Грозовой август - Алексей Котенев

Колонна медленно подползала к высоте. В низине душно, как в бане. Сюда не залетал ветер, горячий воздух стоял неподвижно, и сизый дым висел над машинами. Замшелые скалы все выше поднимались над головой, закрывая солнце. На их острых зубцах лежало узкое небо, там плыли редкие облака, как прозрачные льдинки. Вдруг сверху раздалась длинная пулеметная очередь. Гулкое эхо выстрелов покатилось к дальнему хребту. Десантники мигом спрыгнули с брони, распластались на земле, увидели, как над рыжей травой, над папоротником поплыли светло-сизые клубочки дыма.

— Начинается, — с досадой процедил Хлобыстов, смахнув сбегавшие со щек капельки пота.

Головная походная застава остановилась. К машине Хлобыстова, за которой шел Будыкин, подбежал разведчик, доложил:

— Косит, проклятый, под корень. Двоих саперов наповал...

По высоте ударили танковые пушки. На склоне горы взметнулись султаны пыли и дыма, полетели в стороны камни, запахло сгоревшим порохом.

Пулемет умолк, но это никого не обрадовало. Не ясно было, что там, на Верблюжьей высоте. Опорный пункт или случайная позиция бежавшего из Халун-Аршана пулеметчика? И почему замолчал пулемет? Накрыли снарядом? А может быть, самурай ждет подходящего момента? Подойдет пехота, он и резанет в упор. Пулемет танку не помеха, а если там и пушки? Пока обнаружишь амбразуру, развернешься, прицелишься — самурай успеет не один раз выстрелить.

Командирский танк медленно двинулся вперед. За ним пошли и другие машины. Хлобыстов воспаленными глазами смотрел на высоту, поглядывал и по сторонам, стараясь предугадать, откуда японцы могут открыть огонь. «Бесстрашный» вышел на место, где были обстреляны разведчики и саперы. На краю обрыва вверх лицом лежали два бойца, сраженные внезапной очередью. «Вот и первые наши жертвы на этой восточной войне, — с горечью подумал Андрей. — А если грохнет пушка — и нам несдобровать».

Но вместо пушки по танку градом ударила пулеметная очередь. Пули отскакивали от брони, никому не причиняя вреда: десантники хоронились за машиной.

— Строчи, строчи, все равно не пробьешь! — сказал Хлобыстов, рассматривая через зеленоватое стекло триплекса заросший подлеском склон высоты. «Ага, вот он!» — Андрей увидел на срезе ближней скалы узкую щель — бойницу. Ее края были, видимо, замазаны серым цементом, зацвели зеленоватым мхом и совершенно сливались с таким же серо-зеленым фоном.

Увидел бойницу и командир башни. Ствол пушки пополз вверх: сержант нажал электроспуск, грянул выстрел. Парившие в небе орлы пошли по крутой спирали ввысь. Снаряд ударил в скалу над верхним краем бойницы. Посыпались вниз камни, гулко грохаясь на кремневую тропу.

— Мазила! — с раздражением сказал Хлобыстов, щелкнув переговорным ключом.

Командир башни вновь прильнул к прицелу, сделал поправку в наводке, выстрелил. Снаряд угодил в самую бойницу. Из щели брызнула щебенка, вылетело облако черного дыма, как из трубы.

— Дай им чертей! — крикнул лежавший за танком Баторов.

И танкист «давал». Со звоном падали на стальное дно танка опорожненные «стаканы», из них струился дымок. Пулеметная амбразура с каждым взрывом становилась шире. Наконец огонь прекратился. Направляющая тридцатьчетверка головной походной заставы пошла вперед, как бы испытывая, что будет дальше, есть ли у противника орудия? За ней двинулись еще два танка. Андрей до боли в глазах смотрел на ближний склон высоты.

Едва машины миновали кустарник, как с горы ударил пушечный выстрел. Да, у японцев были противотанковые средства. Дело принимало серьезный оборот. Хлобыстов ответил огнем трех танковых пушек, и машины головной походной заставы укрылись в подлеске.

Над горами спускалась душная летняя ночь. Иволгин лежал у гусеницы «Бесстрашного», поджидая разведчиков; и глядел на вершину Верблюжьей. Комары лезли в глаза, кусали руки, шею — от них невозможно было отбиться. Не помогал и табачный дым.

Вскоре пришли разведчики. Они и огорчили и обрадовали взводного. Оказалось, на пути к перевалу есть глубокая промоина, превращенная в противотанковый ров. Вдоль нее — доты. Но, к счастью, они имеют амбразуры лишь в западном направлении, их легко можно блокировать.

Собрали командиров взводов. Создали шесть штурмовых групп для блокировки. Автоматчики получили противотанковые гранаты, полный комплект патронов и, разделившись на две группы, начали обтекать Верблюжью гору, чтобы атаковать ее с тыла. С левого фланга пошел взвод Иволгина, с правого — взвод Драгунского. Час спустя группа Иволгина уже выходила к западному склону. Внизу ударили наши танковые пушки, дробью застучали автоматы — имитировалась ночная атака. Метрах в ста от Иволгина заклокотал ответным огнем дот, и штурмовая группа кинулась к нему. Взрыв противотанковой гранаты — и дот замер. Для верности в амбразуру полетело еще несколько гранат.

При свете луны Иволгин увидел обвалившуюся траншею, что вела к доту. Дымился заваленный блиндаж, рядом валялись разбитые ящики с патронами. Около них лежал, широко разбросав руки, убитый японец в кителе, на погонах его чуть поблескивала одна звездочка — офицер. Подле опрокинутых плетеных корзин из-под снарядов лежали трупы четырех солдат в окровавленных рубахах, в обмотках и легких тапочках.

Выше и ниже по склону прогремели гранатные взрывы. Иволгин понял — надо скорее связаться с другими штурмовыми группами, но он не предусмотрел этого заранее. Теперь оставалось одно — немедленно скатиться вниз. Он дал команду, пересчитали людей, двинулись, но тут же они напоролись на завесу заградительного огня. Пулемет бил с той стороны, куда ушел взвод Драгунского. Более часа автоматчики лежали, прижавшись к скале. Лежали, пока не пришел на выручку Драгунский.

Иволгин ощущал досаду и недовольство собой, хотя его группе удалось блокировать два дота и дзот. Но ведь он второпях не предусмотрел взаимодействия с соседями. Хорошо еще, что Драгунский блокировал огневую точку, которая преграждала отход.

В ночном бою Валерий был ранен и вернулся с перевязанной рукой.

— Имей в виду, из-за тебя, чертушка, ранение принял, — слабо улыбнулся он Иволгину, поправляя загрязнившийся бинт.

— Давай, давай громи, — угрюмо ответил тот.

IV

Военные действия на Востоке развивались с поразительной быстротой. Войска 1-го Дальневосточного фронта, действовавшие со стороны Приморья, после упорных боев штурмом овладели сильно укрепленными узлами сопротивления у Пограничной и Санчагоу и продвинулись за сутки на тридцать километров.

Неожиданностью второго дня войны были события на Забайкальском фронте. Обойдя мощные укрепления Халун-Аршана и Хайлара, подвижные части продвинулись за день на сто семьдесят километров и врезались в труднопроходимые дебри Большого Хингана.

Сто семьдесят километров за день!

На карте Державина их путь обозначен красными стремительными стрелами. Глядит на них генерал, и все мысли его направлены к одному: чтобы войска не остановились, чтобы красные стрелы продвигались дальше, достигли бы перевалов Большого Хингана раньше, чем дотянутся туда синие стрелы генерала Ямады.

Державин только что вернулся из 124-й стрелковой дивизии, находившейся во втором эшелоне — в резерве командующего армией. Сегодня на рассвете под прикрытием утреннего тумана она переправилась через Халхин-Гол и ударила по Халун-Аршанскому укрепленному району. Загрохотали тяжелые орудия у Хайдагая, пылью и дымом заволокло зеленые холмы Джари-Ура-Ула. Дым все выше поднимался в небо. Скрылось вынырнувшее из-за горы солнце, исчезли в дыму сопки. Удар был нанесен не на узком участке, а по всей полосе сорокакилометрового фронта, вдоль которой протянулись узлы сопротивления укрепленного района.

Едва начал стихать артиллерийский грохот, как заскрежетали «катюши». Огненные трассы пронизывали густую пелену дыма, нависшую над укреплениями. Поднялись в небо столбы вздыбленной земли, взлетали камни, бревна, куски бетона.

Державин видел в бинокль, как поднялась пехота, поддерживаемая орудиями прямой наводки. Бойцы бросали на остатки проволочных заграждений шинели, плащ-палатки, шаг за шагом продвигались вперед. Японцы начали отходить.

Командир дивизии был уверен, что японцы отходят потому, что не выдержали огня его артиллерии. Но он, Державин, хорошо угадывал истинную причину отхода: старая лиса Усироку Дзюн — командующий 3-м фронтом Квантунской армии — не мог удерживать свои насиженные халун-аршанские норы сотому, что над ними с севера навис наш 94-й корпус, а с юга хлынула танковая армия, продвинувшись за день в глубь гор на сто семьдесят километров!

Таким образом, необычный план операции — начать наступление без артиллерийской подготовки, а танковую армию и танковые бригады корпусов, которые обычно вводятся в прорыв, выдвинуть в первый эшелон — дал на главном направлении удивительный эффект: вдвое возросли предполагаемые первоначально темпы наступления! С одной стороны, это хорошо: войска быстро приближаются к перевалам. Но с другой стороны — беда: танкисты оторвались от баз снабжения, от своих тылов. Вот-вот наступление застопорится. Куда пойдешь без горючего?