Сожженные Леса - Густав Эмар

— Я его знаю, — сказал Валентин, нахмурив брови.

— Тем лучше, значит, не стоит больше и говорить о нем.

— Это будет лишнее.

— Чтобы легче исполнить задуманное дело, этот бездельник условился с другим злодеем такого же толка как и он сам, по названию Линго; настоящего его имени не знают и предполагают, что он француз.

— Я и этого знаю, — возразил Валентин глухим голосом.

— Все было подготовлено, чтобы по окончании проклятого дела пуститься немедленно в путь. Так оно и было; но выслушайте, сударь, вот еще что: в продолжение десяти дней дон Мигуэль провожал лично гнусный караван, но по истечении этого срока он внезапно возвратился назад, и уверяют, что он и до сих пор в Луизиане. Сеньор дон Мигуэль Тадео де Кастель-Леон человек тонкого ума, чрезвычайно способный и сверх того одаренный необыкновенным искусством изменять по желанию черты своего лица и делаться неузнаваемым. Вот, сударь, что я узнал в эти три дня. Находите ли вы, что время не потеряно?

— Конечно нет, вы сделали более, чем я мог предвидеть. Я никак не рассчитывал на такой утешительный результат, но вы ничего мне не говорите о моем друге, доне Грегорио Перальта, ни об обстоятельствах, при которых вы с ним встретились?

— Что до этого, государь мой, это было дело случая. Спросите сеньора дона Грегорио; он лучше меня вам объяснит это. Я нахожу только, что тут есть нечто подозрительное, и признаюсь, это меня положительно тревожит, как все, чего я не понимаю.

— Это и со мною происходит, — сказал дон Грегорио.

— Объяснитесь, друг мой; то, что вам может казаться непонятным, растолкуется простым образом, если мы все четверо примемся логически разбирать это дело.

— С готовностью передам вам все. Я дня два как возвратился в Батон-Руж из дальнего путешествия на индейские границы. В продолжение моей поездки я вполне убедился, что дети нашего несчастного друга находятся в Соноре, брошенные разбойниками где-то на расстоянии двадцати миль около Уреса. Приняв намерение ехать в этот город, я вернулся в Батон-Руж с тем, чтобы приготовить все необходимое для такого дальнего путешествия. Утром вчера я оканчивал свой завтрак, как пришел незнакомый человек и просил о нем доложить по поводу важного дела. Назвался он доном Антонио Пейрасом.

Хозяин гостиницы приказал этого человека отвести в мою комнату.

— Милостивый государь, — сказал он мне на чистом испанском языке, — я ваш соотечественник, частный секретарь консула Чили в Новом Орлеане. Консул, узнав, что вы возвратились в Батон-Руж, прислал меня к вам сказать, что две личности — один француз, лесной бегун, другой индейский вождь Арокан — прибыли несколько дней назад в Новый Орлеан и что эти люди, по имени Валентин Гиллуа и Курумилла, осведомлялись о вас у консула. Не зная причин, которые заставляли этих людей разыскивать вас, консул приказал мне предупредить вас, чтобы вы могли принять необходимые меры.

Все было сказано с непринужденностью и равнодушием человека, исполняющего поручение совершенно для него незанимательное.

Между тем я внимательно рассматривал незнакомца.

Взгляд его был откровенен, осанка благородна.

Я поверил его словам и отпустил его, сделав вид, что не придаю никакого значения словам его.

Из предосторожности я приказал за ним издалека следить, но через десять минут он уехал на пароходе в Новый Орлеан.

Спустя два часа я последовал за ним.

Приехав, я немедленно отправился к консулу, хорошо мне знакомому, чтобы поблагодарить его.

Он изумился, выслушав меня. Сказал, что не имеет секретаря и что хотя хорошо знает о вашем прибытии в Новый Орлеан, но не мог о том меня уведомить по той причине, что не имел понятия, где я нахожусь.

Кто же этот человек? Кто прислал его? Зачем он приходил? Вот три вопроса, которые я задавал и задаю себе, но не могу разрешить.

Ошибка немыслима. Тут есть предательство.

Один дон Мигуэль мог к этому прибегнуть.

Я терялся в догадках и не знал, на чем остановиться, как вдруг случай привел к консулу мистера Джона Естора.

Этот достойный джентльмен, которому я поверил мои недоразумения, предложил мне свои услуги, предупредив меня об отношениях, существующих между вами… и я, не колеблясь, принял их.

Я хотел сию минуту отправиться к вам, но мой новый приятель растолковал мне, что, поступая таким образом, я привлеку внимание тех, кто присматривает за мною и втайне следит.

Вот почему, друг мой, я дождался вечера и забрался к вам как вор, вместо того чтобы войти с парадного крыльца.

Теперь скажите мне откровенно, что вы думаете?

Валентин хотел отвечать, но Курумилла встал и положил ему руку на плечо.

— Отчего бледнолицые не вооружены? — сказал он, — ночь темна, враги стерегут, может, нападут. Надо иметь оружие. Курумилле нечего здесь делать; он пойдет сторожить на воздух; слушать ночные звуки.

Индеец важно раскланялся с присутствующими и вышел.

— Вождь прав, господа, — сказал Валентин, — он осторожный воин и хорошо знает человека, о котором идет речь. Он убежден, что в данную минуту сеньор Мигуэль не задумается употребить всякое средство, чтобы избавиться от нас. Без бдительности индейского вождя вы бы прокрались в эту комнату, не возбудив подозрение моих людей. Что вы предприняли с полезною целью, другие покусятся с преступною мыслью и могут успеть, потому-то нам следует предпринять меры, чтобы на нас не напали врасплох.

— Чистая истина, — отвечал с живостью Джон Естор, — страсти так велики, правительство так слабо, а полиция, если она еще существует, так плохо организована, что можно всего ожидать; это будет не первое посягательство на общественное спокойствие; уже не одно в продолжение месяца встревожило город, и теперь граждане вынуждены сами себя защищать, если не хотят быть зарезанными в собственных домах. Я постоянно ношу при себе два шестиствольных револьвера, которые мне никогда не изменяли.

— Я тоже, — сказал дон Грегорио.

— Ваши кольтовские револьверы гроша не стоят; вот эти, системы Галанда, возьмите; вы убедитесь в их превосходстве, но этого мало.

Передав револьверы своим собеседникам, охотник отцепил от полного воинского доспеха три бычачьих языка, взял себе один и, предлагая товарищам остальные, сказал:

— Верьте мне, заткните за ваши пояса эти арканзасские зубные щетки. Прибавим еще эти винтовые ружья великолепной системы, и мы в состоянии будем успешно защищаться даже против десяти человек, тем более что мы не одни здесь, у меня четверо слуг, сильные, решительные, на преданность которых я могу рассчитывать, и Курумилла, который ничего не упустит из вида и который уже позаботился их вооружить.