся к Траммелу.

«Всемогущий» не колебался, не ждал. Через микрофон, прикрепленный к груди, он немедленно закричал:

— Убейте его!

Толпа ринулась ко мне с воем и визгом. Я увернулся, бросился к «Комнате истины», повторяя путь Траммела в тот вечер, когда он отдал богу душу.

А на том самом месте, где он умер, дернул за провод, натянутый Грейнджем. Раздался взрыв, взвился дым, слепящим пламенем вспыхнул сильный огонь. Взрыв, дым, вспышка. Меня не задело, но обдало горячим ветром, лизнувшим кожу. И хотя веки мои были крепко сжаты, открыв глаза, я обнаружил, что зрение мое несколько затуманилось.

Находящиеся рядом были ослеплены и поэтому какое-то время не могли ничего видеть. Дым и пыль начали оседать, и тогда я пролез вперед, сорвал плащ и швырнул его в сторону, так же как неделю назад, должно быть, это проделал Траммел. Все было готово, все лежало на месте: левая нога валялась рядом с левой рукой, а правая, оторванная до колена, была живописно уложена ярдах в десяти. Это были отвратительные, очень реалистичные человеческие конечности; понять, что они не настоящие, можно было, лишь взяв их в руки. Но люди обычно не касаются оторванных рук и ног.

Вчера меня просто поразила мысль о муляжах. Удивило, как это я, бывший моряк, видевший сотни таких окровавленных и растерзанных резиновых чучел, которым якобы были нанесены увечья, не подумал, что «Всемогущий» тоже смог ими воспользоваться. Я знаком с пластиковыми куклами, которые применяют, чтобы сохранить картину преступления, но муляжи, что были на флоте, ничем не отличались от живых прототипов. С их помощью нам демонстрировали, что остается на поле боя после нанесения смертельного удара бомбами. Мои руки и ноги, над которыми потрудился Билл Грейндж, были настоящим произведением искусства.

Я упал на землю там, где заранее вырыл три аккуратные ямки. Поскольку плащ был отброшен, из-под рубашки, разорванной еще дома, оголилась грудь, из которой выступал окровавленный кусок пластикового мяса. Он был сделан из тонкого материала, соответствующим образом скручен и покрыт красной краской. А засовывая в вырытые дыры ноги, я потянул скрепленные ниткой брюки и таким образом открыл еще больше кровавого ужаса, скрывавшегося под одеждой. Ноги мои были спрятаны глубоко в земле: левая — до бедра, правая — до колена.

На расстоянии фута от меня лежали резиновый мешок, в котором хранился галлон куриной крови, и последняя маскировочная деталь — гениальное изобретение Билла Грейнджа. Я схватил ее, быстро набросил на голову, расправил руками.

Тонкий пластик легко натянулся, под моей бровью появилось красно-черное сморщенное пятно, из которого на тоненькой резиновой ниточке свисал глаз. Я даже ощутил на щеке болтающийся прохладный круглый шарик, когда поднял мешок с кровью.

По моим расчетам, на все про все требовалось пять секунд, прежде чем толпа начнет приходить в себя, к людям вернется зрение. Я сосчитал две секунды, когда сунул ноги в дыры, три, когда натянул на голову мешок, четыре, опрокидывая мешок с кровью и размазывая ее по лицу, волосам, груди, обрубкам ног и руки. На счет «пять» отбросил мешок, опрокинулся на спину и запустил левую руку по локоть в третью дыру. Я лежал тихо, затаив дыхание, глядя вверх, на крутящийся надо мной столб пыли и дыма. Лежал и ждал реакции людей на мой ужасный, изуродованный труп.

Прошло еще некоторое время, прежде чем толпа начала собираться вокруг. Правым глазом я видел на их лицах выражение ужаса и отвращения, многих тошнило. И все это время я сознавал, что Траммел понимает, что происходит. Люди продолжали кричать, обращаясь к тем, кто еще находился в шатре. «Всемогущий», несмотря на взрыв, который он, несомненно, слышал, по-прежнему визжал, призывая меня убить.

Но я уже был мертвым. Мертвым и окровавленным. Вероятно, самым окровавленным человеком в мире. Руки и ноги разлетелись в разные стороны, из меня все еще текла кровь, так же как она текла из Траммела. Голоса смолкли. Перед лицом смерти всегда очень торжественно.

Но постепенно на лицах немногих одновременно с отвращением появилось и несколько озадаченное выражение. Для тех, кто наблюдал «гибель» Траммела, повторение точно таких же обстоятельств могло показаться странным. Вся разница заключалась в том, что никто не набросил на мой труп одеяла, как это было сделано тогда. Больше никаких различий не было.

Хотя я и понимал, что мои настоящие руки и ноги в ближайший момент могут тоже оказаться оторванными, все же мне было забавно наблюдать это внезапно возникшее сомнение и недоверие. Я смотрел на этих идиотов, которые всего несколько минут назад жаждали моей крови, и хотел, чтобы случившееся со мной глубже проникло в их сознание. И я дал бы им на это время, если бы не опасался, что может примчаться Траммел и выстрелить мне в голову.