Это злая разумная опухоль - Питер Уоттс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он был ласковым, хотя и пытался это скрывать. У него отлично получалось быть недотрогой днем (минус традиционные бодания у холодильника за обедом). Но поздно вечером – когда выключался свет – он медленно забирался на кровать, крался по матрасу к изголовью и растягивался на голове у того, кто оказывался ближе. Иногда нас будило мурлыканье; иногда мы просыпались оттого, что задыхаемся, а наши рты забиты шерстью. В любом случае мы вели себя тихо, чтобы его не спугнуть, но на самом деле в этом не было нужды. Как только Чип переключался в Режим Шляпы, требовалось землетрясение, чтобы его прогнать.
А кто смог бы забыть тот случай, когда он выхватил контактную линзу у меня из глаза одним движением когтя?
Мы давно уже знали, что ему осталось недолго. Во время одного из бесчисленных опустошающих семейный бюджет путешествий к ветеринару тесты обнаружили одновременно ВИК и кошачью лейкемию; тогда врач сказал нам готовиться к его смерти в течение нескольких дней. Но это было в две тысячи одиннадцатом, и с тех пор Чип выдерживал любые испытания, которые подкидывал ему собственный рехнувшийся организм. Мы и забыли, насколько он смертен. Даже в последнюю пару недель, когда он перестал есть и начал терять вес – когда он воротил нос от корма Wellness, и от тунцовых хлопьев, и от гипоаллергенной еды, за одну банку которой просят ВНП латиноамериканской страны, – я был не слишком обеспокоен. «Опять он за свое, – думал я. – Очередная ложная тревога для привлечения внимания. Мы залезем в накопления, отложенные булочкам на колледж, заплатим еще несколько тысяч и откупимся от этого, как откупались всегда. Дурацкий кот». В конце концов, до этого он всегда выкарабкивался, всегда побеждал судьбу; а еще впервые за все это время у него стало лучше с ушами.
Так что мы отвезли его к ветеринару, где обнаружилось, что третье веко у Чипа мертвенно-бледное. И неожиданно я заметил, что и нос его – обычно ярко-розовый – тоже побелел. А потом пришли результаты анализа крови – красных кровяных телец у него оказалось раз в восемь меньше, чем нужно.
Он задыхался, задыхался на клеточном уровне. Частота дыхания у него уже повысилась, пытаясь это компенсировать – как будто ускоренное дыхание может что-то изменить, когда внутри осталось так мало пигмента, чтобы улавливать O2, с какой бы скоростью тот ни поступал. Костный мозг Чипа умер, и кости сделались полыми, как у птицы, пока мы были заняты тем, что не обращали на это внимания.
Дни, сказал врач. И смерть не будет легкой, она будет ужасной. Он умрет медленно, задыхаясь. Ощущение утопания, которое не прекращается, сколько бы воздуха ты ни набирал в легкие.
Поэтому вчера мы избавили его от этого. Смерть была не такой мирной, как нам обещали. Снотворное оказало совершенно противоположный эффект, напугало его и разбудило. Какое-то время я сдерживал его судорожные метания, а потом отпустил, пошел за ним следом, пока он стонал и тащился по комнате в маленький темный закуток туалета, который мог хотя бы предоставить ему уют замкнутого пространства. Там я обнял его, и мы сидели вместе, в темноте, пока не приехал ветеринар с дозой какого-то нового лекарства, которое, господи, пожалуйста, не должно было обосраться так же, как предыдущее. Глаза Чипа были ясными до того самого момента, как закрылись. Мы похоронили его в саду за домом, неподалеку от Банана, завернутым в мою последнюю футболку с Jethro Tull («Rock Island»: не лучший их альбом, но отличная картинка на обложке). Вместе с ним мы погребли бутылочку спрея от пятен кошачьей мочи, который нам больше не потребуется.
Энтропия победила снова, и теперь Вселенная стала чуть менее сложной, стала чуть беднее. В мире миллиард других котов и ежедневно рождаются новые тысячи. Хорошо, что все умирает – я постоянно это себе повторяю – иначе бессмертие лишило бы надежды всех тех других созданий, которые ищут себе прибежище, только чтобы узнать, что все номера в гостинице заняты. Но есть так много степеней свободы, даже в такой маленькой мохнатой головке. Так много различных способов, которыми могут соединиться синапсы, так много необычных проявлений этого уникального соединения. Есть миллион других пушистиков, миллион других ясноглазых мохнатых пятнистых белых котов, но другого Чипа уже не будет. С этой частью Вселенной покончено, и, как всегда, я не могу по ней не скучать.
Прощай, глупый, проблемный, затратный кот. Ты стоил каждого пенни – и гораздо большего.
Камера ужасов
(Журнал Nowa Fantastyka, ноябрь 2016 года)
Быть может, вы знаете, что, задолго до того, как стать писателем, я был биологом. Но, возможно, не знаете, насколько глубоко уходят эти корни: куда дальше того момента, когда я ступил на землю университетского кампуса. В самое детство.
Тогда я очень плохо разбирался в биологии. Попросту чудовищно. Теперь я стар и полон раскаяния, и болею какой-то странной штукой, которую никто не может опознать, и поэтому решил, что пора примириться с собой. Считайте это предсмертной исповедью, сделанной заранее, чтобы избежать спешки.
Намерения мои всегда были благородны. Я люблю других созданий почти так же сильно, как ненавижу людей; главная ирония моей жизни в том, что я плохой биолог: во мне слишком много сострадания, и я не могу заставить себя проводить эксперименты над меньшими братьями с безжалостной отстраненностью, которой требует Наука.
Но я не просто люблю жизнь; я хочу знать, как она работает, и всегда хотел. Я решил стать биологом в семь лет; к четырнадцати уже строил метаболические камеры из стеклянных банок.
На самом деле это проще, чем звучит. Вставьте соломинку (А) в крышку стеклянной банки. Положите внутрь поглотитель CO2 (B). (Я использовал средство для чистки труб Drano.) Посадите туда животное, закройте крышкой и – вот что самое классное – запечатайте кончик соломинки мыльным пузырем. Животное вдыхает O2, выдыхает CO2; Drano впитывает CO2, уменьшая количество газа в банке и затягивая пузырь в соломинку. Если знать объем соломинки, можно измерить объем потребления O2 тем, кто сидит внутри, измерив скорость, с которой движется пузырь.
Круто, да?[74]
Только один важный момент: Drano едкий, так что его нужно держать отдельно от животного. Я надежно укрыл его
