Вольному — воля - Валерий Ефремов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, впервые вижу, — твердо заявил Игорь. — Но если они мне встретятся, я вам непременно позвоню.
— Ну что ж, спасибо, что пришли к нам. Надеемся на ваше содействие. — Куракин встал и пожал ему руку.
Мясник помялся.
— А это они, значит… Зяблика?..
— Окончательный ответ на этот вопрос даст суд, но, по нашим данным, именно они застрелили Ивана Кротова.
Кондаков целый день провел в лавке, которую обычно посещал лупоглазый. Он еще толком не знал, что будет делать, если его увидит, но уже положил в наплечную сумку топорик для разделки мясных туш.
И лупоглазый появился!
Он, как обычно, не торопясь, взял кило говяжьей вырезки и двинулся к выходу.
Мясник последовал за ним, держась на расстоянии метров в двадцать.
Шли они недолго. Уже через пять минут лупоглазый зашел в подъезд девятиэтажного дома и, минуя лифт, стал подниматься по лестнице. Остановился на третьем этаже. Здесь-то его и достал Мясник.
— Эй! — окликнул он лупоглазого, опять-таки еще не зная, что будет делать, но нащупывая рукоятку топорика.
Лупоглазый обернулся, но диалога не получилось. Длинный и острый самодельный зэковский нож вошел сзади и сбоку в печень Игоря Кондакова, и тот рухнул сначала на колени, а потом лицом на грязный пол.
Картуз выдернул нож, обтер его о куртку Мясника и пояснил корешу:
— Я в окошко углядел, как он тебя выслеживал.
— Кто он такой и чего теперь с ним делать? — забеспокоился Мыловар.
— Затащим в нашу квартиру, пусть там полежит — все равно нам скоро сваливать.
В квартире Кондакова обыскали и нашли у него удостоверение владельца мясной лавки мелкооптового рынка.
— Херня какая-то! — удивились братаны.
ГЕНЕРАЛ КРЮКОВ И ЛАЙМА
19 августа, суббота, вечер
— Дядя считает, — заявил боссам «третий человек», — что всему составу нашей группировки надо наговорить на диктофон следующую фразу: «Срочно попросите Антона».
— Какого хера? — тут же возмутился Зямба.
— Именно этими словами вызвали Антона от Лаймы. Когда все записи будут сделаны, спецы точно определят «крота» в нашей организации, — пояснил Иван.
— Каким же образом? — не унимался Зямба.
— Через Лайму.
— Так она и скажет! — усмехнулся кавказец.
— Генерал прогонит ее через детектор лжи, никуда она не денется.
— А менты, выходит, всех нас узнают поименно, — зло бросил Зямба.
— Зачем? Записи будут анонимными. Просто генерал передаст нам ту из кассет, голос на которой соответствует по тембру и интонации телефонному звонку. А у нас останутся дубликаты всех этих кассет, но уже с именами.
— Так менты узнают численность нашей группировки, — продолжал возражать упрямый кавказец.
— Они и так ее знают, — вмешался в спор Келарь. — Посланник дело говорит. Сегодня же начинаем запись. Причем с себя. Давай диктофон, Иван.
Разговор этот происходил в пятницу днем, а потом в течение полутора суток в сколковском офисе шла невиданная акция, над которой посмеивались все члены организации, но никто не осмеливался возражать. Наконец кассеты были переданы генералу Крюкову.
Он договорился о встрече с Лаймой. Перед визитом зачем-то сходил в салон красоты, купил коньяк, торт и цветы.
Лайма тоже встретила его во всем блеске. Бюст не открыла, но подчеркнула модным бюстгальтером, зато совершенно обнаженной оставила спину, стройные бедра облегала короткая юбка.
— Ну что, начнем допрос, — улыбнулся генерал и решился на легкий поцелуй, в ответ на который Лайма сумела прижаться к Андрею Крюкову едва ли не всем телом.
— О, какие чудесные розы! — воскликнула она и выигрышно поставила вазу с цветами на сервант, возле стола, за которым они расположились. Рядом с бутылкой коньяка очутился принесенный Лаймой из кухни виноград. — Торт, если не возражаете, оставим на десерт. Может быть, сначала по рюмочке, для лучшего восприятия текста, — в меру кокетливо предложила хозяйка.
Гость не возражал.
Лайма предложила по второй, но генерал проявил железную стойкость: работа есть работа.
Началось прокручивание записей. Андрей ловил себя на том, что практически в упор, до неприличия, смотрит на Лайму. Он просто не мог оторвать от нее взгляд, настолько изящны были ее движения, настолько совершенна фигура. И то и дело голову посещала шальная мысль: а не бросить ли к черту свое генеральство и не поселиться ли где-нибудь в тихом уголке Европы, наслаждаясь тишиной, свободой и Лаймой. Бабок-то он нахватал достаточно.
Но надо было прослушивать записи.
Никакого детектора лжи генералу не требовалось: он легко чувствовал по интонации, правду говорит «испытуемая» или нет.
— Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Всё — голос дрогнул: это тот человек, который ей звонил! Но генерал продолжал эксперимент.
И далее вновь последовало:
— Нет. Нет. Нет. Нет.
Итак, все записи прослушаны.
— Ну что ж, нет так нет, — пожал плечами генерал. — Давайте лучше выпьем.
— Выпьем и потанцуем, — весело сказала Лайма.
Заиграла медленная музыка, требующая тесного контакта тел танцующих.
Они не отводили друг от друга глаза, и вдруг она спросила:
— Вы ведь догадались? Да?
Он молча опустил глаза.
— Вы ведь не выдадите Антона?
— Нет.
То были последние слова перед тем, как их тела сомкнулись настолько тесно, насколько это вообще возможно…
ДЕТЕКТИВ ДВИНСКИЙ
20 августа, воскресенье, утро
…Генерал Несмачный, глава частного агентства «Аргус», не подозревал, что другой генерал, взяв деньги, отказался от сотрудничества с Келарем, вновь вызвал детектива Двинского и передал ему досье на все того же Антона. Коротко приказал:
— Разыскать.
Двинский помрачнел.
— Сейчас уже так просто не выйдет: парень теперь не то что залег на дно, а просто зарылся в ил.
Генерал чуть привстал и похлопал детектива по плечу:
— Ладно, ладно. Я знаю, ты можешь.
— Так-то оно так. Но теперь мне обязательно нужно поговорить с Карловым. Необходима дополнительная информация.
— Сделаем. — И генерал тут же набрал номер Сколковского босса. — Можешь отправляться туда, — сказал он через минуту-другую. — Причем немедленно.
— Есть, товарищ генерал.
Полковник завел свою «девятку» и вскоре подъезжал к воротам Сколковской резиденции. Минут через пять он уже беседовал с Келарем.
— Чем занимался ваш Антон, я не спрашиваю — ясно и без того.
— У каждой организации бывают не приятные делишки, которые приходится кому-то решать. У нас этим Антон и занимался.
— А он числился в вашей организации?
— Нет, работал по контракту.
— А кто с ним контактировал непосредственно?
Келарь понял, что надо раскрывать практически все карты, кроме уж очень больших козырей.
— Лухарь. Петр Федорович Лушенко. Он — единственный контактер Антона.
— Мне нужны все его данные.
— Пожалуйста. — Келарь достал из ящика стола папку. — Вот адрес, вот телефоны, возраст, если нужно. Вот фотография.
— Что ж, пока достаточно, Евгений Борисович.
И Двинский поехал к дому Лухаря. Но он действительно обладал прекрасным нюхом прирожденного сыщика и не пошел сразу на квартиру к Петру. Детектив считал, что на руках у него не слишком много козырей — диспетчер вряд ли расколется.
«Где же он мог встречаться с киллером? — рассуждал полковник. — Ну, будь я диспетчером, неужели гонял бы машину в темный лес? Зачем? К чему эти шпионские дела? Встретился бы я с исполнителем в какой-нибудь забегаловке поближе к своему дому. И никаких проблем».
Он принялся осматривать ближайшие кварталы вокруг дома диспетчера и через полчаса наткнулся на некое заведение без названия.
«Почему не попробовать?» — подумал детектив.
Сначала он сунулся к барменше, но у той был какой-то совершенно потусторонний вид, будто не от мира сего, и полковник решил поискать объект попроще и пообщительнее.
Наконец ему на глаза попалась разговорчивая толстуха, вроде бы администратор, и он решил — это то, что надо.
Двинский взял женщину под локоток и сразу сунул ей под нос удостоверение полковника МУРа.
На толстуху эта ксива произвела впечатление — сверх всякого ожидания.
— Ой! Вы знаете, мой муж тоже в милиции работает. Капитан. Да. А вы преступников ловите небось, и правильно делаете — спасу от них никакого не стало!
— Гм. Я несколько по другому делу. Алиментщиков развелось — страсть божия. Сироты с голоду мрут.
Толстуха в горести всплеснула руками:
— Я всегда знала, что от всех этих мужиков добра не жди!
Двинский полез в карман.
— Посмотрите. Вот этих двоих вы не знаете?
— Ну как же! Петр и Антон. И они, значит, собственных детей голодом морят!