Как Ельцин стал президентом. Записки первого помощника - Лев Суханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще когда мы ездили в Милан на презентацию «Исповеди на заданную тему», стало известно, что Ельцину присуждена премия «Капри» — за лучшую книгу года. Мы были в Италии в марте, а на июль итальянцы назначили вручение премии, и мы с Борисом Николаевичем стали к этому событию готовиться. Более того, он уже получил от премьер-министра Италии Андреотти приглашение посетить его страну. Приглашение пришло также и из канцелярии Ватикана. К этому времени Ельцин стал Председателем Верховного Совета России, и потому поездка в Италию должна была носить официальный характер.
И вот, когда уже была сформирована делегация, оповещена итальянская сторона, куплены билеты до Рима, Борис Николаевич вдруг попадает в аварию. В самую настоящую, серьезную аварию и, что называется, на ровном месте…
Светофора на том перекрестке не было, и движение регулировал сотрудник ГАИ. Увидев правительственную машину, он поднял руку с жезлом, давая остальным водителям понять, что движение с обеих сторон прекращается. Машины, идущие из центра, остановились, и тот транспорт, что направлялся с моста, тоже затормозил. Получилось так: когда передние машины, закрыв обзор сзади идущим, остановились, полоса у тротуара практически осталась свободной. И когда «Волга» Б.Н. Ельцина (оснащенная, кстати, фордовским двигателем) начала пересекать улицу Горького, то со стороны моста, на большой скорости, выскочили «Жигули» и… точно торпеда, врезались в переднюю дверь «Волги». Именно в переднюю и именно с той стороны, где сидел Борис Николаевич. Очевидно, он сам нарушил «технику безопасности», ибо по «протоколу» должен был находиться на заднем сиденье, где в тот момент находился Саша Коржаков. Борис Николаевич ударился головой о кузов, а вмятой вовнутрь дверью ему ушибло ногу и бедро. Водитель «Волги» растерялся и потерял управление, в результате чего машина свернула с дороги и на скорости врезалась в забор, которым был обнесен реконструируемый дом. Если бы не этот забор, смягчивший силу удара, «Волга» с Ельциным втемяшилась бы в дом и… Одному Богу известно, что тогда было бы. Ко всему прочему водитель в этой сумятице нечаянно ударил Бориса Николаевича локтем в грудь, в результате чего образовалась большая гематома. Удар «Жигулей» был настолько мощный, что Коржакову пришлось, что называется, с мясом выдирать переднюю дверцу — ее намертво заклинило. («Волгу», как не поддающуюся ремонту, позже списали на металлолом.) Бориса Николаевича пересадили в другую машину и отвезли домой, а затем отправили в больницу. У него было легкое сотрясение головного мозга, травма ноги, бедра. После этого случая новую машину Ельцина водил его телохранитель, мастер спорта по автоспорту Юрий Иванович Одинец.
Эта авария снова подняла волну самых противоречивых домыслов. Из десяти москвичей — девять верили, что произошло настоящее покушение. Даже через полтора года многие люди всерьез думали, что КГБ таким образом хотел расправиться с неугодным лидером демократов. Но я не верю в эту версию. Слишком уж ювелирным должен был быть расчет, чтобы на оживленном перекрестке, где сотни машин, можно было с секундной точностью подкараулить машину Ельцина. Водитель «Жигулей», пенсионер, ехал домой с дочкой, которая, кстати, находилась на переднем сиденье. Он и сам разбил свою машину вдрызг. Было возбуждено уголовное дело, но, по просьбе Бориса Николаевича, его прекратили.
Однако поездка в Италию сорвалась, и, кто знает, может, в этом тоже была какая-то предопределенность..
Был еще один неприятный случай, связанный с машиной. Я уже говорил, что какое-то время Борис Николаевич ездил на работу на личном «Москвиче». Правда, управлял им тогда его бывший водитель Валентин Николаевич (или Саша Коржаков — точно не помню). Как раз в Кремлевском дворце проходил съезд народных депутатов России. Главный редактор «Московских новостей» Егор Яковлев договорился с Ельциным об интервью. И в перерыве заседаний съезда беседа у них состоялась. Но для газетной иллюстрации нужна была фотография Ельцина, и фотокор, зная, что у Бориса Николаевича есть своя машина, попросил его немного попозировать. Ельцин согласился сесть за руль и дать возможность фотографу отснять… исторический момент».
Когда заседание закончилось, мы втроем (Борис Николаевич, Саша Коржаков и я) пошли к главному входу, к вывескам «Верховный Совет СССР» и «Верховный Совет РСФСР».
Машину подогнали к выходу, и Борис Николаевич, мило улыбнувшись, подошел к «Москвичу», открыл дверцу и уселся за руль. Фотокор, едва успев сделать пару кадров, увидел, что машина трогается с места. Поняли это и мы с Сашей и уже на ходу начали в нее забираться. И тут началась гонка — не знаю уж по какой формуле… Взяв с места в «галоп», Ельцин ринулся на выезд из Кремля и оказался на оживленной улице Москвы. Я-то знал, что навыков вождения у него почти никаких. Когда-то, правда, немного водил грузовой автомобиль, но никогда не управлял легковой машиной.
В общем выскочили за пределы Кремля и понеслись по улицам столицы. Коржаков впереди, я — на заднем сиденье. Честное слово, никогда еще я не испытывал такого страха, какой испытал тогда в машине моего шефа. А ведь ему предстояло вписаться в плотный поток машин, который шел с моста и направлялся на Манежную площадь и дальше — мимо выставочного зала. Все наши уговоры остановиться — были проигнорированы. Бросив озорной взгляд в нашу сторону, он сказал: «Кому страшно, прошу выйти». В тот момент мы с Сашей были заложниками непредсказуемости Ельцина. С великой нервотрепкой мы наконец доехали до его дома. От волнения мы так взмокли, что хоть выжимай рубашки. Увидев наш жалкий вид, Борис Николаевич бросил: «Ничего, перебьетесь!» А ведь испугались-то мы не только за себя: кто бы нас, олухов царя небесного, простил, если бы случилась авария? И, не дай Бог, с трагическим исходом…
Я уже говорил, что Ельцин любит иногда побрав про в ать. А для настоящего мужчины это всегда связано с определенным риском. Вообще, слово «бравировать», скорее всего, не объясняет многие его поступки. Да, в нем живет сильная жажда самореализации, отсюда, наверное, и его не всегда (на первый взгляд) адекватные поступки. Это свойственно натурам незаурядным, что часто путают с сумасбродством, шалостью.
В мае 1991 года мы ездили с ним в Новокузнецк, как раз после первого подписания Заявле-ния-91 в Ново-Огареве. Однако шахтеры не приняли альянса Ельцина с Горбачевым, и кое-что из заявления требовало, по их мнению, особого разъяснения. В этом документе был такой пункт, в котором говорилось, что вводится особое положение на предприятиях, относящихся к оборонному комплексу, и на тех предприятиях, от которых, в свою очередь, зависит нормальная работа первых.
Шахтеры этот пункт не поняли и прислали Ельцину телеграмму с требованием приехать в Новокузнецк и объясниться. Вот мы с Борисом Николаевичем и летали по области, были на многочисленных встречах, ездили по шахтерским поселкам — словом, вплотную знакомились с жизнью шахтеров. Ельцин, несмотря на свои «габариты», спускался в шахтерских клетках на полтора километра под землю и там ходил по каменным «норам», в которых работали забойщики.
В итоге он подготовил свое распоряжение, смысл которого сводился к следующему: шахты Кузбасса переходят под юрисдикцию России. В документе также говорилось о создании льготных условий для производства работ и жизнеобеспечения Кемеровской области.
Когда деловая часть поездки закончилась, Борис Николаевич выступил на первомайском митинге и был неплохо встречен шахтерами. После окончания импровизированных торжеств нас повезли на природу, на берег реки Томь. Однако место выбрали не самое лучшее — мало деревьев, берег обезображен бетоном. Река очень бурная и температура воды в ней не превышала пяти градусов. Я уже знал привычку Ельцина купаться в любом водоеме, невзирая на температуру, поэтому было предложение увезти его куда-нибудь в другое место, но — не получилось. Одно дело, после русской бани несколько минут поплавать в холодной водичке или поваляться в снежке. А тут ни бани, ни тихой заводи — семь ветров и взбесившаяся вода. Его все отговаривали лезть в нее, но он был непреклонен: «Что, испугались?»
Среди свиты находился председатель Кемеровского облсовета Тулеев и предложение Б.Н. Ельцина встретил угрюмым молчанием. Как бы между прочим, Борис Николаевич разделся и, долго не примериваясь, нырнул в ржавого цвета Томь. Кто-то из окружения пошутил: «Интересно, а нырнул бы сейчас Михаил Сергеевич?»
Но шутки шутками, я смотрю, Ельцин уже плывет на середину реки, борясь с течением. Никто не знает, чем все это кончится. Начинает быстро раздеваться его телохранитель Юрий Иванович Одинец и, тоже не раздумывая, прыгает в воду. Догнал Ельцина и поплыл рядом с ним. Проплыв метров 100 и не без помощи Юрия Ивановича, Ельцин взобрался на довольно крутой берег. Выражение лиц у всех было растерянное. И особенно траурная мина — у Тулеева. Этот степенный человек, видимо, в душе осуждал поступок Бориса Николаевича.
