Бета-тест - Алек Майкл Экзалтер

— Я тоже наслышан, мэм, о подвигах лейтенанта Лу Сид. Но ни подтвердить, ни опровергнуть мое предполагаемое участие в Большой игре, увы, я не в силах. Умоляю простить меня. Мы с Леком Бармицем старые друзья…

— Как я вас понимаю, сэр Хампер! Ведь я была тест-тактиком в команде "Армискут". Ах, не стоит говорить, как это было давно. Иначе вы меня, баронет, сочтете, выжившей из ума старухой, пристающей ко всем встречным и поперечным со своими сенильными мемуарами.

— Что вы, графиня! Никогда в жизни.

— Опять вы мне льстите, сэр Хампер. О, вот у меня уже старческий склероз развивается! Знаете, зачем я с вами затеяла наш приватный разговор в уединенном месте?

— Не имею ни малейшего представления, ваша светлость.

— Так вот! Передайте, пожалуйста, лично мои комплименты нашему дорогому маркизу Сальсе. Я буквально в восхищении от его новой статьи "Три века людских". Как это мило: медный, серебряный, золотой. Я полностью разделяю его золотые взгляды. И не смотрите на меня, как на старую калошу. Между прочим, сэр Хампер, если вы знаете, что такое калоша, просветите даму. А то все говорят, и никто понятия не имеет, что означают эти древние поговорки.

— Почту за честь, ваша светлость.

Полутора месяцами ранее. Метрополия Террания-Прима. Хампер-манор.

— Лейтенант, сэр, извините за нытье, но все же надо было воспользоваться парой авиглайдеров — силовая броня, опять же вооружение, спасибо, парни из ДВТ постарались. Нуль-маршрут с тремя пересадками в пешем порядке небезопасен. А вот отсюда по воздуху рукой подать в Лентлили-манор, если через пустоши барона Сти.

— Мак! Я же говорил — миледи дивизионный генерал не любит авиеток. Имей хоть какое-то уважение к старости. Все-таки золотой возраст. Если положиться на компетентное мнение полковника Сальсы-и-Гассет.

Новая статья профессора Тео Сальсы "Три века людских", где проводилось тонкое сравнение между тремя возрастами человека и развитием человеческой цивилизации в целом, наделала немало публичного шороху и вызвала прилив бодрости и гордости в Содружестве суперлативных миров у влиятельных ровесников автора и у тех, кто был немного моложе патриарха имперской палеографии.

С юношеским задором, ниспровергая замшелые авторитеты, стряхивая с себя прах веков, Тео Сальса настаивал, что доисторическая упадническая концепция о ретроградном движении человечества от золотого века через серебряный возраст к бронзово-медному концу была придумана стариками древности, сожалевшими о краткости человеческого, прежде всего собственного бытия. Доказывая свой тезис, профессор Сальса вспомнил об ужасных геронтологических немощах давно прошедших тысячелетий, о заизвесткованных склерозом сосудах головного мозга, ложной памяти, псевдореминисценциях, старческом слабоумии и половом бессилии, настигавших тогдашних пожилых людей, казалось бы, в самом расцвете творческих и физических сил — в 60–80 лет. На основании чего одряхлевшие ретрограды индивидуальный телесный регресс и переносили на все общество, называя новые высокотехнологичные развлечения, прогрессирующие культуру и нравы упадком или декадансом, согласно древней мудрости: с больной головы на здоровую. При этом наивно полагая или злонамеренно забывая, что во времена их юности еще не существовали многие технологические достижения, коими они приспособились пользоваться. Радио, телевидение, трансатлантические перелеты, компьютеры, космический туризм, эффективные лекарства — им казалось были всегда. Тогда как вещи, им представлявшиеся, несомненно, новыми: музыка из тех же семи нот, модная одежда из старых материалов, длина женских юбок, новые лица политиков и кумиров масс-медиа — ничего, кроме отвращения у брюзжащих стариков и старух не вызывали. Причем очень многие пожилые люди старше 40, 60, 90 лет (средняя продолжительность жизни все время возрастала, несмотря на старческий маразм) подобными ретроградами оставались на протяжении веков и тысячелетий изначальной Земли: будь то в Египте времен фараонов или при демократически избранных глобальных президентах Большой восьмерки. Более того, в древнем обществе существовала проблема отцов и детей — зияющая пропасть между старшим поколением и теми, кто шел ему на смену. Что совершенно немыслимо в наше время, обосновывал свои доводы об умственной несостоятельности былых престарелых ретроградов 254-летний профессор Сальса. Например, сам он считал собственное детство и юность звонкой медью, долгие зрелые годы — постепенно тускнеющим серебром, а старость — золотыми годами, когда не надо думать о суетной погоне за благами и финансами — презренного металла, пусть он ныне в форме виртуальных кредиток-империалов, хватает с избытком. Не то, что было в бедной юности. Тем не менее, груз прожитых лет, накопленных материальных и духовных благ, долгая память о прожитых двух с половиной веках давит на плечи, предлагая сбросить тяжкую ношу и уступить молодым место в Ойкумене.

Несмотря на возвышенный публицистический стиль и некоторую поэтичность, профессор Тео Сальса упомянул и об определенных истоках древнейшей философской концепции упадка человечества от золотого столетия к каменному веку. Если следовать логике рассуждений профессора, то многие широко известные теории регресса вызваны гуманистическим солипсизмом, когда заканчивающему земное бытие философствующему индивиду, видится и чудится, будто бы после него ничего и никого не будет, так как он, единственный и неповторимый, есть мера всех вещей во Вселенной. Или же упаднические настроения также были связаны с извечным гуманистическим страхом агностиков, что индивидуальная смерть вдруг не станет окончательной точкой маршрута, а бессмертие души или посмертное существование все же есть реальность, тогда как они бездарно и бездоказательно заявляли, дескать, такого в природе не существует. Следовательно, можно успокоить себя тем, что рано или поздно одичает и сойдет в могилу весь род людской, в том числе и ненавистные религиозные оппоненты, верящие во второе пришествие и наступление вечного царства Божия на Земле. Третья же группа чуть более человеколюбивых гуманистов, приверженцев регресса, возможно, опасалась за будущее человечества и призывала навсегда оставаться в текущем серебряном веке, если не получилось задержаться в мифическом золотом столетии.

Гуманистов всех времен и народов адепт-магистр палеографии Тео Сальса на дух не переносил, и ему больше импонировали исторические конфессиональные воззрения монотеистических религий, обетовавших вечную жизнь путем отделения гуманистических козлищ от верующих в единого Создателя агнцев и воздаяние каждому неверующему за грехи его, вольно или невольно совершенные за время земного бытия. Однако, настаивал Тео Сальса, благословенный надвременной прогресс суперлативных технологий не только отодвинул до конца тотальной тепловой смерти Вселенной стародавние религиозные представления о светлом будущем верящего человечества, но и вдребезги разнес вечно сиюминутные измышления гуманистов, камня на камне не оставив от ныне напрочь забытых многочисленных социальных гипотез выживших из ума ретроградов, в большинстве своем бесследно сгинувших во мраке тысячелетий и мегапарсеков где-то на изначальной Земле.

Тем бесславнее ему представлялась безвременная кончина противников прогресса, вечного движения от простого к сложному и от хорошего к лучшему, что они, будучи гуманистическими равно религиозными проповедниками, глупо отрицали или, быть может, высокомерно не верили в бесконечный потенциал человеческого разума, неустанно стремящегося по мере нравственного и технологического совершенствования приблизиться к истинному образу и подобию единого Создателя всего сущего в Ойкумене и во Вселенной, его всегда неисповедимым путям, непостижимым планам и предначертаниям.

Здесь маркиз Сальса не упустил возможности сделать глубокий реверанс в сторону последователей отцов-метадоксов и конфессионеров церкви Фиде-Нова, не только по соображениям имперской политкорректности. Сам он был истово верующим человеком и ревностным прихожанином столичного мультикафедрального собора Темпл Омнипотентат.

О религиозности учителя Даг Хампер постоянно помнил и был ему прочувственно благодарен за торжественную обедню, заказанную Сальсой в честь возвращения дорогого ученика в мир живых при большом стечении публики в самом Темпл Омнипотентат. Хотя к учительским трехмесячным молитвам с горячими просьбами ко Всемогущему не попустить, чтобы его бессмертная душа заблудилась где-нибудь в потемках между старой смертью и новой жизнью, Хампер отнесся довольно скептически, так как к верующим себя не причислял, или, скорее всего, он был безразличен к вопросам религии. Его гораздо больше привлекала теологическая приверженность Тео Сальсы к идее необходимости переселения бессмертной человеческой души в восстановленное и обновленное тело, как и других достойных подданных империи, кому были доступны жизненно необходимые благодеяния реституционных технологий.