33 способа превращения воды в лекарство - Рушель Блаво

Месяцы – годами.

И когда года перерастут в века,

Тогда наступит миг,

Гордость которого оставит все пределы низости,

А праздность выльется в реку времени.

Полем весенним унесутся знаки до глубин,

Воды до души,

Деревья до высот.

Мир.

Когда я произнес финальную фразу, то понял, как разумно поступил, когда отвел себе роль только чтеца. После прочтения этого текста я уже ничего не мог больше делать – так велики были энергозатраты. Я чувствовал себя совершенно опустошенным.

Я лег на траву и стал смотреть, как Александр Федорович, сняв по такому случаю малиновый колпак, предельно аккуратно смачивает рану на голове Петровича невесть откуда взявшейся тряпочкой. Мертвая вода явила себя во всей своей красе: рана исчезла, голова Петровича стала такой, какой мы ее привыкли видеть. Не чудо ли! Белоусов гордо улыбался, когда закапывал тряпочку саперной лопаткой глубоко в землю.

А тем временем наступила очередь Мессинга, за работой которого было приятно и радостно наблюдать. Элегантным движением Мишель снял пробку с фляжки, на которой красовался немецкий орел, принюхался к воде, удовлетворенно хмыкнул и приступил. Создавалось впечатление, что всю свою предшествующую жизнь мой друг только и делал, что лил живую воду в уши и рты тех, кто в этом нуждался, – так профессионально у него это получалось. Сначала голова Петровича была повернута влево и вода, соответственно, вылита в правое ухо, потом та же операция была проделана с левым ухом. После этого Мессинг аккуратно подержал свои ладони под ушными раковинами Петровича, голова которого теперь лежала на затылке. Когда же стало ясно, что живая вода проникла внутрь нашего друга, Мишель левой своей рукой приподнял голову Петровича за затылок, а правой стал вливать воду в приоткрытый рот зятя. Тут мне стало казаться, что время остановилось; что струйка воды из немецкой фляги будто застыла, превратившись в лед. Но наконец Мессинг отнял серебристое горлышко ото рта Петровича и вежливо закрыл пробку.

Тогда же замерли мы все. Признаться, я почему-то был уверен, что Петрович тотчас вскочит и улыбнется нам. Но этого не происходило! Петрович продолжал лежать на траве в той позе, в какой оставил его Мессинг. Я поднялся и подошел к Белоусову. Сказать, что лицо Александра Федоровича было разочарованным – значит не сказать ничего. Он снова облачился в свой малиновый колпак, но было видно, что до состояния гармонии с внешним миром нашему долгожителю еще очень далеко.

Мы отошли в сторону, оставив Мишеля рядом с зятем. Мы молчали, хотя надо было, наверное, говорить. Но о чем?.. Похоже, Алексия осталась молодой вдовой, Полька и Колька – сиротами. Принесла же нелегкая Петровича в Индию…

И тут мы услышали радостный крик Мессинга:

– Коллеги! Есть пульс! Я его нащупал!

В долю секунду мы с Белоусовым оказались возле Мишеля и, не сговариваясь, склонились над Петровичем. Щеки его стали розоветь, уже можно было различить дыхание…

– Мишель, – не выдержал я, – нам стоит как-то вмешаться? Может быть, сделать искусственное дыхание?

– Полагаю, что нет. Все, чем мы сейчас можем ему помочь, это просто ждать. А с остальным он справится сам. Точнее, справится живая вода в его организме. Еще точнее – организм Петровича при помощи живой воды.

Свершилось!

И действительно, через четверть часа Петрович открыл глаза, приподнялся на локте, посмотрел на нас и улыбнулся. Мы помогли ему встать на ноги. Краем глаза я увидел, что Белоусов прослезился, как тогда в предгорном отеле при прощании с нами и как при недавней встрече со мной на берегу Мертвого озера. «А старик наш становится сентиментальным», – не к месту подумалось мне. Однако эта дурацкая мысль отлетела в сторону, как только Петрович заговорил – причем нормальным, самым обычным голосом:

– Ребята, а что было-то?

Тут мы втроем не выдержали и искренне, от всей души, захохотали. Как давно я не испытывал подобных чувств! Как давно мне не доводилось обретать утраченное, находить нечто, казавшееся потерянным безвозвратно! Как давно!

Мы обнялись только тогда, когда Петрович, наконец, понял, что пребывал до этого если и не в состоянии смерти, то в очень похожем.

Нарисовываются еще кое-какие дела…

Итак, вопросы воды прояснились. Теперь задача нашего предприятия была сверхпростой: спуститься вниз, вернуться автобусом в Дели, оттуда совершить беспосадочный перелет в Петербург, где в лабораторных условиях исследовать пробы воды из Живого источника. Однако первое, что мы сделали перед спуском, – это связались с Алексией и Настей по кристаллическому гидропередатчику и сказали, что у нас все хорошо и что Петрович жив. Алексия ответила радостным посланием, рассказав, что Колька и Полька сразу, как только пришла счастливая весть из Гималаев, перевернули весь дом вверх дном, и урезонить их не было никакой возможности. А вот послание Насти дало нам понять, что здесь еще не все сделано:

Настя Ветрова

Дорогие вы мои!

Как же я рада, что Петрович жив и что все вы в порядке и возвращаетесь домой! Я вылетаю из Вевельсбурга завтра утром, потому что тоже все сделала – письма Эдварда расшифрованы полностью. Нет смысла передавать вам их все детально. Как я и ожидала, хватит моего резюме этих посланий. Однако сначала сообщу то, что, возможно, заставит вас еще ненадолго задержаться в Индии. Сядьте, чтобы не упасть от этой новости. С августа 1943 года по апрель 1945 года все послания от Эдварда приходили – барабанная дробь! – с Южной части гималайских гор!!! За те месяцы, что гессенский профессор-гидролог провел в тех местах, где сейчас находитесь вы, ему удалось сделать анализ воды из нескольких десятков предгорных и горных водоемов. До декабря ничего интересного, как и в прежних посланиях Эдварда, что приходили в Вевельсбург из Гессена. А вот дальше несколько восторженных писем, из которых ясно, что Эдвард нашел то, что искал. Со всей ответственностью заявляю, что первая проба воды, соответствующей предмету поиска хоть в какой-то степени, была взята Эдвардом из озера Прошлого; на это указывает полное описание им того, в каком виде увидел он офицеров группы «Афанасий Никитин» на берегу этого водоема – те самые три статуи. Далее, если строго следовать хронологии посланий Эдварда, им было обнаружено Мертвое озеро. В письме от 7 января 1945 года Эдвард дает подробное описание характеристик и свойств такой воды, которая тождественна вашим наблюдениям над водами как раз Мертвого озера. Однако Эдвард не спешит переправлять эту воду в Третий рейх. Из последующих писем становится понятно, что Вевельсбург требует немедленной передачи проб в Германию, Эдвард же всеми правдами и неправдами уходит от того, чтобы передавать воду из Мертвого озера своему эсэсовскому начальству. Я поняла, друзья, что наш Эдвард либо понял пагубность задач Аненербе относительно обнаруженной им воды, либо осознал, что крах нацистов не за горами. Но как бы там ни было, а Эдвард ни одной капельки той воды никуда не отправил. В последнем же его сообщении – от 20 апреля 1945 года – Эдвард поздравил фюрера с днем рождения, после чего только указал, что обнаружил еще один вид воды, который в будущем перевернет представления человечества, сделает жизнь человека на земле лучше. В финале этого сообщения Эдвард сжег, что называется, все мосты, потому что написал буквально так – я цитирую: «…ни один грамм от этой воды никогда не поступит на службу фашистам; миссия моя теперь – сберечь эту воду от посягательств людей злонамеренных, к каковым отношу всех вас. Прощайте!» Конечно, сразу понятно, что Эдвард обнаружил живую воду – ту самую, что вы нашли в Живом источнике и которая помогла вернуть Петровича – ура! – к жизни. Уверена, друзья, что на обратном пути вы узнаете еще что-то такое интересное… Сгораю от любопытства… Счастливого вам пути, мои родные! До встречи на берегах Невы!

Всегда ваша

Настя Ветрова.

– До наступления темноты, – сказал Белоусов, – нам надо успеть спуститься к тому месту, где сегодня утром мы оставили Ахвану. Там уже и решим, что делать дальше.

Ахвана и его новая миссия

Быстро собравшись, мы двинулись в путь. Спуск был легкий, даже, я бы сказал, веселый, потому что настроение у нас всех было жизнерадостное. Так все хорошо получалось! Ахвану мы застали там же, где и оставили. Но нам предстояло удивиться. Мы покинули брахмана, крепко-накрепко связав веревками, теперь же наш бывший проводник сидел возле потухшего костра, не обремененный путами. Ему удалось каким-то образом освободиться, но почему-то, став свободным, Ахвана совершенно не стремился бежать.

Мы вчетвером обступили брахмана, а тот только улыбнулся. Однако потом сказал: