Малолетки - Джон Харви

— Я вас ненадолго оставлю. — Врач тихо прикрыл дверь.

В комнате было три стула, низкий круглый столик, на котором стояли цветы, на стенах картины. Резник подвинул один из стульев к Диане и сел.

— Я из полиции, — он ободряюще улыбнулся, — инспектор-детектив Чарли Резник.

Диана снова взглянула на него и нервно улыбнулась.

— Мы беспокоились о вас.

Она раскрыла ладонь, в которой оказалась смятая бумажная салфетка, и промокнула ею уголки рта. Она была одета в светло-зеленое платье, застегнутое до самого верха, и коричневый жакет, вязанный в резинку.

— Беспокоились? Я не понимаю.

— Вы не вернулись домой.

— Домой?

— Когда вы не вернулись после уик-энда, забеспокоились соседи. Они поговорили с местным полицейским. Все опасались, не попали ли вы в какую-либо аварию или что-то с вами случилось.

— Джеки…

— Извините?

— Жаклин…

— Ваша приятельница?

— Вы знаете Жаклин? — Диана вновь прижала салфетку ко рту.

— Я же сказал, мы беспокоились, поэтому связались с ней на случай, если она что-то знает о том, где вы.

— Я не приехала к ней.

— Да.

— В прошлый уик-энд.

— Да.

— Она разозлилась на меня? — Теперь обе руки Дианы стали дрожать, и она спрятала их.

— Нет, совсем нет. Она тоже беспокоится.

— Вы скажете ей, где я?

Резник кивнул.

— Я не хочу, чтобы она волновалась из-за меня.

— Конечно.

— Не Джеки.

— Да, да.

— Ей будет неприятно, что так случилось.

— Что вы имеете в виду, миссис Виллс?

— Диана, пожалуйста.

— Диана.

— Что вы спросили?

— Вы сказали, что вашей приятельнице будет неприятно.

— Конечно, будет. Любому было бы неприятно.

— Можете объяснить мне почему, Диана? — Резник заставил себя отвлечься от все сильнее дрожавших рук и смотреть ей в лицо.

— Конечно же, от того, что я сделала. — Она выпрямилась и удивленно широко раскрыла глаза.

— Что вы сделали и ному?

— Эмили. — Она произнесла это почти беззвучно, имя дочери едва слетело с ее губ.

Резник почувствовал, как вспотели его ладони, и весь напрягся. «У нее была возможность выйти отсюда».

— Что с ней, Диана?

— Я не хотела делать это. — Она прижала салфетку к губам. — Не хотела.

— Я знаю, что не хотели. — Он говорил почти так же тихо, боясь спугнуть ее.

— Я знала, что это нехорошо.

— Да.

— Вот почему я и приехала сюда.

— Да.

— Я не могла решить, как быть… и я думала, я понимаю… знаете, я ходила туда, все чаще и чаще, конечно, это неправильно, но я не могла… не могла удержаться. Мне нужно было быть рядом с ней, с Эмили, все время. Он не должен был отнимать ее у меня, он никогда… я ее мать.

Ее руки, дрожавшие все сильнее и сильнее, метнулись вперед, сжали с силой кисти рук Резника и затихли.

— У меня был целый план — мы с Эмили должны были уехать на поезде к Жаклин. Я только не могла решить когда. Жаклин хотела, чтобы я приехала и жила с ней. Она повторяла это не один раз. Но ведь она не могла хотеть, чтобы я приехала одна, без моей маленькой доченьки. Она не могла, не правда ли? А она все звала и звала. «Так будет лучше», — говорила она. Так было бы лучше, да, Чарли? Гораздо лучше. Если бы мы жили втроем.

— Да, — кивнул Резник, и Диана освободила его руки, — да, может, и так.

— Но в душе я знала, что этого делать нельзя. И никак не могла остановить себя. Вот почему я снова пришла сюда, в эту больницу. Чтобы не увезти Эмили. — Она вновь промокнула рот и улыбнулась. — Здесь хорошо. Спокойно. Они понимают меня и делают все, чтобы мне было лучше.

На мгновение Резник закрыл лицо ладонями.

— Что с вами? — услышал он удивленное восклицание Дианы, — что-то случилось?

Почти тут же открылась дверь, и в комнату вошел врач. В коридоре он протянул Диане руку и, как только она коснулась ее, шагнул к ней и, заключив в объятия, крепко-крепко прижал к груди.

Дождь и темное нависшее небо делали корпуса больницы еще более мрачными, чем на самом деле. Резник включил двигатель и замер. Мотор работал вхолостую. Он думал о длинной ночи, которая постепенно перейдет в длинное тусклое утро. Он будет пить кофе и слушать музыку. Один. Почему он отказал всем мольбам о помощи Элен и так охотно пожалел эту незнакомую женщину? Не помог той, которую знал, и обнял, чтобы почувствовать на своей груди слезы женщины, которую увидел впервые?

32

Звонок Нейлора врезался во вступление к «Без сожаления», в редкие аккорды гитары Дина Макдоноха. От неожиданности Резник не то свалился, не то съехал с дивана и пересек комнату, чертыхаясь в адрес нежданных телефонных звонков. Но не закончился еще первый куплет, как он начал задавать вопросы, зажав трубку между подбородком и плечом и пытаясь в то же время застегнуть пуговицы на рубашке и затянуть галстук. Возбужденный голос Нейлора накладывался на мелодию кларнета Арти Шоу. «У вас есть адрес?.. Хорошо. Кто там с вами?.. Скажите ей, чтобы она подобрала меня». — Резник положил трубку и опустился на колено, разыскивая под диваном второй ботинок. Последние звуки голоса Билли Холидей, отличные финты ударника, заключительные аккорды оркестра — две минуты и тридцать секунд. Резник проглотил холодный кофе и направился к двери.

— Стивен Шепперд, сэр. Пятьдесят два года. Его жена, Джоан, подменяет учительницу в школе, где учится Эмили Моррисон. Кевин разговаривал с ней сегодня днем и увидел там Стивена. Они живут рядом с Дерби-роуд, с правой стороны, если подниматься по холму.

— Поблизости от многоквартирных домов?

— Через три улицы.

Резник хорошо их помнил: здания постройки тридцатых годов, с поблекшими от дождей декоративными украшениями, живыми изгородями перед домами и маленькими аккуратными двориками позади. Чтобы автомобили здесь не очень гоняли, поперек улицы уложены бетонные валики.

В полицейском участке на Каннинг-серкус еще светились некоторые окна. В пяти ближайших трактирах завсегдатаи подтягивались к стойке бара, чтобы успеть пропустить еще по одной до того, как придется закругляться. В сторону университета шла небольшая группа студентов.

Линн Келлог сбросила скорость и, включив левый сигнал поворота, свернула на дорожку к дому Шеппердов.

Фасад дома был обращен на запад, на склон холма. Отсюда открывался вид на «Квинз Медикал Сентр» и университет за ним. Совсем близко начинался квартал высоких домов, где жила Глория Саммерс.

Машина Нейлора была припаркована примерно на пятьдесят метров дальше по другую сторону улицы. Сейчас он шел им навстречу, не спуская глаз с дома Шеппердов.

— Повтори, — обратился к нему Резник, — насколько ты уверен?

— Ну, это все же была не фотография.

— Ты что? Уже передумал?

— Никоим образом. — Он быстро покачал головой. — Просто вы знаете — рисунок это рисунок. Но сходство есть определенно.

— И ты заметил это сходство.

— Да, сэр.

— По крайней мере, честно.

Нижняя треть дома была выложена желтым кирпичом, остальная часть была покрыта мелкой галькой и явно нуждалась в ремонте. За исключением широкого окна наверху, рамы были разделены на небольшие квадраты. Окна аккуратно завешены полосатыми занавесками. Из-под колпака лампы над входом лился ровный свет.

— Думаю, нет смысла вваливаться целой толпой, — взглянул на Линн Резник.

Келлог отступила в сторону, и двое мужчин направились к двери.

— Быстрее, — крикнула Джоан, услышав шаги мужа, — уже началось.

Она думает, он не знает. Но какой смысл торопиться, если это может закончиться тем, что он все уронит и они останутся без ужина. К тому же неизвестно, о чем будет сегодняшняя передача. Может, о том, что еще совсем недавно называлось Восточным блоком. Это было совсем недавно. Стивен отлично помнил, как они с женой радовались процессу демократизации, свободным выборам. Сам Стивен голосовал уже более тридцати лет и не замечал, чтобы это существенно улучшило его жизнь.

— Стивен!

— Иду!

Ему даже нравилось, когда она покрикивала на него, словно на одного из своих учеников. Хотя, если разобраться, с ними она была гораздо терпеливее.

— Сти…

— Я здесь.

Диктора на экране телевизора сменили танки.

— Я думала, ты никогда не придешь. — Джоан смотрела, как он ставит поднос на подготовленное ею место на столе.

— О чем рассказывают сегодня? — спросил он. — Хорватия или Чехословакия?

— Белфаст.

Стивен повернулся к экрану.

— Что это ты пожалел абрикосового джема?

— Я задержался, выскребая остатки из банки. — Он взял свою тарелку и поставил ее на подлокотник кресла, в которое усаживался.

— Не делай так больше.

— Что?

— В один прекрасный день содержимое тарелки разлетится по всему ковру.